Итак, не нарушение судебных формальностей, установленных в Англии для уголовных процессов, но лишь невмешательство национальной воли, лишь протекторат Кромвеля набросили на процесс Карла Стюарта ту отвратительную тень, которая отражается даже в самых философских сочинениях.
Карл Стюарт заслужил смерть; но его могла приговорить к казни только нация или трибунал, избранный ею.
При обыкновенном судопроизводстве формальности считаются гарантией имущества, свободы и жизни граждан; судья, нарушающий их, может быть справедливо обвинен или в игнорировании принципов правосудия, или в желании поставить свой произвол и личные страсти выше воли закона. Но многосложный аппарат уголовной процедуры стал бы, очевидно, совершенно излишним, если бы само общество судило своих преступных членов. Являясь творцом своих законов, общество не может быть заподозрено ни в умышленном игнорировании принципов правосудия, которые добровольно признаны им руководящими принципами, ни в пристрастном отношении к своим собственным членам. Отдельные трибуналы, функционирующие в различных частях страны, конечно, могут руководиться местными интересами, частными побуждениями, или мотивами личной мести. Для устранения по мере возможности этих неудобств и было введено разделение функций, подготовляющих и отправляющих правосудие; для этой цели служат также отводы судей и все вообще формальности, заключающие трибуналы в известные рамки, которых они не вправе переступать. Но все эти частные соображения исчезают, когда речь идет об обществе. Если общество заинтересовано в наказании своих провинившихся членов, то еще более заинтересовано оно в том, чтобы они оказались невиновными. Его сила и слава зависит от того, чтобы сохранить их в своей среде и окружить их всех своей любовью и покровительством, поскольку они не выкажут себя недостойными или не навлекут его мести действиями, противными общему благу. Общество, которое, решая участь своего члена, руководилось бы иными мотивами, кроме тех, которые вытекают из общих интересов, очевидно, стремилось бы к собственной гибели, а общественное целое нельзя заподозрить в стремлении к самоубийству.
Но Национальный Конвент всецело и безусловно представляет французскую республику. Нация дала в судьи Людовику XVI тех людей, которые избраны ею для обсуждения и удовлетворения ее собственных интересов; людей, которым она вверила свой покой, свою славу, свое счастье; людей, которым она поручила предначертать ее великие судьбы, судьбы всех граждан, судьбы всей Франции. Если только Людовик XVI не захочет судей, доступных соблазну иностранного золота, то он не может пожелать трибунала, более беспристрастного и более чистого от всяких подозрений. Отвергнуть компетенцию Национального Конвента или кого-либо из его членов — это значило бы усомниться в самой нации, посягнуть на общество в его основах. Что нужды до частных поступков и мнений, подготовлявших падение монархии? Все французы разделяют вашу ненависть к тирании, все питают равное отвращение к королевской власти, которая отличается от деспотизма только по имени. Людовик XVI чужд этого чувства; вам предстоит судить преступного короля. Но обвиняемый уже не король; он вернулся к первоначальному званию, он — человек. Если он невинен — пусть оправдается; если он виновен — пусть участь его послужит примером для всех наций!
Следует ли подвергнуть ваш приговор над бывшим королем ратификации всех граждан, соединенных в коммунальные или в первичные собрания? Комитет обсуждал и этот вопрос и решил его в отрицательном смысле.
В Риме судьями во всех уголовных процессах были консулы; когда же речь шла об оскорблении величества нации или вообще о преступлении, наказуемом смертной казнью, то приговор предлагался на утверждение народа, который окончательно осуждал или оправдывал обвиняемого. В Спарте, когда царь обвинялся в нарушении законов или в государственной измене, то он предавался трибуналу, состоящему из его соправителя, сената и эфоров; при этом он пользовался правом апеллировать на решение трибунала ко всему. Но ни консулы в Риме, ни цари, сенат и эфоры в Спарте не являлись национальными представителями в полном смысле слова. Они далеко не обладали теми верховными полномочиями, которыми облечен Национальный Конвент, и были недостойны их. Кроме того, под римским или спартанским народом разумелось не что иное, как население столицы республики. Это население, жившее в стенах одного города, как бы многочисленно оно ни было, всегда имело возможность собираться, обсуждать дела, совещаться и выносить приговоры, что совершенно невыполнимо для французского народа. А если так, то каким образом вы предложите ему на утверждение свой приговор? Чтобы принять или отвергнуть конституцию, которую вы представите ему впоследствии, французскому народу не будет надобности собираться массами; каждый гражданин, заглянув в свою совесть, найдет там нужный ответ. Но для решения вопроса о жизни и смерти человека надо иметь под руками письменные доказательства, надо выслушать обвиняемого, если он захочет воспользоваться своим естественным правом самозащиты. Эти два элементарные условия правосудия будут до такой степени невыполнимы, что я считаю излишним приводить бесчисленное множество других соображений, которые точно так же заставили бы вас отвергнуть предложение о ратификации вашего приговора всеми членами республики.
Я ничего не сказал о Марии Антуанетте. Ее имя не упоминается в декрете, послужившем причиной настоящего доклада; оно не могло и не должно было упоминаться в этом декрете. Разве она вправе смешивать свое дело с процессом Людовика XVI? Разве голова женщин, носивших имя королевы Франции, когда-нибудь была более священна и неприкосновенна, чем голова любого бунтовщика или заговорщика? Когда придет ее черед, вы решите, есть ли основание возбуждать против нее процесс, и в этом случае предадите ее обыкновенному трибуналу. Не упоминал я также и о Людовике-Карле[11]. Этот ребенок пока еще невинен; он не мог принимать участия в кознях Бурбонов. Вы должны решить его участь сообразно интересам республики. Вам придется высказаться по поводу великой мысли Монтескье: «В некоторых странах, где особенно высоко ценится свобода, есть законы, нарушающие ее по отношению к одному лицу… Признаюсь, обычай самых свободных народов, каких видел свет, заставляет меня думать, что бывают случаи, когда необходимо на миг набросить покрывало на свободу, как набрасывают его на статую богов».
Может быть, недалеко время, когда для свободных народов не будет надобности в подобных предосторожностях. Потрясение тронов, даже наиболее устойчивых, кипучая и плодотворная деятельность армий французской республики, политическое электричество, которым заряжен весь род человеческий, — все предвещает нам близкое падение монархов и восстановление обществ на их первобытных основах. Тогда тираны, которые избегнут мести народов и не будут подвергнуты примерному наказанию, смогут без всякого ущерба для человечества влачить свое позорное существование. Тогда эти деспоты и всякий, кому вздумается им подражать, будут так же безвредны, как Дионисий[12] в Коринфе.
Я предлагаю вам от имени Комитета законодательства издать декрет на следующих основаниях: 1) Людовик XVI подлежит суду; 2) он будет судим Национальным Конвентом; 3) трем комиссарам, избранным из среды Конвента, поручается собрать все документы, сведения и доказательства, относящиеся к процессу Людовика XVI; 4) комиссары составят обвинительный акт; 5) если Собрание одобрит этот акт, он будет напечатан и вручен Людовику XVI и его защитникам, избранным по желанию обвиняемого; 6) если Людовик XVI потребует сообщения подлинных документов, то они после снятия копий будут отправлены к нему в Тампль, а затем возвращены в Национальный архив двенадцатью комиссарами Собрания; 7) Национальный Конвент назначит день для допроса Людовика XVI; 8) Людовик XVI лично или через посредство защитников предоставит свою защиту, устную или письменную, за собственноручной его подписью и, наконец, 9) Национальный Конвент вынесет приговор поименным голосованием».