Сахаров Ив. Казнь королей. Живые исторические картины из времен мировых революций и переворотов. С. 39–54.

III

А. 3. Манфред

Приговор Конвента: «Смерть тиранам!»

XVIII век был переломным в истории нового времени. Еще почти во всей Европе, за исключением Англии и Голландии, господствовал феодальный строй, еще казалось незыблемым и несокрушимым могущество абсолютных монархий, а уже ряд верных примет предвещал их близкое падение.

То здесь, то там в разных концах европейского континента и далеко за его пределами — в Новом Свете, в Америке, на протяжении всего восемнадцатого столетия, в особенности во вторую его половину, вспыхивали крестьянские восстания, плебейские мятежи, народно-освободительные войны. Новые идеи и взгляды, обладавшие огромной силой революционизирующего воздействия, все шире и глубже проникали в сознание масс. Средневековая схоластика, обветшалые представления о божественной природе власти, устаревшие правовые нормы, догматы церкви, мораль, нравы феодального общества — все было подвергнуто осмеянию, дискредитировано, разоблачено.

Страной на европейском континенте, где противоречия между новыми производительными силами и старыми производственными отношениями достигли крайней степени, где напряженность и острота классовой борьбы с неотвратимостью вели к революции, была Франция.

На протяжении столетий развития абсолютистского режима во Франции власть монархии ширилась и укреплялась, достигнув ко времени царствования «Короля-солнца», как называли Людовика XIV (1643–1715), своего высшего расцвета. Но уже последние годы царствования Людовика XIV, на рубеже XVII и XVIII столетий, абсолютистский режим начал клониться к упадку. Причины этого упадка коренились, конечно, не в том, что преемник Людовика XIV — Людовик XV (1715–1774) и Людовик XVI (1774–1792) — уступали по личным качествам своему предшественнику, как это изображали многие историки. Причины были в том, что феодально-абсолютистский строй изжил себя, перестал соответствовать потребностям развития страны.

Совершавшееся, несмотря на все преграды, развитие промышленности и торговли, проникновение капиталистических отношений в сельское хозяйство свидетельствовали о том, что в недрах феодального общества уже сложились достаточно развитые формы нового, капиталистического уклада.

Вершиной феодально-абсолютистского строя являлась монархия, королевская власть.

Король по-прежнему обладал неограниченной, самодержавной властью; ему принадлежало окончательное решение всех внутренних и внешних дел государства, он назначал и смещал министров и чиновников, издавал и отменял законы, карал и миловал. Людовик XVI, хотя и был человеком слабым и малодушным, любил напоминать о своих самодержавных правах и ссылаться на «божественное начало» своей неограниченной власти. В годы его правления царил полный произвол. Грозные королевские lettres de cachets (тайные приказы об аресте) настигали сотни людей в разных местах королевства, наводя страх на население страны.

Военная мощь Франции казалась внушительной, а ее внешнее положение — солидным и прочным. Брак Людовика XVI с австрийской принцессой Марией Антуанеттой, дочерью императрицы Марии-Терезии, должен был еще больше укрепить положение французского королевства в Европе благодаря союзу двух могущественных держав континента.

Королева Мария Антуанетта, легкомысленная, постоянно искавшая развлечений, казалось, вернула французскому двору его прежний блеск. Одно празднество следовало за другим: балы сменялись пышно поставленными представлениями; королевская охота поражала своим великолепием: в конюшне короля было около 1600 лошадей, которых обслуживали 1400 слуг.

Внешне королевская власть сохраняла свое прежнее могущество.

Огромный бюрократический аппарат абсолютистской монархии охватывал своими щупальцами все области общественной жизни. Этот аппарат был громоздок, сложен и многообразен. Главной функцией его было подавление трудящегося населения и выколачивание из него налогов и всякого рода поборов. Невежественные и продажные чиновники ревностно следили за незыблемостью установленных порядков и подвергали мелочной опеке и контролю производство, торговлю, просвещение, культуру, все сферы духовной жизни и даже частную жизнь подданных короля. «Во Франции монарх говорит, а народ повинуется», — писал один из министров Людовика XVI — граф Верженн.

Монархия сохраняла незыблемым старое феодальное деление общества на сословия. В первое сословие входило духовенство, во второе — дворянство; все остальное население составляло третье сословие. Старая формула гласила: «Духовенство служит королю молитвами, дворянство — шпагой, третье сословие — имуществом».

Тогда как общественная атмосфера во Франции все более накалялась и все большее число признаков предвещало близость революционного взрыва, привилегированные сословия и двор продолжали вести политику, способную лишь его ускорить.

Ко времени вступления Людовика XVI на престол (1774) положение дел в королевстве было уже достаточно плачевным.

Людовик XV, которому приписывали известные слова: «После нас — хоть потоп!» — оставил своему преемнику пустую казну. В стране был голод, и народные волнения, вызванные дороговизной хлеба («мучная война»), в 1775 году приняли грозные размеры.

Людовик XVI начал свое царствование с реформ, но первые же меры в этом направлении, предпринятые его министром Тюрго, а затем Неккером, натолкнулись на решительное сопротивление дворянства и придворной знати, не желавших ничем поступиться из своих привилегий. Более решительного Тюрго король уволил уже в 1776 году, а затем в 1781 году был уволен в отставку осторожный Неккер. Большинство проведенных реформ было отменено, и все пошло не только по-старому, но реакционная политика правительства даже еще больше усилилась.

Казалось, правительство нарочно выбирало меры, которые могли бы усилить негодование буржуазии и народа. В 1781 году оно издало закон, по которому к офицерским чинам в армии могли допускаться только дворяне, чьи предки не меньше-чем в четырех поколениях принадлежали к «благородному сословию». Ныли созданы бессмысленные затруднения в промышленности. Так, в 1784 году королевским приказом было предписано, чтобы производимые в королевстве платки имели ширину, равную их длине. Власти вмешивались и в дела сельского хозяйства, но отнюдь не затем, чтобы защитить крестьянина от новых посягательств помещика; наоборот, они навязывали крестьянину нелепые и стеснительные правила ведения сельскохозяйственных работ. Так, например, парижский парламент в 1786 году издал постановление, запрещавшее жать рожь серпами.

Внешняя политика французской монархии также вызывала недовольство буржуазии. Правительство в 1786 году заключило с Англией торговый договор, который давал некоторые преимущества французским виноделам, но был крайне невыгодным для французской промышленности: он открывал доступ на французский рынок дешевым английским товарам. Договор этот оказал весьма неблагоприятное влияние на французскую промышленность. «Недавно мы заключили с англичанами торговый договор, — писал в 1789 году один из современников, — который, возможно, обогатит наших правнуков, но пока лишил пропитания 500 тысяч рабочих королевства и довел до банкротства 10 тысяч торговых домов».

Двор, аристократия, дворянство все явственнее обнаруживали признаки глубокого разложения, проникавшего во все поры абсолютистского режима. Двоедушный, слабый и лживый король, не желая утруждать себя заботами о государственных делах, передоверял их своей легкомысленной жене. Королева Мария Антуанетта в погоне за развлечениями компрометировала себя и монархию. Незадолго до революции разразился тот скандальный процесс о бриллиантовом ожерелье, на котором рядом с обвиняемым кардиналом де Роганом звучало и имя королевы. Невзирая на голод и нищету трудящихся масс, двор и привилегированные сословия, не задумываясь над завтрашним днем, продолжали тратить свой досуг и деньги на развлечения, балы и кутежи.