Самую верхнюю ступень московской иерархии занимали удельные князья, но влияние их на политическую структуру неуклонно падало на протяжении XVI века. Процесс централизации государства беспощадно уничтожил самые крупные из удельных княжеств.

Короткое междуцарствие, последовавшее за смертью царя Федора, вызвало всплеск аристократической реакции. Борис Годунов должен был осознать, что будущее основанной им династии зависит в значительной мере от поддержки Боярской думы. Поэтому он не жалел усилий на то, чтобы заручиться поддержкой аристократии. Его меры призваны были убедить боярские верхи в том, что утверждение новой династии не внесет изменений в сложившуюся систему местничества, гарантировавшую знати первые. места в думе и армии.

Борис сохранил пост главы Боярской думы за удельным князем Ф. И. Мстиславским. Дворяне — князья А. В. Трубецкой, Б. К. Черкасский, В. К. Черкасский числились в списке «князей служилых» при дворе царя Федора. В годуновской думе они заседали как бояре. Однако двое удельных владетелей — царь Симеон Бекбулатович Тверской и князь Иван Воротынский оставались не у дел. Годунов пожаловал в бояре служилого князя Степана Волошского.[4]

Грозный казнил покорителя Казани князя А. Б. Горбатого Суздальского, едва ли не самого крупного из военачальников XVI в. Борис Годунов приказал тайно умертвить виднейшего воеводу князя И. П. Шуйского, героя псковской обороны. Однако несмотря на предыдущие опалы суздальские князья заняли самое высокое положение в думе Годунова. Боярский чин имели князья Василий, Дмитрий, Александр и Иван Шуйские.[5]

Опричнина Ивана Грозного нанесла ощутимый удар младшей суздальской знати. Ростовские и Стародубские князья надолго были изгнаны из Боярской думы. Все это нарушило устоявшуюся систему местнических отношений. Назначения, проведенные Годуновым, должны были в известной мере восстановить положение, существовавшее до опричнины. Борис пожаловал в бояре князя М. П. Катырева-Ростовского, в окольничие — князя Д. И. Хилкова. Князь П. И. Буйносов-Ростовский стал думным дворянином, а позже боярином.

Вернувшиеся в думу князья обладали блестящим родословием, но чтобы вернуть себе прежнее значение они неизбежно должны были вступить в борьбу с преуспевшей на службе знатью. Получив боярство, князь Катырев возобновил давнюю тяжбу с Мстиславским.[6] Видимо, это отвечало политическим расчетам Годунова.

Стремясь создать возможно более широкую опору своему трону, царь Борис не побоялся ввести в думу некоторых влиятельных лиц из числа своих давних противников. При нем чин боярина носил князь А. П. Куракин, немало повредивший Годуновым при царе Федоре и поплатившийся за то долгой ссылкой.[7] Борис не доверял Голицыным и тем не менее сделал боярином князя В. В. Голицына.[8] Современники называют Александра Никитича Романова не только соперником в борьбе за трон, но и личным врагом правителя Бориса. Однако после коронации Годунова Александр получил боярство, а его брат Михаил Романов — окольничество.[9]

Описывая политику Бориса, некоторые писатели и мемуаристы утверждали, будто он всеми силами стремился унизить и истребить знать. Данные о назначениях в Боярскую думу не подтверждают их слов. При Борисе княжеская аристократия, казалось, вновь обрела влияние в думе, которым пользовалась до опричнины.[10] Ее представительство в высшем органе государства расширилось.[11]

Жалуя знать, Борис одновременно старался укрепить в думе позиции своей родни. Его дядя Дмитрий Иванович Годунов получил титул конюшего — старшего боярина думы, боярин Степан Васильевич Годунов занял пост главы Большого дворца. В разное время в качестве бояр в думе царя Бориса заседали Иван Васильевич Семен Никитич и Матвей Михайлович, в качестве окольничих — Никита Васильевич, Степан Степанович, Иван Иванович и Петр Васильевич Годуновы.[12] Таким образом, на долю Годуновых приходилось почти треть состава двух высших «чинов» думы — бояр и окольничих.[13]

Старомосковская знать была представлена в думе значительно менее полно, чем высшая титулованная аристократия. Наибольших успехов на службе у Бориса добились Морозовы и Басмановы-Плещеевы,

Годунов заботился о воинском чине. Но он был далек от того, чтобы распахнуть двери Боярской думы перед представителями дворянства. Думные дворяне не вернули себе того влияния, которым они пользовались при Грозном.

Видными членами старой опричной думы были любимец Грозного Богдан Яковлевич Бельский и Игнатий Петрович Татищев. Даже Иван IV не решился дать высший думный чин Б. Я. Бельскому из-за его редкого худородства. Однако Бельский был двоюродным братом царицы Марии Скуратовой-Годуновой и по этой причине получил от родни чин окольничего. Борис пытался привлечь его на свою сторону, хотя постоянно опасался интриг с его стороны.

И. П. Татищев был произведен в казначеи, а его сын М. И. Татищев стал думным дворянином. Членами курии думных дворян стали также выдвинувшийся в опричнине Е. М. Пушкин, а позже его брат И. М. Большой Пушкин. В самом конце царствования Бориса чин думного дворянина получили В. Б. Сукин и А. М. Воейков, влияние которых на дела было невелико.[14]

Бывшие сподвижники Годуновых по опричнине рассчитывали на то, что утверждение новой династии перевернет вверх дном устоявшуюся систему местнических отношений, но их надежды не оправдались. Когда Пушкины дерзко заместничали с «великими» Морозовыми-Салтыковыми, их сразу одернули и наказали.[15]

Писатели Смутного времени утверждали, будто царь Борис подвергал гонениям высокородную знать, грабил имущество вельмож и бояр.[16] В действительности он вел весьма осторожную политику в отношении высшей аристократии.

Годунов получил трон вопреки воле боярских верхов, и потому поводов к раздору и взаимным подозрениям было более чем достаточно. Многие аристократические семьи, открыто боровшиеся за власть либо тайно помышлявшие о короне, не считали свое дело окончательно проигранным. Особые надежды они возлагали на недолговечность Бориса, удрученного старостью и болезнями. Борис был прекрасно осведомлен насчет замыслов своих недругов. Принимая присягу от подданных, он обязал их клятвой на кресте «царя, царицу и детей их на следу никаким ведовским мечтанием не испортить, ведовством по ветру никакого лиха не посылать», «людей своих с ведовством, со всяким лихим зельем и кореньем не посылать, ведунов и ведуней не добывать на государское лихо».[17] Подверженный суевериям Борис постоянно подозревал, что любое ухудшение в его здоровье связано с кознями знатных вассалов. Доносы, поступавшие от боярских холопов, питали его подозрения. «Изветы» поступали во все большем числе по той простой причине, что власти щедро жаловали доносчиков. Неосторожные разговоры по поводу худородного царя служили достаточным поводом для розыска и суда. Согласно описям царского архива начала XVII в., там хранилась целая связка «сыскных доводных дел старых… при царе Борисе».[18] Наибольшую известность приобрели «доводные дела», затронувшие боярские семьи. Шуйских, Катыревых-Ростовских, Шестуновых-Ярославских и Романовых.

Как правило, власти не располагали серьезными уликами, доказывавшими боярскую «измену». Поэтому арестованных чаще всего обвиняли в дурных замыслах и попытках причинить царской семье «лихо» с помощью колдунов и волшебных кореньев. Политические преследования неизбежно приобретали мистифицированную форму «колдовских» процессов. Типичным в этом отношении был процесс Шуйских.