Он направился к выходу, но Феррис преградил ему путь.
— Потрогайте сами, — предложил он, протягивая Миллеру палец.
Миллер осторожно пощупал металл. Он был густой холодный и, судя по тому, как Феррис снял его тонкий слой с ногтей, подверженный ковке. Да, вполне ковкий.
— Не ломкий? — недоверчиво спросил Миллер.
— Абсолютно, — с улыбкой ответил ДОрр.
— Ты понимаешь, что это значит? Больше не будет сверхпластичной формовки, и мы сможем разливать его в формы, как сталь!
— Берите выше, — поправил его Феррис ДОрр. — Мы сокращаем процесс обработки руды. С помощью распылителя можно сразу получать титан из породы. Мы можем плавить и переплавлять его, как леденец.
— И все с помощью этой штуки?
— И это еще не все.
Феррис взял с полки квадратный кирпич и протянул шефу.
— Что это?
— Вчера это были два прямоугольника. Чистый титан.
— Но я не вижу следов сварки!
— Сварка — это вчерашний день.
— Выходит, отныне не будет сварки? Голос Огдена Миллера звучал недоверчиво, как у ребенка.
Феррис кивнул.
— Можете распрощаться с ней навсегда, как только я решу проблему титана группы “альфа — бета”.
— И тебе это удастся?
Оба подошли к распылителю.
— Кое-что из того, что вы сказали, дает мне основания считать, что удастся. — И Феррис ДОрр принялся настраивать микрометрические винты. — Как вы, должно быть, знаете, молекулы альфа-титана представляют из себя шестигранники. Когда титан нагревают до восьмисот восьмидесяти пяти градусов по Цельсию и выше, структура молекул меняется и металл превращается в бета-титан.
— Я не разбираюсь во всех этих технических деталях, мне ни к чему. Я президент.
— Но, надеюсь, вам известно, что альфа— и бета-титан наилучшим образом подходит для производственных целей?
— Я слышал подобное мнение, это так.
— Этот прибор с помощью сфокусированного ультразвука вызывает вибрацию металла, так что его молекулярная структура, проще говоря, разрушается. Металл переходит в жидкое состояние без какого-либо нагрева и потери массы.
— Так просто?
— Так просто. Но альфа— и бета-титан не реагирует на распылитель. Я потратил целых две недели, пытаясь подобрать подходящую частоту волн, но все безуспешно. Примерно так же вскрывают сейф. Как только найдена верная комбинация, механизм срабатывает. Нужно только продолжать искать точную последовательность цифр.
— Что ж, продолжай искать.
— Если альфа-титан распадается под действием синхронизированных частот, то, возможно, альфа— и бета-титан реагирует на лишенную синхронности вибрацию?
— Ты у нас вундеркинд, ты и скажи.
— Нет, я лучше вам покажу.
И Феррис ДОрр приступил к работе.
Огден Миллер, президент компании “Титаник титаниум текнолоджиз”, взял стул и закурил новую сигару. Его лицо сияло, словно лампочка, глаза затуманились. Он уже видел, как его компания занимает первое место во всех оборонных и аэрокосмических программах и входит с ними в двадцать первый век. Это было здорово! Это революция в металлургии! Ему представлялась огромная, на разворот, реклама в следующем номере журнала “Авиация сегодня”: величайшее открытие за всю историю металлургии! И сделано оно компанией “Титаник титаниум”. А это значит — принадлежит ему, Огдену Миллеру. Если только получится с альфа— и бета-титаном, все так и будет.
Под бдительным оком начальника Феррис проработал весь обеденный перерыв. Он работал до пяти часов, а потом и позже, настраивая и перенастраивая прибор и нажимая кнопку, но все безрезультатно.
И ровно в 21.48 титановый брусок на подносе “АВ” расплавился.
Мужчины с красными от напряжения глазами ожесточенно заморгали.
— Он расплавился? — прошептал Миллер.
— Мои глаза подсказывают мне, что да.
— Я не верю твоим глазам. Равно как и моим.
— Ну что, сами запустите в него палец или лучше я?
— На этот раз я сам хочу удостоиться этой чести.
Огден Миллер подошел к подносу “АВ” и осторожно прикоснулся к холодному голубоватому металлу. Титан сверкал. Он казался холодным на ощупь, словно желе. Когда Миллер вынул палец, он сиял серебристо-серым цветом и с него, капля за каплей, стал стекать в поднос расплавленный титан. Огден Миллер оглянулся на Ферриса ДОрра.
— Ты уверен, что это альфа— и бета-титан?
— Мы сделали это! — выкрикнул Феррис. — И сможем теперь разливать титан по формам, как сталь!
— Мы можем ковать, сваривать его! Черт, да мы просто можем его пить!
— Боюсь, это уж слишком, мистер Миллер.
— Хорошо, Феррис, выпьем шампанского. А почему бы и нет? Давай, запиши свои расчеты на бумаге, и мы это хорошенько отметим!
— А как же с тем делом?
— С каким делом?
— Ну, насчет секретарши.
— Да черт с ней! Пусть судится. Мы уладим дело, и у нас еще останется много миллиардов.
— Миллиардов, — с придыханием выговорил Феррис ДОрр. — Миллиардов!
Глава восьмая
Римо Уильямс проснулся с дождем.
Или, точнее говоря, Римо Уильямса разбудил дождь. Он проспал всю ночь в своем незаконченном доме прямо на жестком полу. Все его тело было в занозах от необструганных досок. Дождь начал накрапывать вскоре после рассвета, и капли стекали с потолка прямо на его спящую фигуру.
Одна большая капля упала Римо на щеку и сквозь приоткрытые губы попала в рот. Римо вскочил, ощутив языком холодный сладкий вкус. Дождь тут сильно отличался от американского с неприятным вкусом всякого рода химикалий. Римо запрокинул голову, пытаясь поймать новые капли.
Сегодня, решил Римо, он обязательно положит крышу. И тут же вспомнил, что не знает, как это делается. Он вышел на улицу и по грязи пошел к Дому Мастеров, сверкавшему под дождем, как алмаз.
Подойдя к дому, Римо постучал, но ему никто не ответил.
— Ну же, Чиун, открывай!
Он постучал снова и вновь не получил ответа. Тогда он сконцентрировался на дыхании. Западный человек, желая лучше слышать, концентрируется на слухе. Но от этого перенапрягаются чувствительные барабанные перепонки, поэтому эффект чаще всего бывает прямо противоположный. Сконцентрировавшись на дыхании, Римо расслабил мышцы тела и настроился на окружающие шумы.
Ненапряженные, но очень чуткие уши подсказали Римо, что Чиуна дома нет.
— Вы, случайно, не видели Чиуна? — спросил он у проходящих мимо женщин с вязанками хвороста на спине.
Улыбнувшись ему, они отрицательно покачали головой.
Римо пожал плечами и толкнул дверь. Она оказалась незаперта, и он вошел.
В доме все было как прежде: на полу лежали груды драгоценных камней и стояли чаши, полные жемчугов, — только на низком столике возле трона появился лист пергамента. Еще от двери Римо узнал свое имя, написанное по-английски.
Он схватил пергамент.
Римо Темному:
Знай, о сын мой, что я не виню тебя в тех несчастьях, которые с недавнего времени преследуют меня. Мастера Синанджу, поднявшего тебя из грязи в чужой стране и приведшего к совершенству. Не держу я на тебя обиды и за то, что ты ни разу не поблагодарил меня за мою жертву. Ты не виноват и в том, что коварным образом присвоил расположение моего народа. Это их право — распоряжаться своей любовью, да и как они могли устоять перед льстивыми речами того, чьим учителем был Чиун, которого, я надеюсь, ты назовешь в своих летописях Великим. Только не думай, что я навязываю тебе свое мнение. Пиши историю так, как сочтешь нужным.
Я ушел из Синанджу, но ты не беспокойся за меня. Я нахожусь на закате моих дней, и работа всей жизни для меня окончена. Я бы остался жить в деревне, которую безвозмездно поддерживал всю жизнь, но здесь никому не нужен убогий старик, даже несмотря на его прошлые подвиги. Впрочем, я выполнял свою работу не во имя прославления Дома Синанджу, а ради продолжения традиции. И вот теперь настал твой черед принять на себя тяжкое бремя, упавшее с моих плеч. Да родится у тебя много прекрасных сыновей и да не обрушит никто из них на тебя ту же неблагодарность и позор, которыми судьба наградила меня.