Как только я его бросила, я поняла, что поступила неправильно. Револьвер мог выстрелить и ранить папу. Он мог упасть и выстрелить в папу. Он мог приземлиться на стекло и сломать его.

Но мне повезло, потому что ничего из этого не случилось. Он полетел в его направлении, влево от нас на несколько футов. И я увидела, что он ощупывает револьвер своими руками, … так что я поняла, что он догадался, что это такое.

– Как мило… дочки-матери! – Кевин все еще пытался надоедать моему папе, – Да, давай, выстрели в меня. Даже для слепого раба это не должно быть слишком трудно! Убей меня прямо на глазах у своей дочери, …и пусть эти воспоминания останутся с ней до конца жизни! Она станет такой же ебанутой, как и МЫ! Давай.

Папа секунду целился на него, словно собирался сделать это. Но затем его челюсть напряглась, слезы потекли из глаз, и он покачал головой, …а хватка на револьвере ослабла. Он не сказал ничего, …положил револьвер на пол рядом с собой и сжал голову руками, словно ему было очень больно. Я услышала, что он плачет, и мне было ненавистно это видеть. Мне хотелось обнять его и сказать ему, что он все равно самый классный. Он всегда будет таким… для меня.

– Ты по-прежнему слаб, – усмехнулся Кевин и добавил:

– И по-прежнему раб.

Мой папа ничего не сказал, но вцепился в свои волосы. Я ненавидела Кевина и хотела сделать ему больно. Мой папа никакой не раб.

Я увидела несколько деревянных палок на полу рядом с собой и подняла одну. Я вспомнила, как Питер говорил о том, что можно сделать человеку больно, уколов его сосок на груди. Я мысленно слышала слова Питера: «Не пытайся вести себя как леди. Здесь вопрос жизни и смерти, а не собрание в церкви».

Он был прав.

Это было легко сделать. Я приложила палку к его соску, поверх рубашки, и просто вогнала палку в огромную шишку из кожи. Он закричал по-настоящему громко, и я надавила сильнее, чуть не касаясь его кожи своими пальцами! Я стояла позади него и почувствовала, как стекло трескается под моими ногами, …поэтому осторожно отодвинулась вправо, по-прежнему прижимая его левую руку у него за спиной своей рукой.

– КЭТИ! – я услышала, что папа прокричал мое имя, наверно, интересуясь – что же происходит, напуганный криком Кевина. Я была по-настоящему горда собой из-за того, что помогла избить Кевина, …но затем Кевин ухитрился схватить меня за ту руку, которой я колола его.

Я не видела, как это произошло – все было внезапно, но Кевин начал душить меня обеими руками, действительно сильно. Я не могла дышать и слышала, как из моего горла рвутся сдавленные звуки, а ноги брыкаются. Я пыталась вцепиться ногтями в его пальцы, но он даже не поморщился, …и даже улыбнулся мне, когда сдавил сильнее.

– Умри, принцесса, – выдохнул он, и я видела над собой только его зубы, пока задыхалась и пыталась вырваться.

Но в ту секунду, когда Кевин сказал эти два слова, словно взрывы, прогремели два или три выстрела.

Я увидела, что у Кевина сильно течет кровь. Выстрелы попали ему в грудь, и его черная футболка стала совсем мокрой и прилипла к телу. Красного цвета крови на футболке видно не было, и я была рада этому.

Хватка Кевина на моем горле чуть-чуть ослабла и тогда я смогла вдохнуть немного воздуха, …я еще задыхалась и немного кашляла, но когда я оттолкнула руки Кевина, они отодвинулись, …и, наконец, убрались от меня.

Глаза Кевина были такими большими и круглыми, когда он задрожал и приложил руки к дыркам на своей груди. И он повернул голову, чтобы посмотреть на папу. Мой папа по-прежнему направлял револьвер на Кевина, и его руки немного дрожали, он ждал, когда раздадутся еще какие-нибудь звуки, чтобы понять – нужно ли еще стрелять. Но все, что он услышал, был голос Кевина, который прошептал:

– Я ЛЮБЛЮ тебя…, – выдохнул Кевин папе и был готов сказать что-то еще, но затем остановился и просто сказал:

– Эдвард. Спасибо.

И потом Кевин прекратил дышать, издал последний ужасный хрип и на этом все. Он опустился на спину осторожно, почти нежно, словно собирался поспать перед последним вдохом. И потом он умер.

Единственное, чего я хотела, чтобы у меня было немного времени, чтобы сказать моему папе не подходить слишком близко. Но он оказался возле меня через две секунды, плача и вытаскивая меня из хватки Кевина.

– Малышка, ты в порядке? – он плакал и весь дрожал, пока прикасался ко мне, ощупывая мою шею, – Больно? Где-нибудь болит?

– Папа, НЕТ! – наконец, выдохнула я, – СТЕКЛО!

Следующее, что я поняла – это то, что пол подо мной кончился, и я повисла, держась только за наручник на моем запястье!

Я закричала, потому что испугалась, что пол далеко внизу,… и потому, что наручник больно врезался в кость на запястье. Я приготовилась и стала ждать, когда я упаду.

– КЭТИ! – закричал папа, ощупывая руками разбитое стекло рядом со мной, – КЭТИ!

– Я здесь! – крикнула я, – Но не надо! Ты упадешь! Стекло совсем разбилось!

– Мне все равно! – он двигался на мой голос, и ощупывал зазубренную дыру, в которую я провалилась, лежа на животе сбоку от дыры, протягивая мне обе руки, пытаясь определить, где я.

– Давай, …двигайся ко мне, Кэти, – осторожно инструктировал он, – Карабкайся.

– Папа…, – я заплакала, – Я прикована наручником к Кевину! Не надо! Стекло снова ломается!

Сейчас глаза у моего папы были по-настоящему напуганными.

– Где твоя рука? – спросил он, пытаясь оставаться спокойным, когда нашел руку Кевина, …и он двигался вниз по ней, пока не нащупал наручник и почти прорыдал:

– О Господи! Кэти!

Как только он нащупал наручник, он взял мою руку и обнял другой рукой за спину, оставив висеть только мои ноги.

– Я держу тебя, …все хорошо, малышка, …карабкайся мне на спину, ты можешь… осторожно…, – голос папы был таким нежным и он говорил так медленно, что немного напугал меня. Я поняла, что вскарабкаться папе на спину достаточно легко,… но с каждым моим движением я боялась, что стекло доломается окончательно, …и мы вместе упадем вниз. Я не торопилась, и как только я добралась до треснувшей стеклянной поверхности, на которой лежал папа, я побоялась двигаться дальше хоть на дюйм, …чтобы папа не упал!

– Давай, малышка, заползай мне на спину, поторопись, – сказал он более настойчиво.

– Нет, пап, я слышу, как трескается стекло! – крикнула я, боясь, что он упадет из-за меня.

– Я знаю, все нормально, – сказал папа, – Просто вскарабкайся. Делай, что я говорю, Кэти.

Он не кричал последние слова, … но говорил на полном серьезе.

Я сделала, что он сказал, и он подбадривал меня:

– Хорошо. Хорошо, девочка. Продолжай.

Я продолжала повторять:

– Нет, папа…

Но он все говорил:

– Давай, Кэти, …ты все делаешь правильно, …продолжай карабкаться…

– Папочка… – я всхлипнула, когда, наконец, выбралась из дыры и заползла на его голую спину, всю в синяках и крови, как он сказал мне, вместо того, чтобы ползти по хрупкому стеклу. Я не смогла бы отползти далеко вперед из-за наручника, который все еще связывал меня с мертвым телом Кевина, на которое я старалась особо не смотреть.

– У тебя все отлично выходит… – снова повторил он, и мне стало интересно – что он собирается делать дальше.

Я услышала голос Беллы, а также Питера и Маркуса, которые звали нас.

– Мы идем, Эдвард, держись! – крикнула Белла и Питер добавил:

– Мы идем, Кэти!

– Пап? – я повернула голову после долгой паузы, когда ничего не слышала от него. Он держал обеими руками закованное в наручник запястье Кевина, …и казалось, что он пристально смотрит на наручник, …словно если он будет на него смотреть, он испарится, и я смогу освободиться.

– Прости, прости, – сказал папа и затем снова вцепился в свои волосы.

– Что будем делать? – осмелилась я спросить.

– Я не знаю, – признался папа, поворачивая голову в мою сторону, – Ты видишь какое-нибудь безопасное и крепкое место на полу? Я мог бы подтащить его туда.

– Я не знаю, …тут темно, – пропищала я, пытаясь увидеть, если ли здесь хорошее место, куда можно передвинуться, но даже прежде, чем я успела сфокусироваться, пара маленьких осколков стекла упали вниз под тяжестью тела Кевина, …он мог теперь упасть в любую секунду, …я чувствовала это, …и папа тоже это почувствовал.