Папаня лежал весь красный, краснее обыкновенного. Было ясно, что его даже подъемным краном с койки не поднять.

На столике у изголовья стояло несколько пустых бутылок и одна еще не допитая, с коньяком.

– Подай, Верунчик, – приказал Папаня. – Сам выпью и с гостями поделюсь.

– Мы – врачи из районной больницы, – сказал Ванечка.

– Вижу, что не разбойники.

Язык Папаню слушался.

Он приподнялся – рожа красная, покрывало откинулось, а он в одной голубой майке. И не холодно пропойце!

– Погодите, – попросила его Елена.

Но Папаня с неожиданным проворством поднес бутылку к губам, и, когда Ванечка все же бутылку отобрал, в ней почти ничего не осталось.

– Ин вино веритас, – сказал Папаня и засмеялся. – В водке правдолюбие.

Елена вытащила фотографию.

– Вы знаете эту женщину? – спросила она.

– Еще бы! Моя покойная, отпетая, но вечно живая супружница, свет моих очей, жить без тебя не хочу, лапушка любимая! – запричитал Папаня.

– Когда умерла Оксана? – спросил Ванечка.

– Вы и по имени уже вычислили? – Папаня не особенно удивился.

– Когда она умерла? – повторил Ванечка.

– Давно, до революции, – ответил Папаня и захрапел.

– Не притворяйся, Папаня, – сказала Верка.

Ванечка пощупал Папане пульс, потом приподнял веко.

– Нам его не разбудить, – сказал он. – Придется ждать.

– Он ее не видел, – сказала Елена громко, чтобы перекрыть Папанин храп. – Он думает, что она давно умерла.

– Тогда все ясно, – вздохнул Ванечка. – Они ее выпустили, когда нужда в ней пропала. Она была обречена.

– Теперь надо отыскать этого... квартиросъемщика, – сказала Елена.

– Олега Владиславовича, – подсказала Верка. – Почему он не приехал в больницу?

Ее вопрос остался без ответа.

Они вернулись в дом.

Ванечка вытянул из тумбочки в углу единственный ящик. Ящик был набит бумажками. Среди них оказались и фотографии.

Фотографий Оксаны они не отыскали.

Зато увидели «Инстинкт и нравы насекомых» Фабра. Елена даже присвистнула.

«Никогда бы не подумала, что такая воспитанная тетенька умеет свистеть».

– Мне домой надо, – попросилась Верка.

– Пошли вместе, – сказала Елена Борисовна.

– А я останусь, – заметил Ванечка. – Покопаюсь в доме без разрешения хозяина. Мне можно, я ведь не милиция.

– Поищешь документы?

– И документы тоже.

Он присел за стол и принялся открывать том Фабра на страницах, заложенных узкими полосками бумаги.

– Вот именно, – повторял он, – вот именно!

Елена заглянула ему через плечо. Верка тоже заглянула, но ничего интересного не увидела. Там были нарисованы какие-то худые осы.

Верка провела Елену по тропинке сквозь мокрую крапиву. Хорошо еще, что врачиха была в джинсах. Халат был надет как плащ. Почему-то она не стала оставлять его в машине.

Когда Верка подошла к дому, ее живность почуяла – идет кормилица, и подняла галдеж.

Верка оставила Елену в большой комнате, а сама стала переодеваться. Было приятно одеться в свое, сухое. Верка позвала Елену кормить зверинец, но та отказалась. Она была городской женщиной и обращаться со зверьем не умела.

Уходя, Верка даже спросила:

– А вы сама пушкинская?

– Нет, я из Харькова. Мой дедушка был отчаянный революционер.

– А потом?

– Потом они приехали в Москву, и дедушка кончил как все революционеры.

Верка не знала, чем кончили все революционеры, но спрашивать не стала – все равно не объяснят.

Верка дала Елене семейный альбом с фотографиями. Она открыла его на странице с фотографией, на которой мама и папа сидели голова к голове, как фотограф велел, а мама держала на руках маленькую Верку. Счастливая картинка! Верка ее ненавидела, потому что фотография всегда напоминала ей, какая паршивая у нее сложилась жизнь. А на фотографии все счастливые. Разве это не издевательство?

– А что Ванечка знает про мою маму? – спросила Верка.

– Красивая она у тебя, – сказала Елена.

– Была красивая, – поправила ее Верка.

