Улауг соглашалась с ним.

И он добавлял:

— Когда меня закопают, тогда ты откопаешь деньги.

Иной раз он придумывал хитрые уловки, надеясь, что придет время и о них будет рассказано в грамотах, вывешенных на крепостных воротах. Так было, когда шведы на кладбище в Иде хоронили офицера, умершего от разрыва сердца. Они стояли вокруг открытой могилы, а Гауте опустился на колени за кладбищенской оградой, и в ту самую минуту, когда прозвучал залп шведского салюта, он спустил курок кремнёвки. Один из офицеров, участвовавших в похоронах, повалился в могилу к своему товарищу. Казалось, его постигла божья кара.

В прошлое воскресенье Гауте снова побывал в Иде. Он отказался от воскресного отдыха, война становилась все более ожесточенной, и Гауте порешил во славу всевышнего и короля трудиться и в будни, и в праздник. Он как раз проходил мимо родного дома Улауг, когда шведы подожгли хутор.

Для них он был хромой старик, опирающийся то ли на лопату, то ли на сломанное ружье. Протянул руку за милостыней. И получил ее. Перед ним стоял какой-то бледный и тощий шведский офицер с каменным лицом — ни улыбки, ни ненависти, только суровые сверлящие глаза. Офицер подозвал жестом одного из подчиненных:

— Подайте ему…

И Гауте на этот раз получил свой шиллинг, никого не застрелив. Но когда всадники поскакали прочь, до него дошло, что он встретился с шведским королем Карлом. И он понял, какой должна быть последняя и главная задача его жизни. До сей поры он довольствовался малым, не ставил перед собой целей, достойных его умения и великого опыта. Но сперва надо поделиться своим замыслом с капитаном ополчения.

Поспешая обратно в Фредриксхалд, Гауте тешил душу давней мечтой о плаваниях через море, через море… Надо думать, Турденшолд не поскупится на награду за мертвого короля. И Гауте представлял себе, как Гроза Каттегата явится на его зов и залпом своих пушек подожжет шведский мост через пролив Свинесюнд. Под гул народного ликования корабли Турденшолда подойдут к городу, в это время из-за камня выйдет Гауте, небрежно держа кремнёвку. И крикнет командору:

— Вон там лежит мертвый король!..

Он знает, что этому не бывать. Но возлагает большие надежды на предстоящий разговор с капитаном Педером Колбьёрнсеном и выгоды, кои могут воспоследовать. Летний вечер, в небе плывут легкие тучки, Гауте знает, что вот-вот откроются крепостные ворота за его спиной. И, прикрывая пятерней пенковую трубку, видит поднимающуюся по косогору Улауг.

Не так ли приближались те, кого он убивал?..

Гауте вскакивает на ноги. Кажется, там вдали показались вражеские солдаты?

Улауг подбегает к нему. И он невольно спрашивает себя, кто же была женщина, которую он застрелил… в тот раз?..

Второй, что вместе с Гауте ждет у крепостных ворот, — лоцман Халфвард Брюнхильдссон Кустер, родом с островов Кустер. Год назад он оставил море и поступил на службу гонцом к шведскому королю Карлу. Лишь немногим известно, что с этого времени он стал также одним из главных лазутчиков коменданта Фредрикстенской крепости, подполковника Ханса Якоба Брюна.

Сколько помнит Халфвард Брюнхильдссон Кустер, все мужчины в его роду были лоцманами. Они привыкли ходить под парусами в любую погоду и вырастали с сознанием, что рано или поздно море их поглотит. Были норвежцами душой и телом, но получали королевскую печать на свой лоцманский патент в Копенгагене. Но вот в ходе одной из многочисленных войн на материке власть над островами Кустер перешла к шведскому королю. Лоцманы из рода Кустеров никогда не признавали такую сделку. Эти острова с их камнями, землей и водорослями они почитали своими, и никто в Копенгагене не был вправе даровать владения островитян какому-то постороннему и малопочтенному лицу в Стокгольме. Кустерские лоцманы проводили корабли в любую погоду невзирая на то, чей флаг развевается на мачте. Теперь им запретили проводить суда Датско-норвежского королевства. Тотчас кустерцы, будто оглохнув, перестали слышать сигнальные выстрелы, призывающие их на шведские суда. Теперь вот снова в этих краях разразилась война.

И они проводят корабли Турденшолда.

Презрев опасность, Халфвард Брюнхильдссон Кустер, представляющий ныне старинный лоцманский род, указывает Грозе Каттегата путь в шведские шхеры, хотя Халфвард против своей воли значится шведским гражданином и не миновать ему смертной казни, если о его делах станет ведомо шведскому королю Карлу. С великой отвагой проводит он корабли командора, охотно прикладывается к чарке и вовремя обходит мель, правя в тихую бухту. Здесь Турденшолд сходит на берег и закалывает шведского быка. Сжигает вражескую шлюпку, обратив в бегство трех матросов, поднимает датский флаг, выпускает победное ядро по крестьянской усадьбе и снова выходит в море, полагаясь на верную руку лоцмана. Командор и лоцман словно вырезаны из одного куска тугой холстины. Что по нраву одному, то и другому по сердцу. Но в глубине души лоцмана тлеет жгучая мысль: «Когда-нибудь они придут…»

У Халфварда есть сестра — Эллен Брюнхильдсдаттер Кустер. Она тоже знает лоцманское дело и стояла на палубе у Турденшолда, когда Халфварда однажды свалил легочный недуг. Вместе брат и сестра получили примечательный подарок от Грозы Каттегата. Изображение шведского короля Карла. В серебряной рамке — надо думать, ей цена немалая. Турденшолд самолично снял портрет с тела шведского офицера, которого застрелили в бою. Пуля вошла в грудь рядом с рамкой; на портрете до сих пор виден кровяной след. Каждая черточка королевской личности выписана мастером. Лоцманам командора досталось подлинное сокровище.

Но Халфвард знает, что они придут… Может быть, сегодня вечером. Осень, туман, он один в доме, Эллен отправилась на материк, а женой он так и не обзавелся. Он слышал сигнальный выстрел, но не трогается с места, что-то подсказывает ему, что сегодня ночью лучше не выходить в море.

Уйти в глубь острова и спрятаться?..

В это время на дворе звучат тяжелые шаги.

В следующий миг они набрасываются на него — шведский офицер и два лютых матроса. Верно ли, что он был лоцманом «Белого Орла» в тот день, когда Турденшолд подходил к шведским берегам и зарезал шведского быка?..

Никак нет. Он в жизни не видел Турденшолда.

Один из матросов ударяет его кулаком по лицу, второй добавляет, лоцман лежит на полу с выбитыми зубами, чувствуя, как густая соленая кровь затекает в горло, сгущаясь в пробку.

Лучше признайся: ты проводил корабль Турденшолда?..

Нет, отвечает лоцман Халфвард Брюнхильдссон Кустер. Он проводил только шведские суда. И еще… ну да, было одно голландское судно в прошлом году.

Офицер выхватывает пистолет. Целит в голову Халфварда и говорит:

— Считаю до десяти.

И начинает считать. Считает не торопясь, так что у Халфварда есть время поразмыслить, зажмурив глаза. «Все одно: промолчишь — застрелит. Признаешься — застрелит».

Однако офицеру не было велено убивать. Он спускает курок, но целит чуть выше. Что-то обжигает вздыбленные волосы Халфварда Брюнхильдссона. Пуля попадает в дубовый шкаф позади него.

Халфвард медленно поднимается, припадая на ногу, отведавшую матросского пинка, идет к шкафу, открывает дверцу, достает шелковую тряпицу, развертывает. В тряпице лежит портрет шведского короля Карла в красивой серебряной рамке. Портрет не пострадал.

— Ты чуть не погубил самую дорогую для меня вещь, — говорит он офицеру.

Халфвард ходит вокруг стола, глядя с укоризной на офицера и матросов. Спрашивает негромко, но твердо — да знают ли они, что значит по-настоящему любить своего короля, получить его собственноручный подарок? Да-да, брат получил эту вещицу от самого короля, он пал под Нарвой, но мне прислали окровавленный мундир со всем, что лежало в карманах.

— Придется мне обратиться к его величеству и доложить о случившемся.

Офицер колеблется. Наконец говорит:

— Может быть, лучше пойдешь со мной и моими людьми?..

Так Халфвард попадает в Стрёмстад. Здесь он отводит офицера в сторонку: