Скрепя сердце пришлось Чаке назначить церемонию «охоты за колдунами», а значит, на какое-то время передать власть над жизнью и смертью своих подданных в руки Нобелы.

Ранним утром все мужское население подвластных Чаке земель было собрано на широком поле перед Булавайо. Полукругом выстроились воины, а в центре дуги, на возвышении восседал Чака. Толпа застыла в тягостном ожидании, и даже воины У-Фасимба хранили мрачное молчание. Каждый знал, что день этот для многих может стать последним. Все мучительно перебирали свои поступки за последнее время и пытались предугадать, на ком остановят свой выбор страшные исангомы.

Чака был обеспокоен ничуть не меньше других. Нет, ему, вождю племени, не угрожала непосредственная опасность — издавна считалось, что вождь является как бы духовным главой племени и никак не может быть орудием злых духов. Но Чака, несомненно, отдавал себе отчет в том, что если сегодня он не проявит достаточной твердости, авторитет его будет навсегда подорван, хотя об этом будут знать только он да знахарки. Да, Нобела ловко выбрала время для удара, однако у вождя тоже имеются кое-какие права, и Чака незамедлительно воспользуется ими. Он ведь не зря просидел сегодня всю ночь с Мкабайей, лучше всех знавшей неписаные законы племени.

Наконец в центре полукруга появились исангомы. Возглавляемые Нобелой, они начали пляску смерти, которая предшествовала самому процессу выискивания насылателей зла. Считалось, что, подобно охотничьим собакам, исангомы нюхом чуют злых духов и их пособников, по обряду «вынюхиваний» предшествовал особый ритуал. Много поколений назад знахари заметили воздействие танца и ритмической музыки на психику людей и издавна основывали на этом большинство магических обрядов.

Доводя себя до исступления, исангомы пляской смерти приводили толпу в состояние полной покорности, и когда наступало время перейти к обряду «вынюхиваний», воля толпы была полностью парализованной.

Пять прорицательниц, монотонно распевая заклинания, все быстрее двигались по кругу, а за ними в зловещем молчании шагали вооруженные тяжелыми палицами палачи. По приказу Нобелы все собравшиеся, кроме Чаки, свободного от этой обязанности в силу своего сана, стали подпевать знахаркам. Это было необходимо якобы для того, чтобы учуять дыхание поющего и по запаху его определить, замешан ли поющий в колдовстве.

Первые две жертвы были выбраны в дальнем конце толпы, и палачи тут же поволокли несчастных к месту казни. Чака понял, что Нобела действует по тщательно разработанному плану.

Шествуя гуськом, знахарки постепенно подбирались к ближайшему окружению вождя — тем, кто стоял подле возвышения. Понимая, что помочь друзьям можно, только разрушив каким-то образом воздействие ритма, Чака не слишком громко, но так, чтобы его могли расслышать стоящие рядом, крикнул Нобеле: «Смотри не сядь в осиное гнездо!» Наградой ему был полный признательности взгляд Мгобози.

Сегодня Нобела боролась за власть и считала необходимым преподать урок вождю и всему народу зулу. Сейчас следует нагнать страху на своевольного повелителя племени, лишить его друзей и показать всем, что никто не в силах противостоять великому таинству освященного веками обряда. Но своей короткой фразой Чака сбил ее с толку и вырвал кое-кого из своих друзей из состояния оцепенения. Нобела снова отвела знахарок подальше от вождя и там, внимательно следя за реакцией толпы, стегнула нескольких человек хвостом гну. Палачи расправились с ними, и Нобела решила совершить последнюю попытку, ради которой и была задумана сегодняшняя церемония. Цепочка прорицательниц снова двинулась к Чаке, но долгое время держалась от него на почтительном расстоянии. Они выделывали замысловатые восьмерки, то приближаясь, то удаляясь от окружавшей Чаку небольшой группы приближенных. Чака понял, что наступил решающий момент, но так и не знал, что ему предпринять. И все-таки старая знахарка застала его врасплох: она вдруг сделала гигантский прыжок, проскочив между Мгобози и Мдлакой и успев хлестнуть хвостом гну и того и другого. За ней этот маневр повторили остальные четыре знахарки. Такие образом за спиной осужденных оказалось пять исангом, которые преградили им путь к вождю, а значит — и к спасению. Но те, окончательно подавленные, казалось, и не думали просить убежища. Восемь палачей схватили осужденных. Первым опомнился Мгобози. В нем проснулся воин. Без особого усилия освободившись от вцепившихся в него рук, он вырвал у одного из палачей массивную палицу, и двое из прислужников Победы тут же свалились с проломленными черепами. Первым делом он бросился на выручку к другу, и через несколько секунд с палачами было покончено. Недобро усмехаясь, Мгобози двинулся к оцепенело застывшим знахаркам, за ним, сжимая окровавленную палицу, но без улыбки па лице, шагал охваченный яростью Мдлака. Исангомы поняли, что настал их последний час. Понял это и Чака, однако относительно знахарок у него были свои планы.

