— Кстати, как там мои орлы? Не фокусничают?

— Грех жаловаться, хорошие у вас ребята, особенно эти — из Ташкента.

— Вот и ладно. Если что, тетя Валя, не поднимайте лишнего шума, а сообщите мне. Любой конфликт улажу. А теперь знакомьтесь — это Дмитрий Денисович Папышев — наш новый прораб. Человек он культурный, к тому же дел у него будет по горло. Надо бы подобрать что-нибудь получше, поспокойнее, а, тетя Валя?

Комендантша некоторое время как бы оценивающе смотрела на Дмитрия — выражение глаз было благожелательным.

— Есть одна хорошая комната, — медленно произнесла она, наконец.

— Раз вы говорите хорошая, значит, отличная, — улыбнулся Борис. — Давайте нам ключ, мы сами устроимся. И еще, тетя Валя, у Дмитрия Денисовича такие же права, как и у меня, он мой товарищ, смело обращайтесь к нему, если что.

Поднимаясь по лестнице, он говорил Дмитрию:

— Хорошая старушенция, а главное — нужная. Будь с ней поласковее. У нее только один недостаток — любит иной раз посюсюкать о прошлом. Но всю строительную братию держит в руках. Местные алкаши ее боятся как огня.

На площадке второго этажа он остановился, на лице появилась лукавая улыбка:

— Здесь женская половина. Хорошеньких — я тебе уже говорил — хватает. Осмотришься со временем.

Они поднялись на четвертый этаж, прошли в самый конец к угловой комнате.

— Привилегированный этаж, — продолжал пояснять Кайтанов. — Кстати, угловые комнаты считаются номерами-люкс. Во-первых, одноместные, во-вторых, в каждой отдельный умывальник. Цени расположение тети Вали.

Он открыл ключом дверь. Обычная комната с инвентарными стульями, столом, тумбочкой, шкафом и кроватью. Сбоку — небольшая кабинка с умывальником. Обнаружилось еще одно достоинство — крохотный балкончик, куда они и вышли вдвоем.

Здание стояло на плоской макушке пологого холма, так что вся округа была как на ладони.

Борис давал пояснения:

— Здесь, как видишь, вполне современный город. Эта часть, где мы сейчас находимся, все эти пятиэтажки, кинотеатр, торговый центр, стадион — называется Новыми домами. Есть даже ресторан. Днем там свободно, но по вечерам не пробьешься. Оркестр играет, танцы. Если захочешь кутнуть, скажи мне — столик будет обеспечен. Готовят средне, зато престиж! — он иронически улыбнулся. — А вот там розовеет пятиэтажка — моя обитель. Заходи в любой момент — днем, ночью, все равно. Я бы пригласил тебя жить со мной, но понимаешь… — он смутился, — у меня ведь бывает Наташа…

— Брось ты извиняться. Мне и здесь будет превосходно. Я комфортом не избалован. Студенческие годы провел в общаге.

— Ну, ладно, — Кайтанов продолжал пояснять. — А там, видишь, глинобитные кибитки? Пять-шесть лег назад, кроме них, вокруг ничего не было. Мы их прозвали Старым городом. А сбоку — гляди — вагончики. Поначалу, покуда не было Новых домов, там жили приезжие. Потом началось строительство, а с ним и пертурбация. В конце концов в каждом вагончике осталось по одному хозяину. Огороды развели, птицу, даже коров некоторые держат. Позже подвели воду и газ. Так что сейчас из этих вагончиков никого и не выгонишь. Ничего, там уютно. Но название осталось старое — Шанхай.

А теперь посмотри туда, — Борис показал в просвет между Шанхаем и Старым городом. Там тянулись, уходя за горизонт, бесчисленные вышки, трубы, опоры, мачты, производственные корпуса. От жилых строений их отделяла полоска какого-то диковинного, словно высохшего на корню леса.

— Что там за древостой? — спросил Дмитрий.

— А! Это и есть Сухой Парк. Сразу же за ним — наш участок.

— Странное название…

— Понимаешь, хотели здесь заложить большой парк. Навезли саженцев, провели воду, несколько субботников организовали… Но соль оказалась сильнее. В первый же год все саженцы погибли. Выкорчевали их, еще раз промыли землю, посадили другие деревца, самые неприхотливые. Те чуть подросли, но вскоре опять начали сохнуть. Соль-то наступает. Весной, правда, Сухой Парк стоит зеленый, но чуть солнце начнет припекать, зелень опять сохнет, листья опадают. Возятся с этим парком, как с дитем, а он — Сухой… Хотя, знаешь, — тут Кайтанов как бы и сам удивился: — деревца все же подрастают. Удивительно… — он закурил и, протянув Дмитрию сигареты, еще раз кивнул в сторону Сухого Парка: — Между прочим, любимое место алкашей. — Он вздохнул. — Вот тебе парадокс жизни. Стремились к красоте, а получилось… Ну, ладно, располагайся пока, отдыхай. А я на участок.

