– Город! – крикнул голос издалека, и еще больше смеющихся голосов послышалось с другого конца конюшни.

Я сильно нахмурился на Боба, и ждал.

– Нет никакой хитрости, Муравей, – Боб пытался сдержать смех, – Лошади знают, что ты новенький. Я говорил тебе, да, что каждая – отдельная личность, все они разные. Но все они голодны по утрам. Они не будут терпеливо ждать, пока ты войдешь и поставишь миску на пол. Тебе надо показать им, кто здесь босс.

Для начала это был хороший совет. Но чем дольше я входил в стойла, тем больше меня толкали и цапали. Боб сказал, что со временем станет лучше. Я надеялся.

Дальше, всем лошадям нужна вода. Слава Богу, здесь был шланг, и не надо было ходить вперед-назад к пруду и таскать ее ведрами. Я украдкой подошел к шлангу, огляделся, чтобы убедиться, что никто не смотрит, и немного полил холодной водой свою бедную спину. Стоял сентябрь, но день был теплым, и я уже запарился. Когда бы я ни взглянул на часы на стене, они показывали, что прошло только десять минут! Блять! Время ползет как черепаха!

– МЕЙСЕН! – позвал меня Боб снова, и я забыл, что Мейсен – это я. Боб наверняка подумал, что я умственно отсталый, раз он меня позвал, а я не отзываюсь.

Боб вручил мне вилы и лопату, и с усмешкой сказал, – Пора убирать навоз в стойлах.

Затем он улыбнулся шире и ждал, пристально разглядывая меня. Он с наслаждением наблюдал, как я смущаюсь. Может, он запал на Шэрон и ревнует ее ко мне, или что-нибудь в этом роде.

– Что это ОЗНАЧАЕТ? – спросил я, чувствуя себя еще большим придурком, не в состоянии скрыть своего презрения и разочарования.

Другие мужчины выпускали лошадей из стойл, выводя их через двойные двери в конце ряда, к огромному земляному загону, на котором не росла трава. А другие взбирались на них и ездили верхом по кругу.

– Ты говорил, ты не ездишь верхом, да? – спросил он.

– На лошадях? – спросил я, смутившись, – Нет.

– Если ты ездишь верхом, можешь помогать с занятиями на улице, – сообщил Боб, – Но сейчас тебе выгребать лопатой дерьмо. Мы все прошли через это. К сожалению, новенькие делают всю грязную работу. Ничего личного.

Без проблем. Я делал грязную работу последние шесть лет своей жизни. Я сказал себе, что скорее стану убирать за лошадьми дерьмо, чем то, что я обычно делал для Виктории.

Боб передал мне тачку, и открыл первое стойло, на котором я прочитал «Бам Бам».

Повсюду на сене виднелись огромные лепешки лошадиного говна. Я старался не дышать и не морщиться.

– Собирай навоз и складывай его в тачку, – сказал мне Боб так, словно я был слабоумным, – Если сено мокрое, значит оно обоссано. Мокрое тоже складывай в тачку. Сделай, чтобы здесь было чисто и сухо; если понадобится еще, ну, ты знаешь, где оно, ага?

Я ничего не мог поделать со своим взглядом. В этот момент я хотел его смерти.

– Да, – я усмехнулся и прищурился, раньше, чем осознал, что делаю.

– Ладно, – Боб улыбнулся, все еще по-дружески, как и обычно, – Ты делай здесь, а я пойду дальше.

– Здесь? – я осознал, что здесь около 30 стойл, и мне выгребать их одному.

– Да, – сообщил Боб, – И не ленись, Шэрон НЕНАВИДИТ тех, кто плохо выгребает дерьмо. Лошади могут заболеть или подхватить инфекцию, если не чистить им стойла.

И сейчас мой желудок снова скрутило. Я знал, что это. Страх разозлить леди-босса. Эй, на этот раз я копаюсь в себе.

Coloring outside the lines. Глава 2 (часть 2)

– Да пошел ТЫ, – пробормотал я про себя, убедившись, что Боб не слышит.

Затем я начал передразнивать Боба.

– О, тебе ПОНРАВИТСЯ, МУРАВЕЙ! Не БЕСПОКОЙСЯ НИ О ЧЕМ!

Это заставило меня немного улыбнуться, время побежало быстрее, и я забыл о своей ноющей спине и ногах; я весь промок в лошадином ссы-колоне, стоя в нём весь день, а от усиливающейся жары моя фланелевая рубашка неуютно прилегала к телу. Здесь что – нет кондиционера?

