Из объяснения Михаила Клавдиевича явствовало, что основным средством передвижения в мировом пространстве является ракета — открытие, сделанное К. Э. Циолковским еще в 1903 году. Есть атмосфера или нет ее, ракетный двигатель осуществляет одну и ту же задачу: тем или иным способом он выбрасывает некоторую массу, запас которой находится внутри ракеты. Срабатывает закон — действие равно противодействию. Ракета приходит в движение.
Профессор вычерчивал круги, эллипсы. Да, орбиты планет суть эллипсы, в одном из фокусов которых находится Солнце. Это первый закон Кеплера, того самого, что триста пятьдесят лет назад писал Галилею:
«Стоит лишь кому-нибудь выучиться искусству летать, а недостатка в колонистах из нашего человеческого рода не будет. Кто поверил бы в прежние времена, что плавание по безбрежному океану спокойнее и безопаснее, чем плавание по узкостям Адриатики, Балтийского моря или пролива Ла-Манш? Дайте лишь корабль и приладьте парус, способный улавливать небесный воздух, как тотчас же найдутся люди, которые не побоятся отправиться у такую даль. Словно отважные путешественники завтра столпятся у дверей, спешим мы обосновать для них астрономию…»
Михаил Клавдиевич наматывал орбиты спутников и кораблей, как нитки на клубок, стягивал планеты замысловатыми крючочками формул, и небо распахивалось шире и шире, и действительно словно снежной поземкой взвихривался Млечный Путь, и звезды вытаивали за окном под утро, когда, засыпая, Юрий склонялся над книгой.
Легко сказать, но как себе все это представить — космическую скорость, громадный расход энергии, чтобы преодолеть силу притяжения Земли? Двигатель ракеты, который выведет на орбиту корабль, должен развить мощность в 20 миллионов лошадиных сил. Это в три раза больше мощности Красноярской ГЭС. Какое еще сравнение приводили на лекциях? В годы войны наша авиационная промышленность выпускала до 55 тысяч самолетов в год, мощность моторов всей этой воздушной армады потрясающа. Но вся эта сила слабее шести ракет-носителей космических кораблей. Юрий еще в глаза не видел ракеты. Что это за сооружение? Общая длина 38 метров, диаметр 10,3 метра. Выводимый на орбиту полезный груз — 4725 килограммов. Космос не небо, его не измерить километрами. Здесь нужны другие параметры, другая психология восприятия расстояний. И все-таки невозможно представить, что это такое, световой год, — путь, который луч света, несущийся со скоростью триста тысяч километров в секунду, проходит за год? Какая-то чепуха — разве можно сказать о свете, что он «идет», «мчится», «несется»? Такого и слова-то нет в языке. Свет светит. Так что же это такое: диаметр Галактики достигает 85 тысяч световых лет? Ее центр где-то там, в направлении созвездия Стрельца. Все в вечном движении. Солнечная система отстоит от центра Галактики на двадцать три тысячи пятьсот световых лет и движется вокруг него со скоростью двести пятьдесят километров в секунду. Вот это полет! Один оборот вокруг ядра Галактики Солнце совершает за сто восемьдесят миллионов лет. Значит, в этом отношении человечество не прожило еще и одного космического года!
Как здесь сориентироваться человеку? Нужны совсем другие координаты. Вон там, у «хвостика» созвездия Большой Медведицы, Северный полюс мира. Если провести воображаемую плоскость через центр Земли перпендикулярно оси ее вращения, мы получим экватор нашей планеты, а в пересечении с воображаемой небесной сферой — небесный экватор. Точки пересечения небесного экватора с эклиптикой, то есть замкнутой кривой, которую Солнце описывает среди звезд в течение года, носят в небесной механике название точек весеннего и осеннего равноденствия. При расчете траекторий космических аппаратов в качестве одной из координатных осей часто принимается направление из центра Земли в эту точку, точку весеннего равноденствия. И все-таки, на какую площадку нужно встать, чтобы увидеть крошечный шарик Земли, а дальше, но в масштабе Вселенной, неподалеку три тоже не очень большие планеты — Меркурий, Венера, Марс. Это соседи, а вот Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон — это уже совершенно невообразимо… Юпитеру требуется почти двенадцать лет, чтобы совершить свой путь вокруг Солнца на среднем расстоянии примерно пять астрономических единиц. Одна единица — а. е. — это небольшой шажок в 150 миллионов километров от Солнца до нашей Земли.