— Вы просите убежища? — прогремел он во всю силу легких. Вопрос этот был обращен к друзьям.

Мгобози, который и думать забыл о такой возможности, недоуменно глянул на него, но, твердо веруя в умственное превосходство соратника и повелителя, не раздумывая ответил: «Да, отец мой», и, тут же отбросив палицу, обнял колени вождя. Его примеру последовал и Мдлака, но так и не выпустив из рук дубину.

— Я полагаю, обряд «вынюхивания» закончен, не так ли? — осведомился Чака у знахарок. Лишенные поддержки палачей, исангомы теперь думали только о том, как бы поскорее унести ноги.

— Да, о вождь, — ответила за всех Нобела.

— А почему? — неожиданно взревел Чака. — Ведь только что вы утверждали, что чуете запах враждебных духов. Более того, вы обвинили двух прославленных воинов в преступлении и обрекли их на позорную смерть. Клянусь духами предков, вы поплатитесь за это… Нюхайте друг друга, и пусть двое из вас пойдут есть землю вместо Мдлаки и Мгобози!

— Ты забыл, о вождь, что, подобно тебе, исангомы по могут быть орудием злых духов, а значит, и не подлежат «вынюхиванию», — с оттенком превосходства в голосе возразила Победа.

— А вот это мы сейчас и проверим. Нюхайте друг друга! Или, — Чака сделал паузу и закончил уже совсем другим тоном, — или вы признаете, что ошиблись относительно Мгобози и Мдлаки…

Нобела глянула на грозных соратников вождя. Мгобози, посасывая щепотку табаку, смотрел на знахарок с презрительным любопытством, но Мдлака, не вполне разобравшись, куда клонит Чака и не уверенный в том, что опасность миновала, даже не пытался скрывать своих намерений относительно исангом. От немедленной гибели прорицательниц могло спасти только показное раскаяние, и Нобела поспешила заверить вождя, что действительно произошла ошибка.

— Ошибка, которая чуть было не стоила жизни двум лучшим воинам народа зулу? Я не исангома, но от ошибки этой далеко разит самым настоящим обманом! — Чака на этот раз не напрягал голоса, но слышали его все собравшиеся. — Ты утверждаешь, что исангом нельзя подвергать «вынюхиванию»… Хорошо! Но вы повинны в ложном обвинении, а обнаружить преступника вы умеете простым бросанием костей. Так вот, пусть каждая из вас бросит кости и назовет виновную. А чтобы на этот раз все было без обмана, ты, Нобела, бросишь кости первой. Смотри не ошибись, каждой из вас разрешается только один бросок, а палачам отдадут тех, на кого дважды укажут кости. Гадание вы будете повторять до тех пор, пока не выявите двух преступниц, но каждый раз у вас будет по одному броску.

Он мог бы и не повторять этого — Нобела поняла, что западня захлопнулась: на кого бы она ни указала, бросая первой, обвиненная ею тут же в отместку укажет на нее. Остальные же, спасая собственную шкуру, отдадут свои голоса тем, на кого уже по разу указали кости. Нобела кинулась к Чаке и обняла его колени.

— Убежища, о вождь, я прошу убежища! — закричала она.

— Значит, ты просишь у меня убежища, — медленно, как бы раздумывая над чем-то, произнес Чака.

Выдержав длительную паузу, он вдруг благодушно усмехнулся.