— Наотдыхался я уже досыта. С удовольствием поехал бы прямо сейчас на трассу.

— Если есть такое желание… — Кайтанов развел руками. — Пошли. Машину я, правда, отпустил. Прогуляемся пешком. Тут недалеко.

— Воспользуемся добрым примером Пулата Гулямовича?

— А что? Он мужик хитрый. Эти пешие прогулки имеют смысл. Когда идешь пешком и ничто не отвлекает — можно собраться с мыслями, настроиться на весь день…

Через десять минут они уже шли по широкой дорожке, пересекавшей Сухой Парк.

Вблизи Сухой Парк производил все же не такое удручающее впечатление. Высохшими были только верхние ветви деревьев, нижние же покрывала бледно-салатная, болезненного вида листва. Между сухими стволами то тут, то там поднимались молодые деревца.

Поглядывая вокруг, Дмитрий думал о том, что вот сейчас начнется его знакомство с новыми людьми, начнется новая глава его жизни…

Миновав Сухой Парк, они вышли к большой пыльной улице, вернее, дороге, вдоль которой тянулся бесконечный ряд предприятий средней руки. Один за другим в обоих направлениях проносились автомобили всех марок.

— Днем здесь движение, как в столице, — сказал Борис. — Стройка! — он указал рукой на дощатый выбеленный забор с металлическими воротами посередине: — А вот и наша с тобой база, Дмитрий Денисович. Девяносто шансов из ста, что Самусенко и Сумароков сошлись в данный момент в рукопашной. Хоть не уезжай из Райцентра!

VII

Александр Иванович Самусенко, временно исполняющий обязанности начальника участка, пришел на работу задолго до восьми. Он невысокий, рыжий, голова запрокинута, как у драчливого петуха, а движения порывистые, как у пассажира, опаздывающего на поезд.

Самусенко осмотрел двор, заглянул в кузницу, гараж, мастерские, потом открыл кабинет и опустился в кресло.

Бездельники! С какими людьми приходится работать! Вчера отлучился на полдня, так, наверняка, никто палец о палец не ударил. Могилов с Сумароковым, конечно же, торчали в пивной, сварщик Авторучкин мастерил калитки на продажу, а остальные слонялись из угла в угол. Как малые дети! Пока не накажешь примерно — не поймут. А наказывать надо. Надо!

Он посмотрел на часы. Три минуты девятого. Пора. Вышел из кабинета во двор.

В дальнем углу напротив гаража — между двух длинных скамеек была вкопана в землю столитровая металлическая бочка без верха. Это место считалось курилкой. Сейчас здесь собралось человек двадцать, и до Самусенко доносились шутки, смех, восклицания.

При его появлении смех смолк. Люди поднимались со скамеек, бросали в бочку окурки.

— Здравствуйте, Александр Иванович!

— Приветствуем!

— Доброго здоровьичка!

Самусенко, не отвечая на приветствия, спросил резко, отрывисто:

— Почему не работаем?

— Перекуриваем, — ответил кто-то.

— Что значит — «перекуриваем»?! После чего это вы перекуриваете?! Во сколько начало рабочего дня? Прокидин! Я тебя спрашиваю.

Прокидин, маленький, востроглазый мужичок с красным лицом, прогнусавил:

— Да мы наверстаем, Александр Иванович!

— Знаю, как вы наверстаете. Наработаете на копейку, а драть горло будете на рубль, — он еще сильнее запрокинул голову. — Ну! Сколько раз повторять? Кончай перекур!

Люди разбрелись по двору, одни бурча и ругаясь, другие посмеиваясь.

— Деды! Эй, деды! — кричал Самусенко через минуту. — Ну-ка, подите сюда!

Приблизились три деда: дед Шаблюк, дед Вознюк и дед Нурпеисов. Хотя их и прозвали дедами, но едва ли старшему из них исполнилось шестьдесят. Числились они разнорабочими, то есть выполняли на участке всю «черную» работу: грузили, разгружали машины, убирали территорию, наводили порядок на складе. Старшим у них был дед Нурпеисов, сожженный солнцем и ветром каракалпак с черными тонкими усиками на выразительном лице, в неизменной соломенной шляпе и клетчатой рубахе.