— Тридцать четвертого года рождения… Павловский Посад, Московская область… Когда еще занимался в средней школе, окончил московский аэроклуб, затем Качинское авиационное училище. С пятьдесят пятого служу летчиком. — Он так и сказал — «служу» — и почему-то решил добавить — член ВЛКСМ.

Королев кивнул. Действительно, жизнь не такая уж и большая. Видимо, решил поддержать паренька:

— А вы что же умолчали, что первым отсидели в сурдокамере? И в барокамере рекорд побили…

Смуглый, как после загара, Валерий заметно покраснел:

— Так это, Сергей Павлович, в биографию не входит.

— Пока не входит, — поправил Королев, — но потом все пригодится, так что давайте договоримся говорить кратко, но без пробелов.

Дошла очередь и до Гагарина. Юрий волновался, старался выровнять вдруг осевший голос. Ему показалось, что Королев начал прислушиваться чутче, чем к остальным. Возможно, так представлялось ему потом, после полета, когда он восстанавливал в памяти мельчайшие детали первого знакомства с Главным конструктором. Но ведь бывает такое в случайной встрече: в ничего не значившем разговоре через взгляд чужого человека вдруг плеснется, дотронется до тебя его душа.

— Значит, смоленский, — повторил Королев после краткого сказания Гагарина о себе. — И под немцем успел побывать, и в ремесленном обучался. На литейщика, говорите? Закалялись как сталь. Ну а как же так, Юрий Алексеевич, то вагранки ваши, плавка там разная и вдруг авиация?

Юрий замялся: «Что сказать — потянуло небо? Но ведь так отвечают все».

— Наверное, цель жизни. Она ведь редко бывает прямая. И чем извилистей дорога, по которой ты к ней идешь, тем путь вернее. Так мама учила нас. Да и отец, хоть и был простым плотником.

Сергей Павлович взглянул на Гагарина с удивлением.

— А вы, наверное, правы. Я и сам себе теперь вроде верю не верю. Учился, а по утрам разносил газеты, вечерами столярничал, плотничал. Чего только не делал, чтобы заработать на кусок хлеба, на тетради и ватманские листы. — Он помолчал, как бы спрятав в себя свой взгляд, вспоминая прошлое, и потом сказал: — Но у вас все другое. Все. Вы представляете, куда вы все полетите? В космос. Это же фантастика наяву.

Встал, прошелся туда-сюда от окна до двери, остановился возле лунного глобуса.

— Представьте, что это Земля, и крошечной блесткой вокруг нее летит ваш корабль. Вы только подумайте, если бы кто-то взглянул на это снаружи, ну, скажем, с Луны или Марса. Для нас такое непостижимо. Тютчев сказал: «Умом Россию не понять, в Россию можно только верить». Мы сфотографировали обратную сторону Луны — каково! В мае запустили первый корабль-спутник… — Королев сделал паузу, потому что все вдруг сразу замерли; интересно, как он объяснит, что корабль, спроектированный для человека, не вернулся, вернее, не вошел в плотные слои атмосферы, чтобы сгореть, ибо спуск его не планировался, а полетел неизвестно куда.

Да и самому Королеву вдруг все представилось, как в тягостном сновидении: обрывчато, неясно, то замедленно, то стремительно, будто сам он стоял под вращающимся куполом неба, и эхом отдавались сначала радостные, потом тревожные голоса созвездий…

— Сергей Павлович! Поздравляем! В кабине корабля вес человека! Вот это победа!

— Корабль стабилизирован! Система сработала безотказно!

— Он летает уже трое суток!

— Включение тормозной установки прошло четко! Сейчас пойдет на снижение.

Но каруселью кружащееся небо опускалось ниже, ниже, гасли звезды, и в темноте космоса перекликались другие, тревожные голоса:

— Корабль не спускается!

— Не может быть!

— Он проходит над нами!

— Он не слушается команд и не желает переключаться на режим спуска!..

