Изменить стиль страницы

Одиссей тоже покинул было Троаду, но на стоянке у Тенедоса поссорился со своими спутниками и вернулся обратно к Агамемнону.

— Трофеев никогда не бывает много, — ответил он на немой вопрос бывшего командира. — Остров у меня бедный, а Телемаха скоро пора женить. Следует позаботиться о будущих расходах.

Хоть и тяжело было на душе у Агамемнона, услышавшего эти слова, он невольно рассмеялся. Уж кто-кто, а Одиссей своего не упустит. Хитер, ох как хитер!.. Вернулся, наверно, за кладом Приама. Никак не может поверить, что весь город подмели вчистую…

И, вспомнив о судьбе города, Агамемнон снова насупил брови.

«Надо умилостивить богов, — твердо сказал он сам себе. — Надо принести жертвы и просить прощения за то, что мы совершили».

После ухода Одиссея гордый царь Аргоса и Микен повелел привести в тронный зал пророчицу Кассандру, спасенную им от цепких и загребущих рук младшего Аякса.

В ожидании пленницы, не находя себе места, ходил он по залу, нервничал и злился, словно юный влюбленный перед первым свиданием.

И вот он ее увидел. Женщину, волосы которой стояли дыбом и на лице которой застыло страдание.

И Кассандра тоже увидела Агамемнона. Она вцепилась скрюченными пальцами в волосы и, скорбно покачивая головой, стала бормотать какие-то неразборчивые слова. По всей видимости, слова гнева и отчаяния.

Потом она рухнула на пол.

Царь кликнул стражу.

Дюжие воины осторожно перенесли несчастную женщину на широкую каменную скамью и спрыснули ей лицо холодной водой.

Кассандра постепенно пришла в себя. Она села на широкой скамье и сидела, теперь уже раскачиваясь всем телом.

— Что с тобой? — тихо спросил Агамемнон, впервые наблюдавший подобный припадок. — Ты больна?

Кассандра не отвечала. Было видно, что ее бьет крупная дрожь.

— Так что с тобой? — снова спросил Агамемнон. — Ответь!

Кассандру вдруг будто бы прорвало.

— Лев прыгнул на овцу! — истерически завопила она. — И вот уже нет овцы, но скоро не будет и льва. Уволок он ее в свое логово, а там уже сидит ненасытная волчица с приблудным волком. И ждут они овцу, и ждут они льва. И вот уже зарезан хищными клыками благородный лев, и покрыт покрывалом, и лежит с отрубленными лапами. И вот уже кровь течет из шеи белой овцы, и терзают ее нежное мясо черные вороны!

Агамемнону сделалось не по себе. Он отослал бесноватую царевну, при этом приказав отдать ее под присмотр рабов, что ведают тайны лечебных трав.

Потом Агамемнон пошел к Одиссею. Он хотел знать, что скрывается за словами Кассандры.

— Что тут неясного? — растолковал царственный плут туманную речь пророчицы. — Лев — это ты. Овца — это Троя. Вернее, ее сокровища. Взял и уволок в пещеру…

«А кто же в таком случае волки?» — напряженно думал Агамемнон, возвращаясь в свои покои.

Радость материнства

7 августа 1876 года Генрих Шлиман начал раскопки города Микены, где когда-то царствовал Агамемнон. На сей раз он руководствовался не поэмами Гомера, а сочинениями Павсания, который писал о Микенах буквально следующее: «До сих пор все еще сохранились от Микен часть городской стены и ворота, на которых стоят львы. Говорят, что все эти сооружения являются работой циклопов, которые выстроили для Пройта крепостную стэну в Тиринфе. Среди развалин Микен находится (подземный) водоем, называемый Персеей. Тут были и подземные сооружения Атрея и его сыновей, где хранились их сокровища и богатства. Тут могила Атрея, а также и могилы тех, которые вместе с Агамемноном вернулись из Илиона и которых Эгист убил на пиру. А на могилу Кассандры претендуют те из лакедемонян, которые живут около Амикл; вторая могила — это Агамемнова могила, затем — могила возницы Евримедонта, дальше — могила Теледама и Пелопса. Говорят, что они были близнецами и что их младенцами зарезал Эгист, умертвив их родителей…

…Клитемнестра и Эгист похоронены немного в стороне от стены; они были признаны недостойными лежать внутри стен города, где похоронен и сам Агамемнон, и те, которые были убиты с ним».

Вера Генриха Шлимана в утверждения древних источников и на этот раз не подвела археолога.

Он нашел упомянутые Павсанием могилы и в них — старинные украшения. Довольно упомянуть, что только одного золота было почти тринадцать килограммов.

Был среди золотых диковин и кубок Нестора, воспетый когда-то Гомером:

…Кубок поставила чудный, с собой привезенный

Нелидом,

Весь золотыми гвоздями обитый; имел он четыре

Ручки, и около каждой из золота по две голубки

Словно бы зерна клевали; внизу его были две ножки.

По столу всякий другой лишь с усилием кубок тот

двигал,

Полный вином; но легко поднимал его старец

пилосский.

Но главное не в найденных сокровищах, а в том, что если, упоминая о древних захоронениях, Павсаний оказался предельно точен, значит, верны и его слова о том, что вместе с Кассандрой были убиты два ее сына-близнеца, Теледам и Пелопс. А судя по их именам, отцом младенцев мог быть только Агамемнон, потомок Пелопса, и рождены они были еще в Трое.

Иными словами, Агамемнон провел в покоренном, разрушенном городе не меньше года.

Первые дни Кассандра была еще очень плоха. Нервная болезнь ее обострилась даже сильнее обычного. Так вышло потому, что исполнение одного из страшнейших ее пророчеств — пророчества о гибели Трои — соединилось с еще большим потрясением от обыкновенного изнасилования (ведь то, что не успел совершить Аякс Оилеев, мог позволить себе и совершил всевластный Агамемнон).

И следует также помнить: любимый город пылал вокруг, убивали ее отца, ее братьев и ее любимых сестер.

К тому же только что погиб Кореб, единственная и невоплотившаяся любовь Кассандры, Кореб, который пытался ее защитить от хватких рук младшего Аякса.

Непостижимо, как смогла перенести все это бедная женщина.

Единственным объяснением может служить только то, что она находилась совсем без сознания либо (что вернее) воспринимала все происходящее с ней не как реальность, а как продолжение собственных страшных видений. Ничего другого я читателю предложить не могу.

…Время, как известно, лечит.

Не покончив с собою в первые же дни после выпавших на ее долю потрясений, Кассандра начинает думать не столько о смерти, сколько о зарождающейся в ее растоптанном теле новой жизни, чистой и невинной.

Она еще может убить себя, на это ей хватит сил, но никогда не посмеет сделать это, вместе с ней умрет и ее будущий ребенок. А может быть, и два, потому что в ее роду явно были двойни, ибо мать ее Гекуба, родила Приаму девятнадцать только сыновей, а сколько еще было у нее дочек… Если бы дети рождались по одному, их было бы куда меньше.

Нигде не говорится о том, как Агамемнон относился к Кассандре.

С одной стороны, он мог вообще не думать о ней, не получив, естественно, никакого удовольствия от телесной близости с испуганной, да еще и психически неуравновешенной женщиной.

С другой…

Первые же слова, сказанные им о Кассандре своей жене Клитемнестре (в трагедии Эсхила «Агамемнон»), звучали так:

«…Ты с чужестранкою

Будь подобрей. На кроткого правителя

И боги благосклонно с высоты глядят.

Никто не хочет рабское нести ярмо.

А пленница моя — подарок воинства,

Сокровище сокровищ — вслед за мной

пошла».

Согласитесь, далеко не каждого человека можно назвать «сокровищем сокровищ». А ведь тут имеется в виду рабыня-наложница. Да и говорится это в глаза родной жене, в первые же минуты встречи после двадцатилетней разлуки!

За что же так ценил Кассандру ее поработитель?

За пророчества?

Они предвещали только смерть.

За красоту?

Если так, то следует уточнить: за красоту, весьма поблекшую после столь многих испытаний, выпавших на долю пророчицы.

За ее материнство?

Последнее мне кажется наиболее близким к истине.