Изменить стиль страницы

Нга Дин был одет портовым кули, длинные волосы собраны в пук на затылке, серая холщовая куртка измазана краской…

– Нга Дин, миленький…

Лигонец прижал к губам палец. И сделал страшные глаза.

– Отпусти руку, – сказала Дороти. – На нас обращают внимание.

Дороти говорила, глядя в глаза Нга Дину. В таком случае он все понимал.

Нга Дин кивнул и отпустил руку Дороти. Странно было бы этому портовому кули и дальше тащить за руку бирманку из приличного дома. Ведь именно бирманкой, с согласия Регины, обожавшей всякого рода маскарады, одевалась Дороти во время выходов в город.

Шум сзади становился все глуше и неразборчивей. Нга Дин дотронулся до плеча Дороти и показал ей знаком, что она должна повернуть за угол.

Путь пролегал мимо опиумокурильни старого китайского бандита. Но Дороти не решилась поднять голову, чтобы проверить, дома ли он, – а вдруг выглянет в окно?

За углом стоял старый грузовой рикша. Повозка его была пуста. Сильные мускулистые ноги рикши были обвиты венами от вечной натужной работы, широкая шляпа скрывала в тени лицо, руки тяжело лежали на перекладине, соединявшей оглобли повозки.

– Вас отвезти, Ма Доро? – спросил старый рикша.

– Нет, не надо, – ответила Дороти, не сразу сообразив, что ее окликнули по имени.

Нга Дин сзади засмеялся. Он-то обо всем знал. Дороти нагнула голову, заглядывая под шляпу. Бо Пиньязотта отодвинул шляпу на затылок, чтобы облегчить девушке задачу.

Он рассмеялся, показав тридцать два здоровых, желтых от жевания табака зуба.

– Нга Дин его убил! – Первое, что сообщила Дороти старому генералу.

Генерал сразу обратился к сыну. Нга Дин знаками подтвердил слова Дороти и добавил, что если бы он этого не сделал, то англичанин в синем костюме убил бы саблей принцессу. И ему, Нга Дину, ничего не оставалось, как унять таким образом убийцу.

– Мне теперь опасно возвращаться на факторию, – сказала Дороти.

– Осталось мало дней, – сказал Бо Пиньязотта. – Совсем мало дней. Нам лучше, если ты будешь внутри. Но если тебе страшно, то мы укроем тебя в монастыре У Дхаммапады.

– Они могут заподозрить меня в убийстве этого человека.

– А ты скажи правду, – ответил генерал. – Скажи, что ты никого не убивала.

Дороти подумала, что Бо Пиньязотта хоть и хороший человек, но очень уж дикий. И если Дороти погибнет, он, конечно, будет жалеть, но ничем не покажет своего небольшого расстройства, потому что умерла всего-навсего женщина. Ей стало грустно.

– Что же ты решила, принцесса? – спросил Бо Пиньязотта.

– Я поняла, – сказала Дороти. – Я поняла, что для вас есть очень важные вещи и не очень важные. Самое важное – спасти горы от бирманского вторжения. А не очень важная – спасти меня.

– Это неправда, принцесса, – ответил старик. – Только помни, что, когда придет бирманская армия, будут убиты сотни и тысячи мужчин, а тысячи женщин уйдут в неволю. Так бывает всегда.

– Я понимаю, – сказала Дороти. – Я возвращаюсь на факторию.

– И будешь нашими ушами и глазами.

* * *

Как Дороти и боялась, весть о смерти англичанина достигла фактории раньше, чем она возвратилась. Тут же из фактории была снаряжена команда, чтобы принести тело соглядатая. Дороти встретила ее, подходя к воротам, но солдаты на нее не обратили внимания. Они же не знали, что плотник погиб, преследуя служанку.

Зато полковник Блекберри отлично об этом знал.

Он встретил Дороти на широком дворе перед главным зданием. Он закричал при виде ее:

– Явилась! У тебя хватило наглости явиться?

– Что случилось? – Дороти была удивлена. Она выглядела вполне обыкновенно, тем более что в руке у нее была небольшая корзинка, купленная на китайской улице, полная любимыми Региной спелыми мангустинами.

– Ты не знаешь, что случилось?

– Клянусь, что не знаю, сэр.

