Роль холерного вибриона и условия заражения холерой, в конце концов, были выяснены. Мечников и его школа оказали неоценимую услугу человечеству. Серия исследований Мечникова пролила свет на процесс заражения холерой, который оказался значительно сложнее, чем предполагал Кох.

Мечников поставил себе задачей найти метод экспериментального заражения холерой животных, не заболевающих в естественных условиях.

В результате настойчивых исследований и многочисленных опытов Мечникову впервые удалось вызвать настоящую холеру у кроликов-сосунков. Открылась широкая перспектива проведения опытов с прививкой холеры не людям, а животным.

Наука указала правильный путь борьбы с холерой. Холерный вибрион — единственный источник распространения заразы. Уничтожайте холерную запятую, дезинфицируйте все, что имело соприкосновение с больным, и эпидемия холеры пойдет на убыль. Фантастические миазмы, испарения почвы существуют лишь в воображении Петтенкофера. Вибрион — убийца, он разоблачен, и путь борьбы с холерой открыт.

«От холеры, — заявил Мечников, — легче уберечься, чем от насморка. Строгое соблюдение правил об употреблении только кипяченой воды и всех кушаний в прокипяченном и подогретом виде гарантирует от заболевания холерой. Перед силой науки не устоят ни холера, ни другие болезни. Не слишком смело предположение, что холера скоро будет сдана в архив».

Работы по исследованию холеры продолжались, но неожиданно над детищем Ильи Ильича — фагоцитарной теорией — нависла новая угроза. Немецкий ученый Пфейфер обнаружил разрушение микробов холеры в брюшной полости морских свинок при отсутствии фагоцитов. Пфейфер громогласно заявил: если морской свинке впрыснуть разводку холерных запятых, то через несколько минут они погибнут и превратятся в мертвые зернышки; все это происходит в брюшной полости животного без участия фагоцитов.

Мечников был крайне взволнован этим сообщением. Подвергнув, как всегда, тщательной проверке опыты Пфейфера, он, к великому огорчению, убедился в его правоте. Между тем в самом непродолжительном времени должен был состояться международный съезд гигиенистов в Будапеште, на котором Илье Ильичу предстояло защищать фагоцитарную теорию.

Оставались считанные дни до открытия съезда, а намеченные опыты еще не были завершены.

Благодарность критику!

Огромный зал съезда. В первых рядах разместились ученые, не признающие работ Мечникова. Они ждут момента окончательного разгрома их беспокойного противника. Произнесены речи сторонников гуморальной теории; председатель съезда с еле заметной ноткой иронического сочувствия назвал имя следующего докладчика — Мечникова.

Илья Ильич поднялся на кафедру. Его друзья были полны тревоги. Что скажет Мечников после того, как он сам признал опыты Пфейфера правильными?

Окинув взглядом аудиторию, Илья Ильич начал свой доклад:

— Опытами последних перед съездом дней доказано, что холерные вибрионы разрушаются не жидкостью брюшной полости.

— А чем же? — хором закричали делегаты Германии, поддержанные почти всем съездом.

Поднялся шум. Кое-кто смеялся. Илья Ильич спокойно выждал, когда стало тихо, и продолжал свою речь.

— В тот момент, — говорил Мечников, — когда шприц вонзается в живот свинки, происходит то, о чем никто раньше не мог догадаться: у испуганного животного происходит нервный шок[26], который разрушает фагоцитов, и все переваривающие соки их высвобождаются в брюшную полость. Эти соки разрушенных фагоцитов — цитазы[27] (по другим авторам — алексины) — делают то, что не смогли сделать фагоциты. Вот почему Пфейфер и не нашел фагоцитов. Попробуйте избежать шока, и вы убедитесь, что не цитазы, а фагоциты, как всегда, будут разрушать холерных вибрионов. В первом случае с микробами справляются соки фагоцитов — цитазы, во втором — неразрушенные фагоциты. Великая благодарность господину Пфейферу за открытие новых сторон фагоцитарной теории!

«До сих пор я так и вижу Вас на Будапештском конгрессе 1894 года, возражающим Вашим противникам, — вспоминал доктор Ру о днях Будапештского съезда и триумфе Мечникова. — Лицо горит, глаза сверкают, волосы спутались: Вы походили на демона науки; но Ваши слова, Ваши неопровержимые доводы вызывали рукоплескания аудитории. Новые факты, сначала казавшиеся в противоречии с фагоцитарной теорией, вскоре приходили в стройное сочетание с нею. Она оказалась достаточно широкой, чтобы примирить сторонников гуморальной теории с защитниками клеточной».

Илья Ильич в эти последние месяцы и годы жизни Пастера бывал у него почти ежедневно. В письмах Мечникова мы часто встречаем упоминания о Пастере:

«…Вчера вечером был у Пастера. Он уже до того впал в младенчество, что забывает и факты, и слова, так что мадам Пастер должна ему ежеминутно подсказывать, как маленьким ребятам… Тяжко видеть такое медленное угасание».

Друзья и соратники окружили заботой и вниманием великого ученого. Пытались отвлечь его от горьких мыслей, но это удавалось плохо.

«Видя себя беспомощным для продолжения столь дорогой ему деятельности, Пастер начал сильно грустить. Он чувствовал, что не выполнил всего, что ему хотелось еще совершить, и эта неудовлетворенность мучила его. Напрасно мы убеждали его, что он уже сделал так много для науки и человечества, что со спокойной совестью может почить на лаврах. Все это нисколько не удовлетворяло его. Постепенно силы Пастера стали падать. Время от времени повторявшиеся мелкие мозговые кровоизлияния окончательно разрушили как физическое здоровье, так и умственную мощь этого гиганта мысли и дела», — писал Илья Ильич Мечников.

22 декабря 1892 года состоялся юбилей Пастера. Илья Ильич в своих воспоминаниях писал о нем: «Но боже, в каком виде предстал бедный Пастер перед многочисленной публикой, собравшейся, чтобы его поздравить! Бледный, больной, дряхлый, он не мог без слез выслушивать многочисленные поднесенные ему адреса, был не в состоянии сам прочитать заранее написанное им выражение его благодарности».

Перед смертью к Пастеру привели священника. На вопрос последнего: «Страдаете ли вы?» Пастер ответил: «Да». Это все, чего от него мог добиться служитель церкви. Из этого маловажного события составили целую историю о том, что Пастер перед смертью пожелал причаститься и исповедаться, что он скончался в лоне католической церкви, и многое другое в таком же роде. Рассказ об этом подогрел укоренившееся во многих умах убеждение, что Пастер всю жизнь был ревностным католиком, чуть ли не религиозным фанатиком. В действительности он избегал разговоров на религиозные темы и всегда проявлял чрезвычайную терпимость.

О религиозности Пастера Илья Ильич предлагал судить по тому факту, что, уступая всю жизнь женской половине семьи, «он перед сном повторял за своей женой вечернюю молитву, никогда не будучи в состоянии ее запомнить».

Глава шестнадцатая

ИСТИНА ПОБЕЖДАЕТ

Смотрите, учитесь хорошенько!

После смерти Пастера фактическим директором института стал доктор Ру, а научную работу возглавил Мечников.

При институте были учреждены ежегодные курсы по бактериологии. Одним из главных организаторов этих курсов был Илья Ильич Мечников. Так он осуществил свою давнишнюю мечту о подготовке ученых-микробиологов на основе широкого сравнительно-биологического метода.

Большую часть слушателей составляла русская молодежь. Из года в год упорно подготовлялись кадры славной школы русских микробиологов.

Мечников дал возможность работать в своей лаборатории молодому ученому Александру Михайловичу Безредке.

В одной из статей Мечников писал о Безредке: «Одессит, он приехал в Париж изучать медицину и по окончании курса поступил в мою лабораторию в качестве добровольца, затем ассистента и так далее, вплоть до звания адъюнкт-профессора, которое ему было дано недавно. В Пастеровском институте его положение упрочено в первых рядах, между тем как в России он, высокоталантливый ученый, полный энтузиазма к науке, влачил бы жалкое существование в качестве второстепенного практического врача. Причина этому та, что г. Безредка — еврей и что поэтому в его отечестве ему был бы прегражден всякий доступ к науке и кафедре».