Ровный, на ноте отрешенности голос констатировал:

— Подвела система ориентации. Механизм, многократно работавший при испытаниях, отказал в космосе. Корабль не был правильно сориентирован. Двигательная установка хотя и сработала, но вместо торможения произошел разгон, и корабль, которому люди приказали снизиться, поступил наоборот — перешел на новую, более высокую орбиту…

Да, сейчас Сергей Павлович отлично понимал причину замешательства. Потер рукой лоб и то ли себе, то ли переставшим перешептываться летчикам сказал:

— В нашем деле не все проходит гладко, не все получается как хочешь. Мы передали на борт корабля по радио команду, которая обычно предшествует спуску. Ждали известия о прекращении сигнала и сообщения наземных станций, что корабль пеленгуется, идет к Земле. Но тут выяснилось, что получилось все наоборот. Не сработала система ориентации. И импульс, давший кораблю дополнительную скорость, повел его не к Земле, а на другую орбиту…

По взглядам, устремленным на него в ожидании, что он скажет что-то самое главное, Королев понял, что его объяснение не удовлетворило. О причине отброса корабля от Земли они, конечно же, знали. И невысказанный вопрос томительно завис в кабинете: «А если бы в корабле был человек? Кто-то из нас, здесь сидящих».

— Сказать честно? — чуть склонил набок голову Королев. — Это случилось на исходе ночи, все были страшно огорчены, но для меня наступило просветление. Да-да! Ведь это был первый опыт маневрирования в космосе, переход с одной орбиты на другую. Это было открытием! А спускаться на Землю корабли, когда надо и куда надо, у нас будут! Как миленькие будут. В следующий раз посадим обязательно. Но и конечно же, никого из вас не выпустим на орбиту, пока не научимся приземлению. Стопроцентному! С полной гарантией. И еще хочу вам сказать, все вы будете в какой-то степени первыми: сначала полетит кто-то один, потом запустим сразу вместе два корабля, а то и три — целую эскадрилью и, если хотите, эскадру. Потом на орбиту выведем экипаж, затем кого-то из вас попросим выйти из корабля — да-да, не бойтесь, привяжетесь фалом и выброситесь как из шлюпки в море, в конце концов, начнем создавать орбитальные станции. Но это все пока что проекты… Вы вот что скажите, как учитесь?

— Хорошо, — в один голос ответили летчики. Комаров по праву «академиста» решился добавить:

— Недавно сдавали зачет по теории, все ребята отвечали отлично.

— Но вам-то я не могу не поверить, — сказал Королев. — И именно потому, что вы инженер, мы назначим вас командиром экипажа космического корабля. Экипажа!

Комаров что-то стал было говорить о придирках медиков, но Сергей Павлович успокоил:

— Не волнуйтесь, к тому времени все пройдет.

Широким жестом пригласил к выходу из кабинета:

— А теперь прошу в цех, пора повидаться и с кораблем.

Вернулся. Снял телефонную трубку:

— Кто говорит, Олег Генрихович? Здравствуйте! Привезли кресло? Нет, пока не ставьте. Я скоро буду у вас. И учтите, не один, а с хозяевами. Да-да, с хозяевами, — со значением повторил он, — поняли? Приготовьтесь к тому, чтобы все рассказать и объяснить, и чтобы без лишнего шума.

В огромном, как вокзал, цехе люди в белых халатах обступили серебристо-матовые шары, напоминающие батискафы. Это были спускаемые аппараты космического корабля «Восток». Следуя за Королевым, тоже накинувшим на плечи халат, летчики подходили к одному из них медленно, со сторожким любопытством, как к чему-то невиданному. В цехе сразу посветлело — в пролете включили полный свет, и к ним вышел худощавый молодой человек, остановился возле одного из шаров. Евгений Анатольевич поздоровался с ним как со старым знакомым:

— Здравствуй-здравствуй… Ты что, старых друзей не признаешь?

— Извини, на ребят на твоих засмотрелся.

— Олег Генрихович Ивановский, — представил Карпов, — ведущий конструктор. Ну как, с рассказа начнете или пусть задают вопросы?

— Да вы не стесняйтесь, — подтолкнул Королев остановившихся на почтительном расстоянии летчиков. — Теперь вы хозяева этих… как мы их называем, изделий, да-да, вы капитаны космических кораблей. Прошу вас, Олег Генрихович.

Но, не дожидаясь тоже смущавшегося Ивановского, положил на шар руку, как на громадный глобус, и начал спокойно объяснять: