Учитывая, что Святослава пригласили именно киевляне, и проводя параллель с подобными историями, происходившими в XI-XII веках, мы можем предположить, что киевляне звали его на княжение. В X веке киевский князь зависел не только от воли других князей и дружины, но еще и от мнения «земли», городской общины, которой он управлял. Согласно летописи, во время легендарного похода Олега на Царьград дань с греков получали не только те, кто участвовал в походе, но и крупнейшие города Руси – главнейшие общины, которые, по всей видимости, санкционировали и организовали поход на Византию (Киев, Чернигов и др.). Известно о совещаниях Владимира, сына Святослава, со «старцами градскими» (городскими старейшинами). В городах, наряду с княжеской администрацией, долго сохранялась и десятичная система местного управления, зародившаяся в глубокой древности (в городах во главе десяти дворов стоял «десятский», сто дворов составляли «сотню», возглавляемую «сотским»). Следует вспомнить и о той роли, которую играло в древней Руси вече (народное собрание). Летописцев не удивляло, что народ (вече) пригласил Рюрика, спокойно отнесся к захвату Киева Олегом, вызвал Святослава из Болгарии. Все это кажется книжникам вполне естественным. И в X веке, и позднее, в XI-XII веках, вече было важным элементом политической жизни, с которым должны были считаться князья; само же вече часто не считалось с князьями и их мнением. Неоднократно симпатии городской общины в выборе князя не совпадали с расчетами князей-союзников. Без согласия и одобрения народа, городской общины князь не мог безопасно для себя совершить ни одного значительного шага.
Огромным влиянием пользовались самые знатные и богатые представители общины – бояре и купцы. По своей силе купец IX-X веков мало чем отличался от предводителя бродячей дружины – князя или воеводы. Не случайно, согласно рассказу «Повести временных лет», киевляне приняли за купеческий караван войско Вещего Олега. Купцы вместе с представителями князей участвовали в заключении договора с Византией в 944 году. Несомненно, в середине X века русские купцы зависели от князей. В договоре 944 года сообщается о необходимости предъявления купцами верительных грамот от князей, без которых купцы не только не могли торговать в Константинополе, но и не имели права даже проживать в столице Византии. Однако тут же указывается, что это условие было нововведением, а прежде купцы предъявляли серебряные печати. Неясно, что это были за верительные печати и как они выглядели. Возможно, речь идет о «перстнях-печатях», при помощи которых производился оттиск, своеобразном личном знаке купца. Известно, что, когда русы в Бердаа в 943/44 году грабили местное население, каждый из захватчиков, обобрав мусульманина, «оставлял его и давал ему кусок глины с печатью, которая была ему гарантией от других»{445}. Вряд ли следует считать, что эти оттиски на глине производились в какой-то княжеской канцелярии и обязательно являлись знаком великого князя Киевского. Скорее всего, это был личный знак руса-воина. Следовательно, подобные печати были распространены в русском обществе, и предъявляемые до середины X века русскими купцами, они могли быть их личным, особым знаком, своеобразной торговой маркой, которая была известна византийским партнерам.
К середине X века ужесточается контроль князей над русами вообще. Из договора 944 года следует, что найм русов на военную службу в империю был поставлен под контроль княжеской власти, и это также было нововведением. Однако положение купцов оставалось высоким. Прибывая с купеческим караваном и проживая вместе с купцами и другими русами в квартале Святого Маманда, послы оказывались под влиянием купцов. Кроме того, явно не весь товар принадлежал князьям. Примерно равное число послов и купцов, заключавших договор 944 года (25 и 26), может свидетельствовать о том, что и те и другие представляли примерно 20 русских поселений. С течением времени представительство купцов во взаимных отношениях Руси и Византии даже усиливается – в 957 году с Ольгой в Константинополь прибыли уже 22 посла и 44 купца.
