Возможно, все бы и обошлось, если бы обвинителем Казановы выступало, так сказать, общественное мнение, но своими дерзкими выходками Соблазнитель навлек на себя гнев вполне конкретного человека, а именно сенатора Кондульмера. Сенатор владел одним из театров, где шли пьесы весьма посредственного сочинителя аббата Кьяри. Казанова освистывал комедии аббата, отчего зрителей, желавших их посмотреть, становилось все меньше, и наоборот, бурно аплодировал пьесам столь же посредственного автора патриция Дзордзи, чьи доходы от бесплатной рекламы ощутимо возрастали. Выбор Казановы объяснялся просто: синьора Дзордзи была его любовницей. И здесь Соблазнитель тоже перебежал дорогу Кондульмеру, давно и безуспешно добивавшемуся благосклонности очаровательной синьоры. Поэтому когда сенатор стал государственным инквизитором, у него появилась прекрасная возможность отомстить своему недругу, а у инквизиции оказался под рукой человек, готовый лично заняться делом дерзкого выскочки Казановы. В это же время в городе распространился сатирический роман «Удачливый комедиант» аббата Кьяри, главный герой которого разительно напоминал Соблазнителя. Затаив злобу на аббата, Казанова решил отомстить, то есть по своему обыкновению отколотить врага палкой, однако случая как-то не представлялось. Тут Казанова получил анонимное письмо, где ему советовали забыть о мести и позаботиться о себе, ибо над головой его уже сгустились грозовые тучи.

Самолюбивый венецианец не придал значения анонимке, уверенный, что Брагадин сумеет защитить его от нападок врагов. Однако престарелый сенатор уже не обладал прежним влиянием, а родственники его имели зуб на приемного сына. Он досаждал им своим поведением, а также был претендентом на наследство. Поэтому Брагадин, узнав о письме неведомого доброжелателя, посоветовал Казанове на время покинуть город. Враг всяческого беспокойства, привыкший рассуждать как свободный человек, Соблазнитель не обратил внимания ни на слухи, ни на предупреждение и остался в городе. Дела его шли все хуже и хуже. Он проигрался, запутался в долгах и, пытаясь выйти из положения, решил заложить или даже продать бриллианты, данные ему М. М. Для этого он пригласил к себе огранщика Мануцци, который, как потом оказалось, по совместительству служил шпионом инквизиции. Расхаживая по квартире Казановы, Мануцци заметил несколько трактатов по черной и белой магии, а также руководство по общению с духами. Заявив, что он знает людей, которые готовы купить такие книги за большие деньги, Мануцци предложил Соблазнителю их продать. Сильно нуждавшийся в деньгах, Казанова согласился, и Мануцци забрал книги с собой, но через несколько дней вернул, объяснив, что покупатель передумал. На самом же деле Мануцци носил их инквизиторам. Обвинение в чернокнижии было готово, к нему присоединилось обвинение в богохульстве и атеизме; нашлось немало свидетелей, утверждавших, что, проигрывая, Казанова призывал дьявола, не соблюдал посты, в церковь ходил только на праздничные мессы и — наверняка! — был франкмасоном. В полицейских донесениях Казанову называли «литератором, склонным к интриганству», «вымогателем» (имея в виду его жизнь в доме Брагадина), развратником, игроком, растлителем несовершеннолетних, развратителем умов и завистливым критиканом (имея в виду его ехидные сатиры на аббата Кьяри). Некая синьора Меммо, с сыновьями которой Казанова был дружен, подала жалобу, утверждая, что нечестивый чернокнижник склоняет ее сыновей к атеизму.

Старый Брагадин умолял Казанову покинуть Венецию, сулил ему деньги и рекомендации.

— Уезжай, друг мой, завтра может быть уже поздно. Если тебя осудят инквизиция и Верховный суд, я ничем не смогу тебе помочь.

— Мое бегство подтвердит мою виновность, а я не чувствую за собой никакой вины. И потом, если я уеду, как знать, не приговорят ли меня заочно к вечному изгнанию?

Убедившись, что Казанова непреклонен, сенатор тяжко вздохнул и отправился помолиться за своего непутевого приемного сынка. Сердце подсказывало ему, что они больше не увидятся.