Я знал, что это неправильно, особенно с моим прошлым, но мне хотелось сорвать с себя всю одежду до последней нитки, и битый час поливаться из шланга. И сразу же мне стало стыдно. Может, в душе я по-прежнему шлюха, в какой бы обстановке я ни находился. Я был избалованный и ленивый, как черт. Господи, я слабак. Это мой новый шанс, чудо, о котором я молился и которое ПОЛУЧИЛ… и мне уже мало. Я был рад, что Белла не видит меня сейчас.

Я решил стараться сильнее и не думать о собственном дискомфорте. Сделай это для Кэти и Беллы, говорил я себе.

Часа через два, когда я почти закончил с тридцатым стойлом, я услышал, что люди и лошади возвращаются. О, здорово. Я только что все вычистил, а они сейчас снова все засрут.

Мне казалось, что я мокрый насквозь. Шляпа приклеилась к голове, а мои симпатичные кожаные ковбойские ботинки не просто были отвратительны, и измазаны в грязи и дерьме, они еще жали мне ноги. Болью отдавала каждая кость и мускул на моем теле! И, я уже говорил, что ВОНЯЮ как МОЧА?

Короче, я был близок к тому, чтобы расплакаться. Я посмотрел на часы и увидел, что только 9:13 утра! ВЫ НАЕБЫВАЕТЕ МЕНЯ? Мне казалось, что я пробыл здесь две недели! У Кэти только начались занятия в 9 утра! Интересно, как она там? Я клянусь, если какой-нибудь ребенок обидит ее или будет ее дразнить, я оторву ему голову!

Да, Виктория, смейся над своей задницей, ты, сука! Я тебя слышу.

Боб подошел ко мне сзади, когда я развеивал сено в последнем углу.

– Хорошая работа, Мейсен, все нормально, – заверил меня Боб с оттенком гордости в голосе.

Господи, этот маленький комплимент заставил меня чувствовать себя лучше? Я чуть не кинулся к нему на руки.

– Да? – я чувствовал, что сияю, вцепившись в черенок вил, чтобы не упасть.

– Да, очень хорошо, – сказал Боб, – Просто завтра шевелись чуть побыстрее, и все.

Моя радость померкла. Шевелиться быстрее? После сегодняшнего меня придется буксировать.

– Ладно, перерыв окончен, – Боб щелкнул пальцами перед моим носом, – Пора чистить лошадей.

ПЕРЕРЫВ? Я что – что-то пропустил? У меня сейчас был ПЕРЕРЫВ? Может, он говорил о моей долбанной спине? (в английском существительное «перерыв» и глагол «ломать» – break – это одно и то же слово; Эдвард намекает на то, что Боб заметил, что у Эдварда болит спина – прим.пер.) И только за это я возненавидел Боба с новой силой. Я решил, что наши отношения всегда будут между любовью и ненавистью. Он был моей новой Викторией.

Я потащился за Бобом, как за мамкой, ощущая пустоту и онемение внутри, глаза уставились вперед, как два пустых шара. Господи, мне это так знакомо. С одной лишь разницей – на мне нет ПОВОДКА!

Мы решили начать с жеребца по кличке Аполлон. Боб накинул ему на голову кожаные ремни, чтобы можно было удержать его на месте, пока мы будем его чистить (по описанию похоже на уздечку, просто, Эдвард, видимо, не знает, как это называется – прим.пер.).

Боб начал показывать мне, как расчесывать узлы на хвосте у Аполлона. У него было множество гребней и щеток. Боб пропустил длинный черный хвост коня сквозь пальцы, словно это были волосы прекрасной женщины.

Я действительно пытался не гримасничать. Надеюсь, у меня получалось.

Затем он сказал мне брать по маленькой прядке волос на хвосте и аккуратно расчесывать каждую прядь, пока весь хвост не будет расчесан. И стоять сбоку, и НИ ЗА ЧТО не позади лошади. Я не понял, почему, но спрашивать не стал. Боб уже подшучивал надо мной по этому поводу.

Я запомнил, для чего каждый из трех скребков. Боб дал мне попробовать самому, но стоял сзади и подсказывал. Он велел мне начать с шеи Апполона, и чистить его круговыми движениями. Это мне понравилось. Казалось, лошади нравятся мои действия. Мне бы тоже понравилось, если бы кто-то играл с моими волосами или причесывал их… ух, теперь я сравниваю себя с лошадью. Сделайте мне лоботомию. Сегодня же напишу Санте.

И, что забавно, пока Боб стоял рядом, лошадь вела себя хорошо. Меня не проведешь. Этот конь был один из тех, кто вел себя как полный придурок, когда я кормил его утром. Я понял, что сержусь на лошадь; раньше я думал, что лошади – такие милые создания, но теперь я знаю, что это самые подлые твари на планете!