…Степан сзывает своих молодых друзей. «Мы взошли с Анастасом на мрачную палубу парохода, — помнит Ольга Шатуновская. — На корме, еле освещенной тусклым фонарем, среди нагроможденных снарядных ящиков увидели Шаумяна, одиноко сидевшего в тяжелом раздумье.

Он очнулся, заметил нас, обрадовался и заговорил с нами. И когда он заговорил, то мы поняли, что даже здесь, на этой палубе, Степан остается Степаном, хотя переживает страшные мучительные часы, дни.

Степан решил еще раз обратиться к своей мазутной армии. По его поручению мы с черного хода проникли в типографию, бывшую Куинджи. С помощью нескольких большевиков-наборщиков приступили к работе. У ворот дома и на перекрестках ближайших улиц стояли наши посты. Недалеко дежурил броневик. Когда двести экземпляров «Бакинского рабочего» были отпечатаны, прекратилась подача тока. Машины остановились. Стали вертеть руками колесо машины…»

Одиннадцатого августа из рук в руки свежий номер газеты. С двумя статьями Шаумяна. Та, что побольше, называется «Физиономия новой власти». В ней слово Степана и о том, как дальше жить. Говорит, мы вернемся. «Да, мы не теряем еще надежды, что бакинские рабочие и матросы отрезвятся. Мы не теряем надежды, что Революционная Советская Россия, если и вынуждена будет временно уйти, — она еще придет в Баку».

Без надежды человеку, конечно, нельзя. Только как дождаться? Если не голод — так снаряд, не снаряд — так пуля. Еще турецкий главный паша отдал приказ: три дня Баку полностью со всеми потрохами в руках солдат. Вознаграждение победителям.

Вторая статья Степана хватает за сердце. Никуда от нее не уйдешь.

«…Ленин предлагает в решительную минуту то постановление, которое было принято «в ожидании немцев», провести в жизнь и в новой обстановке, то есть в ожидании англичан. Телеграмма… не может быть понятна для всякого рабочего, но она понятна для лидеров партии «Дашнакцутюн», газета которых «Вперед» особенно бесстыдно клевещет на нас…

…Ленин требовал от нас принять все меры, чтобы в случае занятия немцами Баку они не могли получить здесь нефтяных запасов. Бакинский Совет на одном из своих заседаний вынес по моему предложению резолюцию: уничтожить всю нефтяную промышленность, но не сдавать ее немцам. В связи с этим распространяли на флоте слух, будто мы качали по керосинопроводу нефть для немцев. Это в то время, когда именно по моему распоряжению за месяц, если не больше, до событий разобрана керосинопроводная линия, убраны дизеля и сложены уже на пароход, так что, если противник возьмет город, он в течение шести месяцев (по заявлению специалистов) не сможет пользоваться керосинопроводом и перекачивать себе нефть.

Это все прекрасно известно лидерам правящих сейчас партий, которым я читал собственноручные письма Ленина и Сталина по этому вопросу и которым были поручены ответственные работы по подготовке и проведению в жизнь этих мероприятий. И эти люди теперь бесстыдно клевещут или бесстыдно молчат, когда их товарищи клевещут.

…Это касается не только партии «Дашнакцутюн», но и правых эсеров, и меньшевиков. Да, господа, в тяжелую историческую минуту вы могли путем предательства и обмана сбить с толку рабочие массы, но продержаться клеветой и обманом вы долго не сможете. И чем преступнее ваш обман в настоящем, тем строже будет суд рабочих над вами в будущем. Клеймо бесчестных клеветников, во всяком случае, не смоете с ваших лбов…

P. S. Газета дашнакцаканов особенно старается натравить на меня лично темные заблуждающиеся массы и добиться самосуда надо мною. Это нетрудное дело. Это, может быть, удастся вам, но это не поможет вам, господа. Суд сознательных рабочих, суд истории гораздо важнее для нас, и он будет гораздо страшнее для вас, чем самосуд толпы, к которому вы призываете».

…К мгновенным резким переменам ветра бакинцам не привыкать. Каспийское море круглый год суровое, полное превратностей. Но такой поворот уж слишком!.. Во всех дозволенных газетах сообщения:

«Полная свобода бывшему Совнаркому!.. Беспрепятственная эвакуация комиссаров в Астрахань… Диктатура Центрокаспия и народные фракции Бакинского Совета приняли условия Петрова…»

Главный оратор меньшевиков Садовский подтверждает на конференции промыслово-заводских комитетов и правлений профсоюзов: «Петрову было предложено, согласно его желанию, свободно выехать в Астрахань вместе с отрядом и всеми комиссарами, которые того пожелают, взяв с собой, по взаимному соглашению, необходимое число пароходов, оружия, продовольствия и военного снаряжения».

Радость маленькой победы в канун непоправимой трагедии.

За день до эвакуации Степан посылает успокоительные строки Кетеван: «Число наших сил увеличилось все новыми вооруженными отрядами. В городе настроение уже изменилось и улучшилось по отношению к нам, особенно в рабочих кругах… До сих пор англичан прибыло всего 500–600 человек. Вчера вечером наши молодцы (из отряда Петрова, который нагоняет страх на всех городских контрреволюционеров) захватили и привели к нам двух английских офицеров. Мы их освободили. После этого явился ко мне Мак-Донелл с визитом для выражения своего уважения и т. д.».

С чего бы иначе Диктатура великодушно подала пароходы, благословила — берите все, что вам нужно, и с богом плывите в Астрахань? Сурену в двадцатые годы можно все начистоту: «Диктатура боялась нас и, нужно сказать, имела для этого достаточно оснований. Нашим отрядам не составило бы большого труда переарестовать все правительство и объявить власть Советов восстановленной. Но наше выступление, несомненно, вызвало бы противодействие и вынудило власти бросить против нас все свои силы, оголив тем самым фронт. Выиграли бы только турки и мусаватисты. Воспользовавшись событиями в Баку, они тут же ворвались бы в город. Это удерживало нас от выступления».

Гражданской войны в тылу защитников Баку, в одном-двух переходах от турецких дивизий, не допускает Шаумян. Он употребляет все свое влияние для того, чтобы на партийной конференции десятого числа доказать делегатам — в вооруженную борьбу двух сил, одинаково враждебных Советской власти, большевикам встревать нельзя. Помимо всего другого, это провокация против Брестского мира. Немцы немедленно придерутся к случаю и предпримут карательные меры против революционной России. Верность революции требует быстрой эвакуации.

Немыслимо трудно Степану. Бакинская коммуна — его дело, его любовь, его жизнь. Он переживет коммуну на считанные дни…

Комиссар коммуны по военно-морским делам Григорий Корганов, адмирал флота, как его сейчас шутливо величает Степан, приказывает семнадцати пароходам отшвартовываться. Следовать к острову Жилому. Там присоединятся еще два судна со стрелками и артиллеристами, последними покидающими лагерь на Петровских пристанях. Вся армада возьмет курс на север. К астраханскому берегу. Там ждут не дождутся. Из Москвы Ленин все справляется по прямому проводу.

Не надо ждать. Жизнь не восторжествует. Все произойдет иначе. Навалятся, вмешаются, потянут на дно неизбежные стечения обстоятельств, веления времени. Год 1918-й, чрезвычайное влияние Шаумяна на Востоке. Даже то, что англичане называют его со страхом и почтением «кавказский Ленин». Газета «Голос Средней Азии» — официоз закаспийского правительства, сформированного эсерами под бдительным оком военной миссии генерала Маллесона:

«Судьба нам снова улыбнулась. К нам в руки попали бывшие вершители судеб Баку. Среди нашей добычи находится один из знаменитых героев, Шаумян, которого давно окрестили «кавказским Лениным». Они сеяли ядовитые семена недоверия к нашим союзникам-англичанам, благородно[6] отозвавшимся на зов бакинцев о спасении. Они все твердили, что рядом с английскими империалистами сражаться честным революционерам позор…

Они в наших руках. Мы живем в эпоху варварства. Так будем же пользоваться его законами. Око за око, кровь за кровь, голова за голову… Отныне будет отвечать голова Шаумяна, Петрова, Джапаридзе, Корганова и др. Мы не остановимся даже перед причинением ужасных мук, до голодной смерти и четвертования включительно».