— Ну, почему? Я не из-за денег…

— Ты не в счет, — отмахнулся Николай. — А другие, Серега? Кто б из них в свою законную смену, на законном рабочем месте жилы из себя тянул? Никто. Тем более, что халтурка не прошла бы при мастере или бригадире таком, как Гуля. А тут. — свобода и бабки! Большего и желать нечего.

— Но нельзя ли поаккуратнее?.. — не находил Сергей нужных слов. — Кошара ведь не на один год…

— А ты видел, какие материалы завезли? — спросил Николай, недоумевая, как это Сергей умудряется ничего не замечать. — Да дирекция сама химичит! Неужто она не знает, что без хотя бы завалящего крана фундаменты по-умному не поставишь? Неужто там ослепли, когда выбирали швеллера? Эх, Серега, Серега, на этой кошаре не одни мы урвем по куску. А овцы, как ты сам сказал, жалобы писать не умеют. Поэтому не переживай, браток.

Сергей, однако, переживал. То ли он так уж был приучен за годы работы в бригаде Турсынгуль, то ли сказывались привычки, приобретенные еще в детдоме, где сделать что-нибудь тяп-ляп значило подвести ребят, — но его изводила мысль, что на кошаре творится откровенная халтура. Бросить бы ее, да Николай обидится, все-таки друзья. Особенно тяжко Сергею становилось, когда он оставался один. А такое случалось часто. Как и предсказывал Николай, материалы на кошаре вскоре закончились, и стройка оживала лишь через два дня на третий. Поэтому свободных вечеров набиралось много, свободных и одиноких, так как Николай завел привычку исчезать до глубокой ночи. Где и с кем бывал, Сергей, конечно, знал. Знал, собственно, весь поселок. Николая и Турсынгуль встречали и на главной улице, и в скверике из акаций возле управления «Аланганефтегаз», и далеко в пустыне, возле низин, где цвели маки.

Как-то после поездки на кошару, где ставили стены из бракованных плит, замазывая дыры чем ни попадя, Николай взял Сергея за плечи, тряхнул ободряюще.

— Не куксись, браток. Как говорится, что нам, малярам? Краски нет — дерьмом марам… Поехали в выходной на охоту, а?

— Куда? — оторопело переспросил Сергей.

— Хайрулла зовет сайгу бить! Занятная штука. Сайгак прет под семьдесят километров, а ты за ним — на машине, да по буграм, по колдобинам. Дух замирает! — потряс кулаком Николай. — Поедешь?

Сергей смотрел на него, как на волшебника.

Хайрулла приехал к вечеру. Николай сел к нему в кабину, а Сергей с ружьем взобрался в кузов. Ради того, чтобы поносить двустволку, он готов был трястись хоть верхом на водовозе. К его изумлению, возле кабины сидела на перевернутом ящике девушка в толстом свитере и брюках, широкоплечая, полногрудая, голова в мелких кудряшках.

— Ты чего здесь? — Он всегда считал охоту чисто мужским занятием. — Тоже на сайгу?

— На нее, а что?

Смотрела она на Сергея приветливо, и он, привыкший к женщинам в бригаде, как к товарищам, уселся рядом с ней на ящике да еще и плечом толкнул, чтобы подвинулась. Глянул сбоку. Брови ниточкой, рот широкий, из тех, про которые говорят: «Хоть тесемочки пришей». Некрасивая, но чем-то привлекает. К тому же знакома как будто.

— Что косишься? — усмешливо спросила она.

Он объяснять не стал. Подал ей руку:

— Сергей.

— Лариса.

Девичья ладонь была приятно горячей.

— Где работаешь?

— В магазине. Возле управления!..

Вот теперь Сергей вспомнил ее. Лариса обычно стояла за прилавком, над которым красовался намалеванный на фанере баран с ожерельем сосисок вокруг шеи. И запала она в память потому, что вечно зевала со скуки: в ее отделе никогда и не пахло сосисками, а уж тем более — колбасой. Но что интересно, люди все-таки несли из магазина завернутые в бумагу коричневые колбасные палки. Прямо чудеса.

— На охоту часто ездишь?

— Хайрулла берет…

— Стреляешь здорово?

— Да что ты! Умею сайгу в темпе свежевать. Набьет он пяток, я раз-раз и полный мешок мяса. Когда сайгу бьешь, надо по-быстрому шуровать, а то прихватят с добычей.

