Я люблю Севиль Казиеву, свою предшественницу по Ленинскому комсомолу, за высокий общественный настрой, за умение, взявшись за незнакомое занятие, стать в нем первой, за стихи, написанные погрубевшими от — руля комбайна руками.

Но судьба Севиль — как капля росы, в которой отражается и искрится большое солнце нашей Родины. Высочайшей чистотой подвига была проникнута ее недолгая жизнь.

Это был борец по натуре. Она не только личным примером доказывала необходимость машинной уборки хлопка, она выступала перед молодежью и вела борьбу с теми, кто мешал, была трибуном нового дела и его певцом».

Каждый год к отряду девушек-механизаторов присоединяются новые ряды. Закончив сельские профтехучилища, они выводят на поля свои голубые комбайны и борются за рекордные урожаи. Каждая из них мечтает стать похожей на Севиль, идти ее дорогой. Подвиг продолжается. Знамя в надежных руках!

Элеонора АБАСКУЛИЕВА

Борис ГАЙНУЛИН

Теперь на правом берегу Ангары, в поселке Гидростроитель, есть улица, названная именем Бориса Гайнулина. И в далеком от Братска, только что народившемся поселке Кодинском, будущем городе, у которого нет еще имени, но где начато строительство Богучанской ГЭС, года два тому назад заложили первую улицу и нарекли ее тоже именем бригадира одной из первых бригад коммунистического труда в стране Бориса Гайнулина. И там же будет Дворец культуры его имени. Десятки, если не сотни бригад на предприятиях и стройках Братского промышленного комплекса соревновались за право носить это славное имя. И семь из них завоевали это право. Каждый год в Братске проводится праздник улицы Бориса Гайнулина. Тысячи братчан приходят поклониться своему прославленному земляку. С плакатов, транспарантов смотрит на своих собратьев, улыбаясь, тот, кто собирает их в этот день на улицах Братска.

Чем же он знаменит, чем он пленил не только тех, кто его близко знал и любил, но и тех, кто только о нем слышал?!

Об этом и пойдет рассказ.

Еще в 1959 году имя Бориса Гайнулина стало известно не только на строительстве гидростанции, но и во всей Восточной Сибири. В те дни Борис еще донашивал морскую форму. В котловане будущей ГЭС с доски Почета смотрел крепкий парень с такой «морской» шеей, для которой не существует стандартных воротничков, и с крутой, бугристой, тоже «морской» грудью, словно специально созданной для полосатой тельняшки.

Серые глаза по-детски широко открыты; мохнатые брови, вьющиеся волосы и улыбка — доверчивая, стеснительная и в то же время лукавая — делали лицо примечательным. В жизни он не был таким великаном, каким казался на фотографии, о подобных людях принято говорить, что они скроены на славу. И руку, когда здоровался, Борис жал так, что сам краснел от смущения и при этом извинялся.

Собственно, не так уж много прошло времени с тех пор, как он появился в Братске. Но время здесь в ту пору было настолько спрессованным, что, как полушутя, полусерьезно говорили, оно здесь, как и на фронте, идет год за три, а то и больше. Да и по существующим законам шло год за два. Север, хоть и не крайний, но Север. Работы в котловане шли в три смены. Ночью, вечерами, туманными утрами трудились при мощных прожекторах. Работали в жару (бывает в Братске и такое время в июле и августе), и в пятидесятиградусные морозы, и в дождь, и в снег, и в слякоть, и в пургу, и в благостные солнечные, прохладно-горьковатые от полыни и лиственничного духа дни, когда в самую бы пору отдыхать. Это было время невиданного подъема, строительного азарта, которому равного в мире ничего не существует, разве только знаменитая «золотая лихорадка».

Бригада Гайиулина входила в славу, а самого бригадира одолевали корреспонденты, фоторепортеры, киношники и прочий пишущий и показывающий люд из радиокомитетов, телестудий, газет и журналов и даже писатели.

Однажды приехал и фотокорреспондент из «Огонька», сфотографировал всю бригаду, тогда еще малочисленную — всего 23 человека (23 богатыря!), пообещал прислать фотографии, но так навсегда и канул в неизвестность. И все же в «Огоньке» на всю полосу появилась фотография гайнулинской бригады, все в стеганках, в лихо заломленных на затылки шапках, в валенках, все смеются над чем-то, заливаются (что-то сказал опытный фоторепортер), а с самого левого края этой братии примостился бригадир. Уж он-то, кажется, хохочет и громче и заразительнее всех. Известное дело — Боря самый смешливый из смешливых.

Номер журнала с фотографией бригады коммунистического труда имени 40-летия ВЛКСМ стал с годами реликвией каждого, кто на ней запечатлен.

К шестидесятому году бригада стала комплексной и с двадцати трех человек увеличилась до девяноста семи.

Так уж принято говорить и писать о знаменитых людях, что они избегают журналистов и неохотно общаются с ними. Борис, наоборот, дружил со многими приезжими и местными корреспондентами.

Одному из них под настроение он и рассказал о некоторых своих заботах.

— Понимаете, теперь бригада выросла в пять раз. Вчера только пришло тридцать новичков, а сегодня я слышал уже, как один из них похвалялся: стал членом коммунистической бригады. Конечно, он член нашей бригады, а если разобраться, очень уж легко ему далось это звание. Чужим горбом досталось. Тут что-то мы недодумали. А вот что? — Гайнулин стал серьезным, сосредоточенным. — Я придумал одну штуку, да боюсь, как бы меня не заругали, что я не в те ворота ломлюсь. Вот послушайте. Что, если сделать так: скажем, мы, старые члены бригады, даем торжественное обещание, как присягу в армии. Я тут набросал. А новички торжественное обещание не дают до тех пор, пока мы их не узнаем. Пока своим трудом и поведением они не докажут, что достойны называться полноправными членами нашей бригады.

Борис достал из кармана ватника свернутую тетрадь, и корреспондент прочел в ней следующее:

«Торжественное обещание.

Я, Гайнулин Борис Николаевич, принимая на себя звание члена бригады коммунистического труда, в присутствии всех своих товарищей торжественно обещаю всегда и везде своим трудом и поведением оправдывать это высокое звание.

Никогда я не позволю себе быть в числе отстающих на производстве; все свои знания, физическую силу, настойчивость и упорство в преодолении трудностей — все для родной бригады. Не может быть и речи, Чтобы я опозорил высокое звание члена коммунистической бригады выпивкой, некультурным поведением, сквернословием.

Я обещаю постоянно учиться. Сначала на курсах подготовки в техникум. Потом, после окончания техникума, — институт. Пока строится Братская ГЭС, я обещаю быть в числе ее строителей до самого конца. И считаю для себя обязательным выполнять не меньше полутора норм. Законом своей жизни считаю девиз: я отвечаю за всю бригаду, и бригада отвечает за меня. Дружба, дружба и еще раз дружба

А если я хоть в чем-нибудь не выполню свое торжественное обещание, то пусть товарищи прямо мне об этом скажут. Если же я не захочу исправиться, то буду считать для себя справедливым самое большое наказание, пусть товарищи лишат меня права называться членом своей коммунистической бригады».

— Ну как? — с тревогой спросил Гайнулин.

Корреспондент ответил, что торжественное обещание ему кажется искренним, а главное — бьющим в цель.

— Да? — обрадовался Гайнулин. — Я ночь не спал, все сочинял и рвал.

В этот день Борис рассказал корреспонденту газеты «Советская Россия» многое из своей в общем-то короткой жизни. Это был рассказ, где все казалось очень обычным и вместе с тем необычным.

Уже тогда можно было отметить в Борисе Гайнулине одну черту: он был интеллигентен в самом высоком значении этого слова. Это была внутренняя, глубокая интеллигентность, несмотря на то что за плечами у него всего семилетка.

Корреспондент газеты «Советская Россия» внимательно рассматривал фотографию того времени, когда Гайнулин возглавил бригаду. Рядом с ним стоит незнакомый парень с перфоратором у ноги.