В ответе Аксиньи Шолохов выразил свой взгляд на Мелехова: «Никакой он не бандит, твой отец. Он так… несчастный человек» (Кн. 4, ч. 8, гл. XVII).
Хотя бы так удалось охарактеризовать Мелехова. Это только спустя многие годы придет время говорить полную правду об этом персонаже: попавший в жернова классовой борьбы правдоискатель и жертва поиска счастья для себя и своего народа.
Остались и те строки, в которых отозвалась его, шолоховская, молодость: «Появились небольшие вооруженные банды. Это было ответом кулацкой и зажиточной части казачества на создание продовольственных отрядов…» (Кн. 4, ч. 8, гл. X).
Не тронула цензура и сцену митинга, когда раскололось казачество (тоже впечатления из юности автора).
«— Уберите продотряды!
— Долой продовольственных комиссаров!
В ответ им красноармейцы караульной роты кричали:
— Контры!» (Там же).
Шолохов не жаловал учебники по истории Гражданской войны. Не сверял по ним свое перо. Потому-то и смел осуждать за крайности классового противостояния и белых, и красных, и зеленых. Со всей полнотой показал в своем романе — плохо простым людям, когда оружие имущие ослеплены противоборством.
Когда Мария Петровна узнала, что рукопись пошла к наборщикам, так вместе со свекровью накрыла праздничный стол. Хозяйки знали, чем угодить — все, от мала до Михаила Александровича, любили «талантливые» пирожки с картошкой, с бараньими выжарками, пирожки с мясом и рассыпчатую, «под парами», прямо из чугунка картошку с домашней — аж ложка стоит — сметаной.
Жизнь приукрасилась не только дома. Пошли отклики на отрывки из романа в газетах.
Роман завершен — жизнь со всеми ее беспокойствами продолжалась. И Шолохов не отстранялся. Он не прекратил своего заступничества за тех, кто нуждался в защите.
У пятидесятилетней Анны Андреевны Ахматовой за двадцать последних лет — непрестанная череда злосчастий. Ее творчество под стойким политическим подозрением. И нет ни своей квартиры, ни заработка, поскольку не печатают. Зато клеймо на всю жизнь: в 1921-м расстрелян муж — поэт Николай Гумилев как участник контрреволюционного заговора. В этом году арестовали сына, Льва Гумилева, в будущем выдающегося ученого-историка и географа.
Кто сможет помочь матери и сыну? Шолохов! Об этом сообщила Ахматова в своих заметках, которые, увы, были напечатаны после ее смерти и смерти Шолохова. Всю жизнь он тщательно скрывал этот свой благородный поступок: Лаврентий Берия уступил просьбе писателя, и сын Ахматовой был выпущен. Увы, пребывал на свободе недолго (в общей сложности он провел в лагерях около двенадцати лет).
Еще одна драма. «С 1925 года меня совершенно перестали печатать и планомерно начали уничтожать в текущей прессе. Можно представить, какую жизнь я вела в это время. Так продолжалось до 1939 года», — записала Анна Андреевна.
Нашелся, однако, смельчак, который рассказал Сталину о положении Ахматовой. Случилось чудо: дано было указание срочно выпустить книгу. В мае 1940-го она вышла под названием «Из шести книг». В нее вошли избранные произведения за 1912–1940 годы.
Еще более невероятное последовало дальше. Шолохов рассчитал, что для опального поэта мало выпустить книгу, тем более, по обыкновению для поэзии, малым тиражом. Нужно возбудить общественное мнение. Что же он предпринял? Ответ в записках Ахматовой: «Шолохов выставил ее на Сталинскую премию (1940)».
Порыв писателя поддержали Фадеев и Алексей Толстой. Вместе с Шолоховым они входили в только что созданный Комитет по Сталинским премиям.
Заступничество даром не прошло. Ахматова вспоминала: «Пошли доносы…» Первый принадлежал управляющему делами ЦК. Он писал секретарю ЦК А. А. Жданову с возмущением, что в книге нет стихотворений «с революционной и советской тематикой, о людях социализма». Жданов откликнулся: «Просто позор, когда появляются в свет, с позволения сказать, сборники. Как этот ахматовский „блуд с молитвой во славу божию“ мог появиться в свет? Кто его продвинул?» Подключилась «Литературная газета». В ней была напечатана погромная рецензия на книгу Ахматовой. После чего сборник начал изыматься из всех библиотек.
