Из «Материалов для моей биографии» Козьмы Пруткова мы уже знаем и потому лишь коротко повторим, что дворянин Петр Федотович Прутков владел деревней Тентелевой неподалеку от Сольвычегодска и жил «в просторном деревянном с мезонином доме» со своей супругой (сведений о ней не осталось) и «бывшей немецкой девицей Штокфиш»; что дружил он с Петром Никифоровичем, которого когда-то все знали, а теперь почему-то позабыли; что барин жил широко, любил принимать гостей: сольвычегодского откупщика Сысоя Терентьевича Селиверстова с женой почтмейстера Капитолиной Дмитриевной Грай-Жеребец. Для маленького Козьмы родной отец нанял учителя — святого отца Пролептова Иоанна, добрейшего приходского священника. Тот преподал Козьме семь наук, но своей гуманностью ввел ученика в соблазн вольнодумства. Отрок стал чернить бумагу ироническими баснями, за что ему не поздоровилось. В день именин Петра Федотовича сын вместе с товарищем по учебе Павлушею вначале прочел стихи, посвященные имениннику. Поскольку виновник торжества, согласно вкусам времени, более всего в поэзии ценил высокопарность и менее всего лад, то стихи ему ужас как понравились. Но надо же было случиться за обедом соседу — помещику Анисиму Федоровичу Пузыренко! Старый провокатор пустил по рукам басню Козьмы «Священник и гумиластик», не предназначенную не только для печати, но и для чтения по рукописи. В итоге текст, описав дугу, дошел до отца. Петр Федотович, только что целовавший сына-декламатора, углубился в суть, сразу посуровел и надавал по шее отпрыску-баснописцу, после чего сдал его в юнкера — благо шел 1816 год, и в армии, победившей Наполеона, порядки царили строгие.

Если верить балладе «Поездка по Императорской железной дороге»[128], Петр Федотович был пассажиром одного из первых паровичков, пущенных из Москвы в Петербург. Путешествие на поезде считалось тогда делом рискованным и опасным. Оно попахивало авантюрой. Вас могло закоптить, оглушить свистком, обдать горячим паром; вагоны — не дай бог! — могли сойти с рельс. От бешеной скорости 12 км/ч все мелькало перед глазами и у милых дам кружилась голова… Немудрено, что перед отходом поезда Прутков-старший предусмотрительно обратился к гадалке — бабке Савишне.

Вот фрагмент баллады, по недостоверным данным, сочиненной Козьмой Прутковым.

Набирая ход, поезд мчится в сторону Твери.

<…>

<…>

В линии судьбы главного героя нашего жизнеописания было четыре точки перегиба — четыре кардинальных поворота. Остановимся на каждом из них.

Первая точка перегиба (учебная). 1816 год. Недоросль — юнкер.

Об этом мы уже знаем. Именины отца. Дерзкая басня, вызвавшая отцов гнев. Вольготное время беспечного отрока кончилось. Началась юнкерская учеба, а позже — служба в гусарах.

Вторая точка перегиба (карьерная). 1823 год. Гусар — чиновник.

Сон о голом бригадном генерале — искушение военной карьерой. Решение выйти в отставку. Поступление на гражданскую службу в Санкт-Петербургскую Пробирную Палатку департамента соляных и горных дел Министерства финансов. Штатская карьера. С 1841 года и пожизненно в должности директора.

Третья точка перегиба (личная). 1826 или 1828 год. Холостяк — женатый.

Антонида Платоновна Проклеветантова, жена.

По свидетельству внучатого племянника Калистрата Ивановича Шерстобитова, «Козьма Петрович Прутков на 25-м году жизни соединил судьбу свою с судьбою любезной моей тетушки Антониды Платоновны, урожденной Проклеветантовой». Поскольку в годах рождения Козьмы есть разночтения, то они переходят и на год свадьбы. Так или иначе, но молодые поженились. Известно, что жених взял невесту благородной девицею и обратил ее в чадолюбивую супругу. Но странно, что ни прижизненная, ни последующая критика не обратила никакого внимания на тот факт, что у Пруткова нет стихов, посвященных жене. Есть только одно стихотворение, в котором жена фигурирует «за кадром». Оно адресовано приятелям («К друзьям после женитьбы») и предостерегает всех потенциальных любовников от амурных поползновений в сторону Антониды Платоновны. Для защиты чести и достоинства у поэта найдется все необходимое:

Замеченная странность — отсутствие стихов, обращенных к жене, — разрешится, если мы вспомним, что в арсенале Козьмы Петровича имеется масса неопубликованных творений. И действительно, «Новые досуги» представляют несколько опусов на означенную тему. Один из них со всей откровенностью вскрывает противоречие между любовью и литературным призванием, семейными обязанностями и властью лиры. Поскольку сочинять директор Пробирной Палатки стал в зрелом возрасте, обогащенный опытом супружеской жизни, то, очевидно, приводимые ниже стихи относятся ко второй половине XIX века, когда Прутков с Проклеветантовой уже хорошо пожили вместе и некоторые недоразумения не могли не накопиться.

Антонида Платоновна родила Козьме Петровичу шестерых дочерей и семерых сыновей. Имена дочек история не сохранила, зато сыновей в памяти потомства осталось целых шестеро. Но о них — дальше.

Четвертая точка перегиба (творческая). 1850 год. Директор — поэт.

Да, именно в январе 1850 года на сцене Императорского Александринского театра увидела свет рампы первая комедия Козьмы Пруткова «Фантазия» и, несмотря на ее провал, директор почувствовал себя поэтом. Вскоре, вспомнив увлечение юности, он станет сочинять басни, которые будут опубликованы в лучшем столичном журнале «Современник» и встретят горячий отклик читателей и критики.