После лекции Юрий получил в библиотеке давно желанные книжки К. Э. Циолковского и, придя домой, с нетерпением сел за стол. Одна из книжиц называлась «Исследование мировых пространств реактивными приборами» — первая в мире научная работа, посвященная теории реактивного движения. С помощью такого аппарата Константин Эдуардович обосновывал возможность осуществления межпланетных полетов. Вот провидец!
Чем больше Юрий вчитывался в страницы, тем понятнее становился ему и сам Циолковский — такой далекий от него и вместе с тем такой теперь близкий человек. Юрий даже как бы перенесся в Калугу, прошелся по крутой улочке, поросшей подорожником, к домику, глядящему тремя окошками. Домик крайний, за ним почти от самого порога широкая луговина до проглядывающей белой лентой Оки, раскидистая ракита; на том берегу лесок. В самом деле, как это все близко сердцу, и совсем нетрудно представить себе человека с седой спутанной бородкой, с длинными волосами учителя гимназии, то ли подслеповатого, то ли излишне рассеянного в своей непрерывной думе. Но нет: ясные, проницательные глаза глядят из-под очков, глаза, которые видят не только ракиту, усыпанную чирикающими воробьями, но Вселенную до самой крохотной звездочки на краю серебристого Млечного Пути.
Вот он — Мечтатель, его Учитель, ведущий теперь с ним, Юрием, особый разговор со страниц своих необычных работ…
«Сначала мечта, да, мечта, фантазия… В юности я увлекся Писаревым. Он считал, что человек, работающий для осуществления своей мечты, счастлив, несмотря ни на какие лишения и насмешки неверующих. Счастье, говорил он, в том и состоит, чтобы влюбиться в такую идею, которой можно посвятить всю свою жизнь…
Я пережил однажды минуты необыкновенного восторга. Может быть, они и были началом мечты, которой я отдал все силы. Мне показалось после довольно длительных раздумий, что для поднятия за атмосферу, в небесное пространство, можно применить центробежную силу. Представьте себе, эта идея осенила меня в шестнадцать лет. Я был так взволнован, даже потрясен, что не мог усидеть на месте и пошел развеять душившую меня радость на улицу… Целую ночь не спал, бродил по Москве — я тогда пытался поступить в ремесленное техническое училище, преобразованное потом в Бауманское, и остался в стольном граде, чтобы продолжать самообразование — бродил, думал о великих следствиях моего открытия. Но, увы, еще дорогой понял, что заблуждаюсь: будет трясение машины и только. И уже к утру убедился в ложности моего изобретения. Однако недолгий восторг был так силен, что я всю жизнь видел этот прибор во сне и поднимался на нем с великим очарованием… Я видел во сне, что поднимаюсь к звездам на своей машине… Эта ночь на всю мою жизнь оставила след».
Звезды проступали на небе, как будто кто-то невидимый зажигал их там одну за одной. И Юрий наслаждался этим трепетным мерцанием бездны и будто видел удивительного старика. От реки тянулся белесый туман, как Млечный Путь, до которого было каких-то двадцать-тридцать шагов…
«Только много позже я уяснил, на каком летательном аппарате можно развить нужную скорость. Это — ракета. Не жалкий полет ракеты пленил меня, а точные расчеты. Вычисления могли указать мне и те скорости, которые необходимы для освобождения от земной тяжести… Одиннадцать тысяч сто семьдесят метров в секунду, то есть свыше десяти верст. При такой скорости человек, не принявший особых мер предосторожности, будет убит на месте, расплющен о заднюю стенку своего воздушного экипажа. Это все равно как если бы снаряд ударил в нас, спокойно сидящих на лавочке. Но ведь скорость может возрастать и постепенно. Кроме того, путешественника можно погрузить в жидкую несжимаемую среду, чтобы ослабить действие инерции и дать ему возможность безвредно перенести момент отделения от земли.