Стюарт со своим товарищем вышли на крик на веранду. Затем там же появилась Регина. Рабочие, ковавшие ободы для пушек в кузнице, бросили работу – уж очень уморительной показалась им сцена ссоры между высоким сутулым английским начальником и хорошенькой служанкой госпожи.

Вернее, это трудно было назвать ссорой: высокий господин наскакивал на девушку, намереваясь ее растерзать, а девушка растерянно оправдывалась, указывая на корзинку с мангустинами.

– Как я могла кого-нибудь убить? – удивилась она. – Чем? Мангустином?

– У тебя есть сообщники. В этом твоя главная опасность! И хватит! Этот номер у тебя не пройдет! Сейчас же иди в подвал! Я тебя сам повешу завтра вместе с предателями, потому что ты хуже их!

– Что произошло, что произошло? – спросил мистер Пимпкин, вынося на веранду свою необъятную тушу, прикрытую сверху шляпой.

– Эта мерзавка только что подстроила убийство моего лучшего агента! – закричал, не владея собой, Блекберри. – Это заноза в нашем теле, ядовитая колючка! И если мы не избавимся от нее тут же, она нас всех погубит.

– Вас бы я была рада погубить, – дерзко ответила Дороти, надеясь на вмешательство Пимпкина. – Потому что вам, мистер Блекберри, мало врагов-мужчин, и вы преследуете меня, угрожая моей жизни с момента, как увидели меня в Лондоне. Ваши помощники неоднократно пытались меня убить! И теперь вы еще смеете свалить на меня смерть одного из них. Конечно, со мной воевать легче, чем с королем Авы.

– Я убью тебя! – Блекберри постарался вытащить шпагу, но это ему не удалось, потому что за руку его схватил лейтенант Стюарт.

– Постыдитесь, полковник, – сказал он. – Иначе, как офицер, я будут вынужден вызвать вас на дуэль, защищая часть британской подданной.

– Она не британская поданная! Она наймитка бирманцев!

– Господи! – закричала тогда Дороти. – Миссис Уиттли, вы всегда были так добры ко мне! Неужели вы оставите меня на растерзание этому злодею?

– Ты сама виновата в своей судьбе. – Неожиданно для Дороти хозяйка решила отдать ее на растерзание. Почему? Впрочем, видно, в душе Регины любовь к лучшей вещи потерпела поражение в борьбе с осторожностью. Сейчас представился случай расправиться с собственным прошлым. И сохранить мир с опасным полковником.

Регина резко повернулась, и платье треснуло спереди по шву.

– Ах, простите, – воскликнула смущенная миссис Уиттли и спешно покинула веранду.

– Прочь с дороги, лейтенант! – заявил Блекберри. – Если вы не хотите попасть под полевой суд, в котором я же буду председательствовать. Я вам обещаю навсегда загубить карьеру, если вы сейчас же не отойдете от этой… этой…

– Подождите, полковник, не волнуйтесь так, – произнес грузный мистер Пимпкин, его большие слюнявые губы кривились в сладострастной усмешке. Ему так понравилась эта девица. – Вы склонны к преувеличениям. Наверняка мисс…

– Мисс Дороти Форест! – доложил лейтенант Стюарт, уже отступивший было на шаг под напором полковника и теперь стремившийся вернуться на утраченные позиции.

– Наверняка мисс Дороти не виновата в серьезных преступлениях, в которых вы ее обвиняете. Я глубоко убежден, что вам нужен отдых…

Мистер Пимпкин перевел взгляд на стоявшие неподалеку на траве носилки с телом плотника. Тело было накрыто грубой холстиной, из-под которой торчали лишь ноги в серых чулках и пыльных башмаках.

– Это ваш агент? – спросил мистер Пимпкин.

– Вот именно! – с вызовом ответил Блекберри.

– Как же вы в такой опасный и, я бы сказал, критический момент, – наставительно загудел человек-слон, – допускаете хождение по туземному городу своих подчиненных поодиночке, в европейском платье, да еще, полагаю, вооруженных. У нас в Бенгалии я бы тотчас снял с должности любого офицера, который бы посмел так неразумно и легкомысленно распоряжаться жизнями своих подчиненных во враждебной стране. Когда остались считаные дни до выступления и любой конфликт с туземцами может вызвать срыв всего великого предприятия, некоторые много возомнившие о себе полковники ведут себя как неразумные сержанты. Я прошу вас, полковник, пройти со мной в кабинет к уважаемому фактору Уиттли, и там мы продолжим разговор.