— Рад слышать, что праздничное настроение не окончательно подпортило то сочувствие, с которым ты обычно относишься к ближним, — сухо заметил Римо.

— Пока ты бездельничал, валяясь в постели, — продолжал Чиун, — я пытался объяснить твоему императору, что, несмотря на проваленное задание, винить тебя все-таки не стоит. Действительно, теперь я вынужден снова сопровождать тебя, но...

— Проваленное? — переспросил Римо.

— Бронзини мертв, — тихо сказал Смит.

— Что произошло? — ошарашенно проговорил Римо.

— Это долгая история, — ответил доктор. — Когда ты поправишься, я готов сообщить тебе все подробности. Сейчас же достаточно сказать, что Бронзини стал национальным героем.

— Правда?

— Он спас город.

— В самом деле?

— Но об этом никто не должен знать, — поспешил предостеречь Смит.

— Что ж, буду нем, как рыба. По правде говоря, этот парень мне не слишком понравился.

— Наверное, ты не успел узнать его как следует.

— Вообще-то, я видел Бронзини только мельком, — признался Римо. — Он показался мне самодовольным болваном.

— Вполне возможно, — согласился Смит. — У Барта был противоречивый характер.

— Кстати, — добавил он, поворачиваясь к Чиуну, — только что были обнародованы результаты вскрытия Немуро Нишитцу. Судя по всему, он умер от отека верхних дыхательных путей, спровоцированного обычной простудой.

Насколько я помню, вы сообщили, что устранили его собственноручно.

— Кто такой Немуро Нишитцу? — поинтересовался Римо, но ответа так и не получил.

— Я уже рассказал вам, что этот Бартоломью Бронзини в предыдущем воплощении на самом деле был Александром Македонским? — спросил в ответ Чиун.

— Кем? — взорвался Римо.

— Не могу сказать, что успел свыкнуться с этой мыслью, — сказал Смит.

— Тем не менее, это правда. И один из моих предков отправил его на тот свет.

— Насколько я помню, Александр умер от малярии.

— Да, именно так записано в исторических хрониках. Но правду о настоящей судьбе Александра можно найти лишь на страницах Летописи Синанджу, и состоит она в следующем...

— Неужели мне придется это выслушивать? — с кислой миной спросил Римо.

— Я ведь, все-таки, болен.

Лицо Чиуна раздраженно скривилось.

— Это чрезвычайно поучительная история, — назидательно заметил он.

— Именно эти слова я слышал все тридцать раз, когда ты мне ее рассказывал, — простонал Римо, скрещивая на груди руки.

— На этот раз я обращался не к тебе, а к Смиту, — парировал Чиун, несмотря на то, что даже прослушав мой рассказ тридцать раз, ты так и не оценил всей его красоты.

— Увы, эстетические переживания, связанные с малярией, навсегда останутся для меня загадкой, — проворчал Римо.

— Итак, — продолжал Чиун, обращаясь к Смиту, — во времена Александра Македонского Мастера Синанджу находились на службе у Индии, из-за небольшого недоразумения, произошедшего с другим постоянным клиентом, Персидской империей.

— Что в переводе на человеческий язык, — вставил Римо, — означает: индусы платили больше денег. — Не помню, чтобы об этом что-нибудь говорилось в Летописи Синанджу, туманно заметил Чиун.

— Загляни в «Приложения», — посоветовал Римо.

— А если ты будешь и дальше мешать моему рассказу, то приложить придется тебя, — проговорил Чиун, но уже более умеренным тоном. — В то время, когда Мастер Синанджу находился на службе в Индии, этот больной грек обрушился на Персию и уничтожил сию замечательную империю. Это новость необычайно расстроила Мастера.

— Перевожу: он начал подумывать, не переметнуться ли ему в очередной раз на другую сторону.

— И тогда он отправился к индийскому султану, — продолжал Чиун, притворившись, будто не замечает нападок Римо, но, тем не менее, мысленно добавив его слова к длинному списку обид, которые нанес ему ученик за все годы их знакомства, — правителю земель, которым угрожал этот сумасшедший грек по имени Александр. Султан пообещал Мастеру золотые горы, если тот уничтожит врага. Тогда Мастер Синанджу отправил к Александру посланца, который доставил ему пергамент, сказав, что в нем предначертана судьба завоевателя. Но заглянув в свиток, грек впал в ярость и убил посланника.