– Никогда не надо отчаиваться.

– До самой пенсии?

– Может, и до пенсии. Ты готова?

– Мы пошли?

– Не совсем так. – Елена чего-то ждала.

И тут по-птичьи заверещал ее мобильник.

– Да, – ответила Елена. – Мы у Верочки. Что у тебя?

Видно, Ванечка стал что-то рассказывать. Елена кивала и все время поправляла непослушную прядь на лбу. Потом она спрятала телефончик в сумку, что висела у нее на плече, улыбнулась Верке и сказала:

– Ты останешься здесь, а мы навестим твою соседку и поглядим на детеныша.

– Я не останусь. А что с Папаней?

– Спит.

– Честно?

– Я за него ручаться не могу. Может, и притворяется. Ладно, нечего время впустую терять. Сиди здесь, жди нас.

– И все?

Елена Борисовна улыбнулась:

– Ты у меня догадливая.

Она принялась копаться в сумке. Сумка у нее была мягкая, из дорогой кожи, в ней не только телефон – небольшой пулемет можно спрятать. Елена Борисовна вытащила плитку, похожую на костяшку домино, на ней даже были выдавлены белые кружки.

– Кнопка здесь, – показала она и сама нажала. – Мой мобильник поставлен на передачу. А это твой приемник. Ты будешь слушать, о чем мы говорим. И слушать очень внимательно.

– Нет, лучше я с вами пойду. Чего мне здесь сидеть?

– Большая, большая, но не очень умная, – покачала головой Елена Борисовна. – Тебя здесь знают как облупленную. Как только они тебя увидят, все наши потуги на камуфляж лопнут.

– А так?

– А так мы врачи, эпидемиологи. Сама все услышишь. Сиди и слушай. Как только услышишь что-то подозрительное, настораживайся.

– Ну хорошо, – согласилась Верка. – Может, вы и правы. А я пока курам подсыплю.

Котяра обиженно мяукнул.

– И тебя покормлю, и тебя, не бойся.

– Только приемник не забывай. Держи наготове. Ведь мы через несколько минут там будем.

– А Катьку я успею подоить?

– Покормить успеешь, подоить – нет. Вечером подоишь.

Ванечкина машина тормознула в луже возле калитки.

«Интересно, как он быстро примчался, знал, как доехать», – подумала Верка, но долго размышлять об этом не стала.

– Счастливо! – сказала она Елене Борисовне.

– К черту, к черту! – засуетилась врачиха.

Верка смотрела ей вслед в окошко.

Дождик прекратился, но в любой момент мог пойти снова.

Елена пробежала по дорожке к калитке, перепрыгивая через лужи. У нее была девичья фигурка, хотя Верка знала, что она совсем уже не молодая. Ей тридцать четыре года. С ума сойти, какая старая! Жалко, что у нее почти вся жизнь прошла, а детей нет.

Верка вернулась в дом, достала крупу из мешка, посолила хлеб – лакомство для Катьки. В сарае куры толклись в ногах, склевывая зерно на лету.

С Котярой у Верки питание было общее. Не «Вискасом» же его кормить.

Кот пошел за Веркой в сарай, потом вернулся в дом.

Хвост столбом. Урчит заранее.

Только Верка полезла в холодильник «Север» за колбасой, как на костяшке домино звякнул вызов.

«Хитро придумано, – подумала Верка. – Если я потеряю или будет обыск, на доминошку могут и не обратить внимания».

Звонок.

Пауза.

Голос. Женский.

– Что вам нужно?

– Санэпидстанция. – Голос Ванечки.

– Мы вас не вызывали. – Голос той женщины был веселым, домовитым. Вот сейчас скажет: «Чайку не желаете?»

– Простите, но в районе проходит профилактическое обследование всех детей.

– Детей?

– Ну, что это мы с вами через цепочку разговариваем? – послышался голос Ванечки.

– Это даже не цепочка, а целая цепь, – вступила в разговор Елена.

– Простите, – сказала женщина, которую Верка про себя называла мамашей детеныша, – но вы не представляете, сколько вокруг развелось жуликов и даже грабителей. Разрешите посмотреть ваши документы...

«Вот мы и попались», – вздохнула Верка.

Но тут же она услышала голос Ванечки:

– Прошу вас.

Наступило молчание – видно, женщина читала. Потом повторила вслух: