Пока Шиллинг дежурил в отеле «Вашингтон» в ожидании ответа Ричарда Никсона, Элвис отправился в ФББН прямо к десяти и предъявил рекомендательное письмо от сенатора Мерфи, набиваясь на прием к директору. Тот попросил своего заместителя Джона Финлейтора заняться неудобным посетителем. В тот момент, когда Финлейтор пытался убедить Элвиса, что его просьба невыполнима даже за пожертвование в пять тысяч долларов, Шиллинг предупредил певца, что президент ждет их в Белом доме через три четверти часа.

Вопреки всем ожиданиям, маневр удался. Письмо Элвиса прошло обычным путем по закоулкам Белого дома и оказалось у одного из советников президента Никсона, которого, мягко говоря, озадачила любопытная патриотическая речь, попавшаяся ему на глаза. Подчеркнутые намеки на коммунистическую угрозу и навязчивое желание автора вырвать наркотики с корнем были по меньшей мере странны, однако в искренности Пресли сомневаться не приходилось, и этот визит мог даже сослужить службу президенту, не ладившему с молодым поколением. Поддержка поп-идола такого масштаба, как Элвис, возможно, подправила бы имидж Ричарда Никсона в глазах широкой общественности в середине его президентского срока. В администрации Никсона зашел разговор о том, стоит ли организовывать эту встречу, и в конце концов было принято решение пригласить Пресли тем же утром.

Советники президента усомнились в разумности своего решения, узрев человека, необычный облик которого резко контрастировал с вежливостью застенчивого ребенка. Встреча проходила в Овальном кабинете, но прежде служба безопасности изъяла у Пресли все его оружие, подивившись внушительности этого арсенала. Он все же получил позволение оставить при себе «кольт» 45-го калибра, который намеревался преподнести Никсону, при условии, что пистолет будет разряжен. Раскрылись двери, и Король рок-н-ролла отправился на удивительную встречу с одним из самых неоднозначных президентов в истории США.

К счастью для потомков, протокол этой встречи не постигла та же участь, что и магнитофонные ленты с записью разговоров президента, имеющих отношение к «Уотергейту»[17], так что нам известно, как она проходила. У Элвиса было всего несколько минут, и он собирался пустить в ход все свои козыри. Едва за ним закрылась дверь Овального кабинета, как он достал из кармана фотографии жены и дочки, неопровержимые доказательства своей приверженности семейным ценностям, а также коллекцию полицейских жетонов, собранную за несколько месяцев, и аккуратно разложил их на столе президента. Взвешивая каждое слово, он вложил в свою речь всю силу убеждения, объясняя своему собеседнику, какие действия намерен предпринять в шоу-бизнесе, если ему выдадут официальный знак принадлежности к службе по борьбе с наркотиками.

«Пресли взволнованно заявил президенту, что он „на его стороне“, — говорится в записях советника Бада Крога. — Он уточнил, что всего лишь сын бедной семьи из Теннесси и чувствует себя в долгу перед своей страной». С логикой, не поддающейся обычным законам, Элвис стал яростно высмеивать коммунистов, промывающих мозги молодежи, а в подтверждение своих слов привел в качестве примера «Битлз», обвинив их в том, что они проповедуют употребление наркотиков и отстаивают антиамериканские позиции.

После краткого колебания президент решил удовлетворить просьбу своего посетителя и попросил одного из помощников раздобыть для него вожделенный жетон. Элвис, не помня себя от счастья, бросился к президенту и заключил его в объятия. Совершенно ошеломленный Никсон, не привыкший к излияниям чувств в такой форме, лишь неловко похлопал певца по плечу. На всем протяжении встречи на высшем уровне штатный фотограф запечатлевал это событие для потомков, сделав серию официальных снимков, которые посетители Национального архива и сегодня просматривают чаще всего. С наивностью избалованного ребенка, которому ни в чем не могут отказать, Элвис попросил позволения впустить Джерри Шиллинга и Санни Веста, дожидавшихся в приемной. Выставив напоказ свой лас-вегасский пояс чемпиона мира среди певцов, Король гордо позировал в обществе своих приспешников и президента на фоне целого леса знамен. Пожав напоследок руку президенту, певец собрал свою коллекцию значков, и двери Овального кабинета за ним закрылись; сюрреалистическая встреча закончилась.

Поскольку жетон и сопроводительные документы могли быть готовы только после полудня, советник президента показал Пресли, Шиллингу и Весту Белый дом, потом пригласил их пообедать в столовой для сотрудников, где появление певца вызвало настоящий переполох. Чуть позже Элвис с удовлетворением получил свою бляху из рук Джона Финлейтора, который еще сегодня утром выпроводил его ни с чем. На следующий день сияющий Пресли вылетел в Мемфис, чтобы во всех подробностях рассказать о своих приключениях жене — под елочкой, где были сложены подарки для Лайзы Марии.

Благодаря новому назначению Элвис мог теперь разъезжать по всем Штатам вооруженным до зубов. После того как он воплотил собой новый Юг, терпимый и великодушный, исполнив «Когда я мечтаю» и «В гетто», теперь он покорил Америку своим имиджем «красношеего», воинственного индивидуалиста. Каков парадокс? Это был полный реванш Юга.

Приключения Элвиса в Вашингтоне на этом не закончились. После визита к президенту он захотел познакомиться с Дж. Эдгаром Гувером, главой ФБР и одним из самых могущественных людей в стране. Поскольку сенатор Мерфи обещал ему свою поддержку, Пресли вернулся в столицу 30 декабря вместе с компанией преданных людей, среди которых был бывший шериф Мемфиса Билл Моррис, его друг. Для начала они наведались в Национальную ассоциацию американских шерифов, потом Элвис отправился в штаб-квартиру ФБР и осмотрел ее под руководством одного из сотрудников, но там его ждало большое разочарование, поскольку Гувер уклонился от встречи. На самом деле тот не хотел встречаться с Королем, поскольку получил от своих агентов докладную записку, в которой говорилось: «Несмотря на свои явные благие намерения, Пресли не тот человек, с которым стоит показываться на людях директору ФБР. В настоящее время он носит волосы до плеч и довольно эксцентричные костюмы».

Эта неудача не охладила пыла Элвиса, жаждущего почета. Перед поездкой в Вашингтон он смотался в Тьюпело, где шериф его родного города вручил ему в крайне торжественной обстановке «звезду» своего помощника, а в новом году получил еще более престижную награду. Он только что узнал, что попал в список десяти молодых людей года, составляемый Молодежной торговой палатой Америки. С 1939 года премия Jaycee Award присуждалась самым разным людям: Джону и Роберту Кеннеди, Орсону Уэллсу, Ральфу Нейдеру[18], Нельсону Рокфеллеру, Генри Киссинджеру и Леонарду Бернштейну, и Пресли готовился принять это звание с благоговейным трепетом.

После ночи лихорадочного возбуждения, когда он с помощью Присциллы сочинял свою речь, утром 16 января он явился в отель «Ривермонт Холидей Инн» в Мемфисе, чтобы присутствовать на молитвенном завтраке вместе с постоянным представителем США при ООН Джорджем Бушем. «Я выступаю против любой музыки, проповедующей употребление наркотиков или неуважение к нашему флагу. По-моему, задача артиста в том, чтобы сделать людей счастливыми», — заявил Элвис в порыве консерватизма, свойственного его тогдашнему умонастроению.

Наряду с решением городских властей назвать дорогу, проходящую мимо Грейсленда, «бульваром Элвиса Пресли» и присуждением ему премии «Грэмми» «за жизненные достижения» — самой высокой награды ее организаторов, эта церемония осталась одним из самых ярких моментов маловыдающегося 1971 года.

В профессиональном плане четыре миллиона долларов, собранные за предыдущий сезон, доказали полковнику, что концерты могут приносить такой же внушительный доход, как и кино. Две новые серии выступлений в Лас-Вегасе в 1971 году приняли мессианский характер: отныне выход Элвиса на сцену предваряла тема «Так говорил Заратустра» Ричарда Страуса. Элвис не имел ни малейшего представления о Штраусе, а тем более о Ницше, но коронная мелодия из фильма «Космическая одиссея 2001 года» прекрасно подходила под мистический настрой шоумена, намеренно принимавшего напыщенный вид и исполнявшего «Велико искусство Твое», раскинув руки, словно благословляя поклоняющихся ему, священнодействуя, и странный плащ, без которого он больше не появлялся на сцене, еще больше подчеркивал этот жест.