Вот в какой переплет попал — добровольно — Шолохов, когда осмелился рекомендовать «идеологически чуждую» книгу отметить высшей советской премией.
«Ручаюсь головой», — обычно говорил он, когда просил за кого-либо.
Сталин как-то услышал эту фразу и тут же, не промедлив, произнес с опасной укоризной: «Что-то вы свою голову дешево цените».
Ахматова и Шолохов… Литературовед и верная приятельница Ахматовой, уже немолодая женщина Эмма Герштейн в 1993 году запечатлела в своих воспоминаниях: «Читает мне, почти бормочет „Тихо льется тихий Дон“. Мне в голову не приходит, что это будущий „Реквием“. И она не помышляет об этом. Я не задумываюсь над тем, почему в ленинградском стихотворении откликнулась река Дон. Только значительно позже, в Москве, спросила Анну Андреевну об этом. Она ответила уклончиво: „Не знаю, может быть, потому, что Лева ездил в экспедицию на Дон?“ Она сказала также, что „Тихий Дон“ Шолохова был любимым произведением Левы. „А вы не знали?“ — удивилась она. Я действительно не знала этого».
Андрей Платонов и Михаил Шолохов. Что может соединять их в эти «заминированные» политикой времена? Разные биографии, во многом разные политические взгляды, разные творческие манеры.
Они познакомились давно, еще в конце 1920-х годов — оба потянулись к молодогвардейскому литобъединению. И всякое дальше случалось. Однажды Платонов с удивлением увидел фамилию Шолохова под осудительным для себя коллективным рапповским письмом. Платонов — чужак для этих неистовых защитников идейных партустоев. Но почему Шолохов подписал письмо — самого ведь клеймят почем зря?! Хватило мудрости не рассориться. Есть свидетельство жены Платонова: «Шолохов навещал… Обсуждал отдельные главы „Тихого Дона“». Вспомнила такую реплику мужа: «Жесток ты, Миша, жесток». Так Платонов выразил свое отношение к редкой по тем временам правдивости в описании Гражданской войны. Еще штрих из его отношения к Шолохову — в оценке «Поднятой целины»: «Единственная честная книга о коллективизации».
В этом году Платонов пишет доброжелательную статью о поэзии Ахматовой. Но из нее вычеркивают строчки, написанные словно в союзничестве с Шолоховым: «Задерживать или затруднять опубликование ее творчества нельзя».
Шолохов узнал, что еще в 1938 году был арестован 18-летний сын Платонова и получил 10 лет лагерей как «руководитель антисоветской молодежной и шпионско-вредительской организации». Сохранилось свидетельство этого несчастного юноши: «Я дал ложные фантастические показания под угрозой следователя, который мне заявил, что если я не подпишу показания, то будут арестованы мои родители».
Шолохов догадывался, что сын отдан на заклание по нескрываемой ненависти Сталина к отцу-писателю.
Все началось с конца 1920-х, когда критики РАППа принялись громить платоновские произведения: клевета-де на «нового человека», искажение «генеральной линии» партии. Сталин вознегодовал, когда прочитал рассказ «Усомнившийся Макар». Назвал его «идеологически двусмысленным» и «анархическим».
Шолохов все это прекрасно знал. Но не отошел от Платонова.
Платонов чувствовал такое безбоязненное отношение Шолохова к себе, политическому изгою. Потому-то в отчаянии обратился к нему. Вёшенец не отказал. И снова поход — нелегкий — во власть. Вызволил! Заступничество спасло не только сына Платонова, но и отца. Увы, сын в тюрьме схватил скоротечную чахотку и в 1943-м умер.
На этом злоключения Платонова не закончились. Особо тяжко приходилось после войны. Не печатали, посему — превеликая нужда. Все отвернулись от опального творца. Шолохов поспешил на помощь. Узнал, что Платонов литературно обработал целую книгу народных сказок. Но нет издателя. Так Шолохов «пробил» выпуск сборника. И не убоялся публично выказать поддержку — на титульном листе значилось: «Под редакцией М. А. Шолохова».
Из старых анекдотов. «Шолохов пришел к Сталину хлопотать за сына Платонова. Насупившись, Сталин выслушал.