Сидеть в тряском кузове было неудобно. Они встали, держась за борт кабины, и ветер словно выдул из Сергея все чувства, кроме восторга. Хлынул в лицо, тугой, влажный, ударил в грудь, запел в ушах. Причем, стоило чуть повернуть голову, и пение становилось то нежней, то яростней. На глаза навернулись слезы, и свет, бивший из фар грузовика, начал переливаться радугой.

На крутых спусках грунтовой дороги машина точно проваливалась под ногами, и приходило ощущение полета, от которого хотелось смеяться. Когда же на подъемах кабина вырастала перед глазами и мотор рокотал все глуше и медленнее, Сергея подмывало свистнуть и закричать: «Давай!» Он забыл, куда и зачем едет, весь отдаваясь тяжелому неутолимому бегу грузовика в густевшей темноте.

Пустыня жила и ночью. Несколько раз Сергея пребольно щелкали по лицу неведомые жуки. Серый комок на несуразно длинных ногах прыгнул и исчез за пучком травы, сверкнув на прощанье изумрудным глазом.

Лариса схватила Сергея за руку:

— Гляди!

На дорогу, в полосу света, выскочила худющая лисичка и понеслась впереди машины, наставив на нее пистолетом облезлый хвост. Непременно попала бы под колеса, да, на ее счастье, дорога вильнула вокруг холма, световая дорожка ушла в сторону, и лисичка растаяла во тьме.

Ехали долго, и, насколько Сергей мог судить, забирали все время на запад, к Аралу.

К полуночи остановились. Хайрулла выключил мотор. Сергей обнаружил, что лицо его одеревенело, а уши заложило, словно он вышел из самолета. Лишь через минуту-другую стали слышны шорохи пустыни и потрескивание остывавшего двигателя. Николай высунулся из кабины.

— Как там, не замерзли? А то погрей девушку, Серега!

— Ладно, ладно, — буркнул Сергей и перевел разговор на другую тему: — Где же сайга?

— Отыщем!..

Открыв дверцу, Николай ловко перескочил через борт в кузов, забрал у Сергея и проверил ружье. Тем временем Хайрулла передал Ларисе какой-то предмет. Щелкнул выключатель, и оказалось, что в руках девушки горит большая яркая фара. Свет летел метров на сто, обшаривая пустынную молчаливую землю, исчерченную резкими тенями от бугров.

Негромко рокотнул грузовик. Двинулись прямо по кустам верблюжьей колючки, по наплывам песка, навеянным ветром. Слышно было, как трещали под шинами прошлогодние перекати-поле, застрявшие в ложбинах. Кузов наклонялся из стороны в сторону, это мешало всматриваться в темноту, раздвигаемую светом, и Сергей вздрогнул и начал непонимающе озираться, когда Лариса с затаенным ликованием выдохнула:

— Есть!..

— Где?

— Да перед тобой, гляди!..

Машина резко рванулась вперед, и все вокруг заплясало, затряслось в сумасшедшей гонке. Сергея вскидывало вверх, кидало к бортам. Он все время боялся вылететь из кузова и лишь краем глаза ловил далеко впереди и сбоку мелькание каких-то причудливых в темноте животных.

Ахнул над ухом громовой выстрел, за ним — второй. Лариса закричала, что свалился сайгак. Николай перезарядил стволы, умудряясь не держаться за борт. И снова — выстрелы, от которых Сергей втягивал голову в плечи, снова — крики Ларисы и псиное подвывание мотора, тянувшего из последних сил.

Сергей безуспешно старался разглядеть, как падают под выстрелами сайгаки и много ли их подбито. Он не улавливал момента, когда Николай попадал в них, и недоумевал, почему животные бежали медленно, а то и вовсе останавливались или метались по кругу. Николай ведь говорил, что они во весь дух улепетывают от машины.

Фара внезапно погасла. Хайрулла тотчас нажал на тормоза, и сайгаки исчезли, будто их и не было.

— Что там? — нетерпеливо заорал Николай.

— Провод порвался, — разочарованно протянула Лариса.

— Ничего, — успокоил их Хайрулла. — Подберем, что подбили, починим фару и еще поищем… Здесь сайгаков много!

Развернув машину, он повел ее в обратном направлении.

После такой пальбы Сергей ожидал, что туш наберется не меньше десятка. А наткнулись всего на одну. Попрыгали из кузова. Сергей наклонился, всмотрелся в морду сайгака. Ни на что не похожая морда. Уж больно нос здоровый и толстый, напоминающий обрубок хобота. И зачем сайгаку такой несуразный? Рогов у него нет, живот раздутый. Наверное, опился воды, поэтому и не смог удрать. Вот так и происходит естественный отбор.