Судя по всему, записка была по-корейски, а Александр не умел читать на этом достойнейшем из языков. Чиун сделал театральную паузу.

— И что же случилось потом? — спросил заинтригованный Смит.

— С тех пор Синанджу жила спокойно и счастливо, — ответил Римо.

— Это единственное, в чем ты оказался прав, — бросая недобрый взгляд на своего ученика, заметил Чиун. — Да, в деревне действительно воцарились мир и спокойствие, потому что посланец Мастера был болен малярией. К тому времени, когда он добрался до Александра, болезнь начала прогрессировать, поэтому жестокое убийство было для него своего рода избавлением. К сожалению, Македонский тоже успел заразиться, и вскоре умер, так ничего и не поняв. — Понятно. А что же было написано в пергаменте?

— Всего две строчки, — просиял довольный Чиун, — «Вы больны малярией» и еще старинное корейское выражение, которое в приблизительном переводе звучит как «Ага, попался!».

— Замечательно, — проговорил Смит.

— Этот рассказ покажется вам еще более чудесным, Смитти, если вы задумаетесь о том, что он не имеет ни малейшего отношения к тому парню, который умер от простуды, — проворчал Римо.

— Я как раз собирался к нему перейти, — шикнул на него Чиун. — Когда я повстречался с этим Бронзини...

— Одну минуточку! — воскликнул Римо. — Так ты виделся с Бронзини?

Значит, тебе все-таки удалось попасть в Юму! Интересно, как ты этого добился — похитил жену Смита?

— К твоему сведению, я ездил туда в качестве корреспондента журнала «Звездный дождь».

— Никогда о таком не слышал.

— Конечно же, нет. Там платят по доллару за слово, в отличие от бульварных газеток, которыми ты интересуешься.

— Поправка принимается.

— Так вот, — снова заговорил Чиун, — увидев, что у бывшего грека, Бронзини, простуда, я, зная, как стар и немощен Нишитцу, решил передать актера в руки японских захватчиков. — Захватчики? — переспросил Римо. — Ты имеешь в виду, съемочную бригаду?

— Нет, японскую армию, — ответил Чиун.

— Он шутит, да? — спросил Римо, но Смит не проронил ни слова.

— Я знал, что убив Нишитцу, — как ни в чем не бывало продолжал Чиун, я стану причиной гибели невинных детей. Однако в случае, если тот умрет естественной смертью, его оккупационная армия будет деморализована, и не предпримет никаких ответных мер.

— Оккупационная армия? — неслышно, одними губами проговорил Римо.

— Именно так бы все и произошло, не вступи в игру ядерный бомбардировщик.

Смит кивнул.

— Нам повезло, что Бронзини удалось бежать из тюрьмы. Только его известность помогла убедить военных не бомбить Юму.

— Что? — не выдержав, вскричал Римо. — Японцы собирались сбросить на город атомную бомбу?

— Да нет же, американцы! — поправил его Чиун.

— Ты меня разыгрываешь, — не сдавался Римо, и, повернувшись к Смиту, спросил:

— Правда же, это розыгрыш?

— Я же говорил, что это длинная история, — вздохнул тот. — И тем не менее, все, что ты слышал — правда. Чиун помог предотвратить катастрофу, и президент чрезвычайно за это признателен.

— Мы обсудим этот вопрос позднее, — величественно отозвался Чиун. Возможно, когда вернемся к нашим переговорам по контракту.

От одного упоминания слова «контракт» Смит вздрогнул всем телом.

— Прошу прощения, но меня ждет срочное дело.

Чиун церемонно поклонился.

— Передавайте мои наилучшие пожелания кузену Милбурну.

— С удовольствием, если мы когда-нибудь снова станем с ним разговаривать. Он был крайне расстроен тем, что для своего репортажа вы избрали поэтическую форму. Милбурн утверждает, что настоятельно просил вас этого не делать.

— Этот человек — невежественный обыватель, который не в состоянии оценить подлинного шедевра, который попал к нему в руки по цене всего лишь в доллар за слово, — резко проговорил Чиун.