Тем временем, как рассказывают легенды, Бригитта, вдохновенная дочь барда Дутака, стала святой. Она основала монастырь для рабынь, выкупленных ею, и посвятила Господу свою арфу, голос и сердце. В одном из дошедших до нас гимнов, сочиненных Бригиттой, есть такие слова: «Подай мне, Господи, полные чаши милосердия, чтобы излить его на страждущих; подай мне, Господи, пещеры, полные милостей Твоих, для тех, кто со мной». Однажды Бригитта увидела, как к ее обители приближается поседевший Патрик. «Я выполнил свою миссию, – сказал святой, – я крестил всю Ирландию. И я уже стар, мои руки и ноги ослабели, глаза стали плохо видеть. Возьми же арфу и спой мне, чтобы в твоих песнях я увидел луч света, прежде чем я увижу бессмертное солнце». Бригитта ответила ему: «Я пела так давно. Я освободила множество сестер, но арфа моя больше не слушается меня. Душа моя полна печали, ведь ты проклял моего отца, Дутака, и древних героев, спящих под древними камнями в месте вечного пребывания праведников». Патрик грустно улыбнулся и сказал: «Пришло время. Я отправляюсь к ним. Прощай, дочь моя!» Когда Бригитта подняла голову, святой исчез. Тогда она расплакалась и сказала: «Почему я отказалась выполнить его просьбу? Почему я не смогла утешить в последний час того, кто утешил меня? Ведь я больше никогда его не увижу. Мы отдали наши жизни за других, и оба умрем в одиночестве! Я жажду попасть на поля, где больше не будет разлук, где сердце понимает сердце, где глаза, жаждущие света, утоляют жажду в других глазах!»Патрик бесследно исчез на одном из островов, куда он имел обыкновение удаляться. Место его захоронения осталось неизвестным, как и расположение могилы друида. Спустя какое-то время Бригитту посетило видение. Она увидела св. Патрика, сидящего рядом с ее отцом в легкой лодке, подобной лодке Дианы. Оссиан, и Финн, и множество древних героев окружали их. Ангел-Победитель с арфой в руках правил этой лодкой, а паруса лодки были наполнены мечтой и песней, похожей на песнь морской птицы. Мало-помалу над лазурными волнами поднялся туман, и корабль с душами вознесся на небеса. Он поднимался к звезде волхвов, к солнцу Христа, выросшему над зодиакальным кругом в созвездии Девы. – После этого видения Бригитта спокойно умерла.
IV. Рыцарская Бретань. – Лес Броселианд и легенда о чародее Мерлине
Это случилось в окрестностях Плоэрмель. Весь день я шел по пустынным дорогам через леса, горы и равнины. Полуденное солнце обжигало безлюдные заросли, когда в голубой дымке я увидел колокольню Конкоре. Она расположилась в широком, заросшем лесом амфитеатре Долины фей, или, как ее назвали труверы, Долины, из которой нет возврата . Наконец-то я добрался до древнего леса Броселианд, древнего кельтского святилища, называемого Коатбрек-хел-леан , что означает «Лес могущества друидов», который воспела и обессмертила средневековая рыцарская поэзия. Прямо передо мной находился источник, около которого возвышались два огромных камня, заросших мхом. На камнях высился крест из источенного червями дерева. Это был знаменитый источник Барантона и могила Мерлина. Именно там, согласно бретонскому преданию, фея Вивиан наслала на Мерлина волшебный сон, навсегда закрывший веки великого чародея. Сколько пилигримов приходит сюда, привлеченных волнующей тайной этой легенды, величием и загадкой этого великого волшебника! Но ни иронический плеск источника, ни качание цветущего дрока, ни странная форма камней не сказали им ничего о кельтском Орфее. Бретонский пророк так и остался величайшей загадкой для бардов, а лес Броселианд до сих пор усердно хранит его секреты. Старейший из труверов, