Виктор возвращался на свой аэродром удовлетворенным. Они хорошо отомстили за Даниленко. А вообще, хорошо бы сделать Даниленко памятник, у подножия положить не цветы, а груду обгоревших обломков сбитых фашистских самолетов.

Вечером прибывший в часть генерал-лейтенант передал личному составу благодарность командующего за успешное проведение боевой операции. Все летчики, сбившие самолеты, были представлены к награде.

…Утро 27 октября выдалось пасмурным. «Вот-вот Дождь брызнет», — думал Виктор, направляясь к самолету. Он не любил небо таким безликим, серым. Он любил, когда оно распахивалось над ним бездонным ярко-голубым манящим куполом или когда звезды доверчиво смотрели с него, глубокого, темно-синего, бархатного. И Виктор был убежден, что у неба свой запах. А вот такое, серое, пасмурное, нет, не любил он такого неба…

Два МиГ-3 и четыре И-16 ушли в небо. Ушли под командованием Виктора Талалихина. Задание было — Прикрыть свои войска в районе подмосковной деревушки Раменки.

Облака прижимали летчиков к земле. Видимость была плохая. Уже над самой Каменкой заметили шесть «месершмиттов». Что же, шесть на шесть.

— Действовать по звеньям! — приказал Талалихин. Он ринулся в бой первым. И скоро рухнул вниз сбитый им «мессершмитт».

— Не ушел, подлец. Отлетался над нашей землей. _ Эти: слова Виктора услышали на командном пункте.

Это были последние слова героя. Три «мессершмитта», пропоров облака, вынырнули около его самолета и открыли огонь. Виктор сбил еще одного фашистского аса. И тут пуля попала ему в голову. Истребитель нагнул крылья и стремительно пошел к. земле.

И земля приняла его — того, кто до последнего дыхания защищал ее.

…21 час 45 минут. Как всегда, выстраивается первая эскадрилья на вечернюю поверку.

— Герой Советского Союза младший лейтенант Талалихин Виктор Васильевич, — говорит старшина.

— Герой Советского Союза младший лейтенант Талалихин пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины, — отвечает правофланговый, и вздрагивает от волнения его голос, звенит, как натянутая струна.

Григорий ГЛАДКИХ

Зоя КОСМОДЕМЬЯНСКАЯ

Вечером 26 ноября 1941 года на передовой стало вдруг тихо, и эта неожиданная тишина словно бы оглушила бойцов. Почти два месяца непрерывно, днем и ночью, грохотало сражение, фашисты старались прорваться, раздробить наш фронт, теснили наши войска. Так было от Вязьмы до подмосковных полей, до Звенигорода, Кубинки, Наро-Фоминска. А в этот вечер как отрезало: разом прекратили огонь вражеские орудия, минометы, пулеметы, лишь изредка срывались короткие автоматные очереди. За всю ночь — ни одной атаки. На следующий день — тоже.

Творилось что-то странное, непонятное. Повсюду на подступах к столице продолжалась упорная битва, решался дальнейший ход войны, решалась в конечном счете судьба нашего государства, а на прямой дороге к Москве с запада, где у противника имелось особенно много сил, было тихо.

Нет, не облегчение, а беспокойство, нарастающее напряжение испытывали в эти часы и дни бойцы и командиры 5-й армии, оборонявшие Можайское направление. И особенно, конечно, тревожился опытный генерал — командарм Л.А. Говоров, Уж он-то знал, что противник еще не выдохся, что у гитлеровцев есть резервы, в том числе танковые части, способные нанести сильный удар. Так почему же затишье, что задумал коварный враг? Отдыхает, набирается сил перед новым броском? Перегруппировывает войска на другой участок, чтобы атаковать там, где наши позиции слабее? Или еще что?

Главное теперь — выяснить намерения гитлеровцев. Генерал Говоров приказал вести разведку непрерывно, всеми средствами, использовать не только войсковых разведчиков, но и партизан, диверсионные группы. Однако таковых было немного. Верейские партизаны действовали южнее, можайские — значительно западнее.

Говоров потребовал собирать любые, хотя бы косвенные, сведения о фашистах. Где танковые части? Куда отошла с передовой пехота? Где концентрируются склады? На каких дорогах интенсивное движение? Среди других мероприятий было предусмотрено и такое: разведчикам, партизанам, диверсантам в ночь на двадцать восьмое и в ночь на двадцать девятое ноября учинить пожары в деревнях, в населенных пунктах, где располагаются гитлеровцы. С десяти вечера до полуночи. Наша авиация засечет объекты. Это поможет уточнить дислокацию войск противника.

Такой приказ получил и комсомольский отряд Бориса Крайнова, действовавший в тылу гитлеровцев как раз в том лесистом районе, который особенно интересовал сейчас штаб 5-й армии. Вернее даже не приказ, а просьба была передана Крайнову. Ведь отряд уже выполнил поставленную перед ним задачу, понес при этом потери. Уцелевшие девушки и юноши были переутомлены, обморожены. В оттепель размокли, а потом развалились валенки. Не осталось продуктов, взрывчатки. На исходе боеприпасы. Комсомольцы имели полное право перейти линию фронта, вернуться к своим, на отдых, и никто не упрекнул бы их. Но они получили приказ-просьбу остаться во вражеском тылу еще на несколько суток. И они остались.

Командир отряда Крайнов имел твердое правило: никого из девушек, кроме опытной и осторожной Веры Волошиной, на самые рискованные задания не посылать. У девушек свои обязанности: разведка, дозор, боевое охранение, разбрасывание на дорогах «колючек». Но теперь придется использовать всех. Иначе ничего не получится, людей мало.

В лагере с больным товарищем останутся двое, в том числе Зоя Космодемьянская. Возникнет угроза — помогут больному перебраться в другое место, на запасной сборный пункт. Большая часть отряда отправится в деревню Якшино. Много часов наблюдали за этой деревней разведчики. Там, безусловно, расположен вражеский штаб и, судя по обилию легковых машин, не меньше, чем штаб дивизии. В Якшино надо устроить пожар поярче, заметней. Если получится, забросать гранатами штабной дом или узел связи. А на следующую ночь эта же группа подожжет постройки в совхозе Головково. И, если успеет, в деревне Крюково.

Еще двое бойцов пойдут в Юматово. Кроме того, остается на западе деревня Петрищево. Место глухое, в стороне от большака, фашисты чувствуют себя спокойно. От лагеря эта деревня далековато, шагать надо по бездорожью, по незнакомой местности. Там труднее всего. Туда Крайнов решил идти сам с таким расчетом, чтобы до полуночи поджечь деревню, а к рассвету быть в лагере. Вообще это нарушение элементарных правил. Опасно действовать в одиночку. Мало ли что может случиться: ногу подвернул, а помочь некому. И отряд без руководства оставлять нельзя, тем более когда он разделился на несколько групп. Однако придется рискнуть.

Узнав об этом, Космодемьянская резко возразила командиру. Она стояла перед ним в распахнутом пальто, со следами сажи от костра на длинной девчоночьей шее:

— Ты пойдешь, а мы, две здоровые тетери, будем возле больного сидеть?

— Так надежней.

— Какая тут надежность нужна? Костер погасят, притихнут на ночь. А на задание минимум двое должны идти, ты сам сколько раз повторял это… Возьми меня с собой.

— Не могу.

— А я сидеть сложа руки не могу, когда все при деле. Понимаешь? Возьми… Ну пожалуйста!

— Пусть идет, — прохрипел из шалаша больной.

— А ты как?

— Перекантуюсь!

— Нет уж, одного человека я при тебе оставлю, — решительно произнес Крайнов. И Космодемьянской: — Собирайся.

И вот они в походе. От свежевыпавшего снега в лесу торжественно, чисто, светло. А может, легко и приятно Зое было потому, что впереди двигался сосредоточенный, спокойный Борис. Они вдвоем в заснеженном просторе… Об этом Зоя старалась не думать, но все равно думалось само собой и сказывалось на ее состоянии. Когда рядом Крайнов, ей всегда хорошо…

Пока девушка и ее командир, ступая след в след, идут в далекое Петрищево, давайте проследим тот не очень-то долгий жизненный путь, который привел Зою сюда, в подмосковный лес, в боевой комсомольский отряд, в который отбирали лишь самых надежных.