– Да, отец Виктории – Виктор Спирс. Один из самых умных преступников, с какими мы когда-либо сталкивались, – сказал Моррисон, – Несмотря на все попытки, ФБР не может поймать его. И теперь, когда его дочь мертва, а сын в тюрьме, он может сделать какую-нибудь глупость, чтобы отомстить, или помешать вам свидетельствовать против Джеймса в суде. Насколько мы знаем, из детей у него остался только Джеймс,… сейчас он может совершить ошибку, он находится в сложном эмоциональном состоянии. И если он ошибется, может быть, мы наконец-то сможем его поймать.
Я посмотрел на Беллу и подумал, звучит ли это для нее так же, как звучит для меня – …словно они надеялись на это.
– Ну, удачи вам в этом, – сказала она с сарказмом.
– Я не хотел, чтобы все так прозвучало, – Моррисон слегка поморщился, – Мы делаем все возможное, чтобы гарантировать, что вас НИКОГДА не найдет… никто из этих людей.
– Мы не хотели показаться бесчувственными, – сказала Бенсон, и в ее глазах теперь было чуть больше симпатии, – Но мы делаем свою работу. В этом деле сложно рассчитывать на верный успех и легкую победу. Жюри будет мало симпатизировать мужчине-проститутке и его девушке.
Я съежился от ненависти под её взглядом. Неужели так будет всегда? Мужчина-проститутка, сколько бы мне ни было лет,… сколько бы лет я ни прожил нормальной жизнью? Господи Иисусе, что, если Кэти услышит об этом? Я умру, если она когда-нибудь узнает, хоть малую толику всего. Я почувствовал, как мое тело покрылось холодным потом, просто представив отвращение в ее глазах, когда она посмотрит на меня.
– ПОШЛИ ВЫ НА ХУЙ! – выплюнула Белла, вскакивая на ноги, – Эдвард не был МУЖЧИНОЙ-ПРОСТИТУТКОЙ, он, блять, был РАБОМ! Его ПРИНУЖДАЛИ делать все это!
Пока Белла говорила, Моррисон скользнул по мне взглядом, словно говоря, да, так оно и есть.
Даже я знал, что, несмотря на то, что я делал все это не по своей воле, я БЫЛ настоящей проституткой. Я брал деньги у тысяч женщин, включая Беллу. Я не мог винить во всем Викторию. Я – конченый человек.
– Все это очень мило, но поверит ли этому жюри? – спросил Моррисон, пряча свое отвращение, – К концу слушания, просмотрев все материалы по делу, это первое, что они подумают. Если они не поверят в Эдварда, всех их отпустят на слободу прямо из зала суда.
– Это полное ДЕРЬМО! – заорала Белла, и краска прилила к ее лицу, – Они, блять, ВИНОВНЫ! Они убили брата Джаспера!
– Но адвокат Джеймса сейчас заявляет, что по его словам Эдвард тоже там присутствовал, – сообщила Бенсон, открывая файл Джеймса, – Он сказал, что Виктория с Эдвардом, нализавшись ЛСД, занимались сексом, купаясь в крови мальчика.
– Что? – Белла плюхнулась обратно на стул.
– Ткань, пропитанная кровью…, – Бенсон перевернула страницу файла, – На ней была кровь двух человек. Брата Джаспера… и Эдварда Каллена.
Я почувствовал, как мой желудок внезапно опустел. Я не мог дышать. Они собираются попытаться повесить это убийство на МЕНЯ?
– Я НИКОГДА не употреблял ЛСД! – начал я, а затем добавил, – И я НИКОГДА никого НЕ УБИВАЛ!
– Тогда как Ваша кровь попала на эту ткань? – спросил Моррисон.
– Я уже говорил вам, они взяли образец моей крови, когда я подписывал соглашение с Викторией, – объяснил я и начал понимать, о чем они говорят. Они не верят мне.
– Подождите, я думал, Вас ЗАСТАВИЛИ… быть рабом? – спросила Бенсон.
– Да! – зарычал я, вынужденный копаться в своём грязном белье в попытке защититься, – Но она заставила меня подписать контракт…
– Который сейчас у адвоката Джеймса…, – Бенсон взглянула на меня, как на слабоумного, – И они докажут, что это консенсуальный (разновидность гражданско-правового договора, от латинского «consensus» – соглашение – прим.пер.) договор между Доминантом и Сабмиссивом.
– О Господи, – я застонал, – Я знал, что она прикроет свою задницу,… я был уверен в этом,… она знала, что если я когда-нибудь попытаюсь уйти, она, блять, найдет, чем прижать меня. И все, что у меня есть – это мое слово, которое ни для кого ничего не значит!
– Оно кое-что значит для МЕНЯ, – Белла села рядом со мной и взяла меня за подбородок, – Посмотри на меня, Эдвард. Не имеет значения, что она сделала, чтобы прикрыть себя. Не отчаивайся. Не после того, через что мы все прошли. Ты никуда не денешься, ты слышишь меня? Мы пойдем в суд, расскажем, блять, правду, и все подонки окажутся там, откуда никогда не смогут больше никому причинить боль. А мы вернемся сюда, чтобы воспитывать Кэти, и рано или поздно найдем этот проклятый автомат со «Слэрпи». Понял?
Я не сдержался, усмехнувшись ее последним словам. Несмотря на то, что я до смерти был напуган и чувствовал, что меня снова толкают в темноту, Белла была моим маяком… и, черт возьми, она светилась!
– Понял, – выдохнул я, целуя ту руку, за которую держал ее.
– Мы на вашей стороне, ребята, – сказала Бенсон, тем самым напоминая, что они еще здесь, – И мы честны с вами. Я надеюсь, вы оцените это.
– Да, – сказал я, глядя на Беллу в надежде, что она не разозлится на меня за то, что я понял их точку зрения.
Затем я сказал Белле:
– Пусть уж лучше говорят нам правду, чем сидят здесь убеждая нас том, как легко будет выиграть это дело. Мне нравится слышать прямые и честные ответы, такие, какие мне дает только доктор Белла, а не лживые ужимки и пустые отговорки.
Она усмехнулась и кивнула, закрывая глаза и делая вдох. Это свидетельствовало о том, как все не просто, и я могу отправиться в тюрьму со всеми остальными… или еще хуже… меня отправят в тюрьму,… а остальных отпустят. И Белла… что будет с ней? А с Кэти? Отлично, не хватало мне еще и об этом беспокоиться.
– Показания Эмметта и Джаспера помогут,… но не знаю, насколько сильно…, – прокомментировал Моррисон, – Они ведь тоже проститутки.
Белла зажмурилась и издала очень непристойный звук, тем самым говоря им прекратить использовать этот термин. Я гладил ей руки, пытаясь немного успокоить,… а потом она издала нервный вздох.
– Что насчет Чарли? – спросил я, пытаясь немного помочь.
– Он поможет, – кивнула Бенсон, – Но он не присутствовал в начале ваших отношений с Викторией и при убийстве мальчика. Он знает только то, что ему рассказали вы, поэтому это будут показания с чужих слов.
– Нет, я думаю, что потерянная моим отцом нога – НЕ голословное доказательство, – сказала Белла, – Они стреляли в него, они стреляли в Эдварда! И если бы он не встал на пути у той пули, я сейчас была бы мертва. И, что забавно – я не видела там ни одного полицейского, который бы встал на мою защиту,… за исключением моего отца! Но мужчина-проститутка рисковал жизнью, чтобы спасти меня. И если ТАК ваши люди ЗАЩИЩАЮТ нас, тогда, может, нам стоит позвать проституток в голубых униформах, а ВАШИХ ПАРНЕЙ запереть в клетках?
– Я знаю, что для вас, ребята, все это не просто, но вы не можете говорить так в суде! – проворчала Бенсон в ответ на страстное заявление Беллы, – Вы должны отвечать лишь «да» или «нет» и сохранять спокойствие. Если вы будете так бунтовать, мы проиграем.
– Нам многое нужно сделать до суда, – вздохнул Моррисон, поглядывая на свою напарницу.
– Что ЭТО значит? – спросила Белла с неумолимым выражением лица.
Бенсон вздохнула потерев глаза.
– Это значит, что мы должны будем задавать Эдварду вопросы, так же, как и адвокаты защиты. Это будут трудные вопросы,… вопросы, которые вызовут злость, смущение и будут унизительными для него, …и мы должны это делать снова и снова, до тех пор, пока он не сможет отвечать на них спокойно… и убедительно, …чтобы уверить жюри в своей правоте. А когда все это закончится, тогда нам придется поработать с Вами, Белла.
– Со мной?
– Вы очень горячая и страстная, и это отлично, – сообщила Бенсон, – Но в суде это не пройдет. Вас удалят из зала суда и не засчитают Ваши показания. Жюри придет к выводу, что вы двое… простите, что снова употребляю это слово… отребье, разевающее рот… и того хуже – они подумают, что Вы принимаете наркотики и склонны к насилию… это, конечно, бред, но они вполне могут так решить.