Русские бояре, купцы и простые русы оказывали серьезное влияние на политическую жизнь в Киеве X века. Вероятно, здесь всегда имелась партия сторонников Святослава. Воспользовавшись осадой города печенегами, вскоре после счастливого спасения они обратились к Святославу с просьбой прибыть в Киев, чтобы управлять им. Но Святослав оставаться в Киеве не пожелал. Его планам и планам его киевских сторонников не суждено было сбыться. Возможно, не все киевляне были готовы принять его в качестве князя, а Ольга все еще контролировала ситуацию в Поднепровье.
Впрочем, это только предположение. Летопись объясняет произошедшее иначе: Святослав прибыл в Киев спасать город от печенегов, но не хотел задерживаться на Руси. И все-таки в обращении к нему матери чувствуется какой-то душевный надрыв. При чтении летописных строк остается ощущение возникшего между ними конфликта. Святославу не сидится в Киеве, он рвется в Переяславец на Дунае. Второй раз «Повесть временных лет» сообщает о пристрастиях князя, вкладывая в его уста прямую речь: «Не любо мне в Киеве быть…» Ранее Святослав уже высказывался о своем отношении к крещению. Теперь речь идет не о выборе веры, а о выборе места жительства. Что же это за пленительный Переяславец на Дунае, куда он рвется из Киева?
Летописец сообщает, что еще во время своего первого появления в Болгарии Святослав «сел княжить» в этом городе, «беря дань с греков». Речь идет о городке, известном в средневековых источниках под названием Малый Преслав. Он располагался в районе дельты Дуная на правом берегу самого южного его рукава, недалеко от впадения в Черное море. Это была весьма заболоченная местность, от Переяславца до Доростола (самого крупного города Добруджи) было четыре дня пути. Ныне это окрестности села Нуфэру в Румынии, в восьми-десяти километрах к юго-востоку от города Тулчи. Любопытно, что до начала XX века село носило название Прислава, а затем было переименовано. Когда-то на этом месте находилось античное поселение, но во времена болгар от него даже и воспоминания не осталось. А в первой половине X века здесь возник Переяславец – речной порт и торговый центр{446}. Как видим, ко времени появления в Дунайской Болгарии русов это был совсем молодой город, и если уж к концу 969 года владения Святослава в Болгарии и не простирались далее Добруджи, нам все равно неясно, почему князь рвался в Переяславец, а не в Доростол – центр этой области. Русским же летописцам XI-XII веков, напротив, все было понятно. В их время Малый Преслав часто посещали русские купцы, проплывавшие вдоль побережья Черного моря. От них летописцы и черпали информацию о географии далекой земли дунайских болгар, к тому времени уже давно находившейся под властью Византии. Именно с начала XI века (с момента окончательного установления ромеями своей власти в болгарских землях) началось активное участие Переяславца в русско-византийской торговле. «Теперь, – пишет историк В. Б. Перхавко, Киев и другие древнерусские центры могли получать отсюда разнообразные византийские товары (вино, южные фрукты и специи, изделия провинциального византийского ремесла). К XI-XII векам (но не к X столетию) относятся и археологические материалы, свидетельствующие о древнерусском торговом обмене с нижнедунайскими центрами (Доростолом – Силистрой, Диногецией, Исакчей, островом Пэкуйул-луи-Соаре, Капидавой, Мэчиной, Черна водой). При их раскопках открыты, в частности, древнерусские дверные замки трубчатой формы, кресты-энколпионы, пряслица для прядения из розового овручского шифера, служившие погремушками глиняные поливные яйца-писанки, стеклянные браслеты и другие украшения. В районе села Нуфэру, где предположительно локализируется Переяславец – Малый Преслав, преобладают археологические находки последней трети X-XIV века: византийские амфоры, стеклянные браслеты, поливная посуда, монеты и печати, восточные сфероконические сосуды для благовоний и ртути, привезенные из Руси ремесленные изделия (писанка, овручские пряслица)»{447}.