ТЮРЬМА ПЬОМБИ. ПОБЕГ

Рано утром 26 июля 1755 года полицейские во главе со своим начальником, мессером гранде, вторглись в квартиру Авантюриста и, взяв под стражу ее хозяина, препроводили его в Пьомби, Свинцовую тюрьму. Тюрьма располагалась непосредственно при Дворце дожей и получила свое название из-за крыши, покрытой свинцовыми пластинками толщиной в три сантиметра. Разодетый словно на свадьбу, Казанова отправился в тюрьму в новом «прелестном» (по его собственному определению) костюме. Его привели в тесную камеру с низким потолком, где не было ни стула, ни кровати, а одна лишь лохань для отправления естественных надобностей. В зарешеченное оконце, выходившее на чердак, с трудом пробивался тусклый свет. По чердаку вальяжно разгуливали жирные крысы величиной с кошку, и Казанова с ужасом подумал, что они вполне способны проникнуть и в его камеру. Облокотившись о подоконник, узник провел в сей неудобной позе несколько часов, мрачно глядя на фланирующих крыс и размышляя, какие обвинения ему могут предъявить. Он понимал, что вел жизнь далеко не праведную, однако преступником себя не чувствовал, ибо никогда не нарушал законов Венецианской республики. Тюремщик не показывался. Тогда Соблазнитель, не раздеваясь, растянулся прямо на полу и заснул. Проснулся он от страшного холода, пошарив вокруг себя, он с ужасом натолкнулся на застывшую руку. Решив, что, пока он спал, с ним рядом положили труп какого-нибудь бедняги, скончавшегося в этих мрачных застенках, он принялся ощупывать конечность и с удивлением обнаружил, что это его собственная левая рука, заледеневшая на холодном полу. «Приключение было забавным, но меня не развеселило», — написал Казанова, вспоминая о своем пребывании в Пьомби.

В семь утра явился тюремщик и спросил Казанову, чего ему надобно принести.

— Вам здесь сидеть еще долго, — ехидно усмехнулся он.

Узник составил список вещей, которые могли ему пригодиться в тюрьме. Наряду с кроватью, столом, креслом, бельем, шлепанцами и ночными колпаками он указал и книги.

Вычеркнув все колющие и режущие предметы — бритву, нож и вилку, а также книги, бумагу, перья и чернила, тюремщик спросил:

— Что будем кушать? Коли у вас есть денежки, заказывайте.

Республика содержала своих заключенных впроголодь, но те, кто мог платить, имели право заказывать обеды в соседней траттории. Казанова попросил мяса и супа и вручил тюремщику цехин на расходы. Еда пока не слишком волновала его, у него совсем не было аппетита. Более всего его огорчил запрет на получение книг. Желая утешить нестроптивого узника, тюремщик сказал, что у начальства есть дозволенные для чтения книги и он может принести их ему. Казанова приободрился, ведь он опасался, что, не имея возможности занять себя чтением, он вскоре сойдет с ума от скуки. Бездействие всегда было главным его врагом. Поэтому когда ему принесли заказанные вещи и обед, он принялся по возможности комфортабельно обустраивать свой быт.

Поначалу Казанова был рад, что оказался в одиночестве, соседство воров и убийц его пугало не меньше, чем соседство с крысами. Но вскоре отсутствие собеседников стало нестерпимым, теперь он был бы рад любому товарищу по несчастью, даже умалишенному и прокаженному. Одиночество лишало его сна и аппетита, невозможность писать усугубляла гнетущее настроение. «Если узник причастен к изящной словесности, дайте ему письменный прибор и бумаги: горе его станет на девять десятых меньше», — напишет он позже в своих «Мемуарах». Не имея возможности утолить свою печаль на бумаге, он невзирая на плохое освещение начал читать и быстро осилил присланный ему тюремным начальством труд испанской визионерки сестры Марии Агреды[37] под названием «Град мистический». Автор, разумеется, хотел укрепить читателя в вере, однако на Казанову сочинение сие произвело обратное впечатление: и мистика, и церковное учение показались ему пустыми выдумками.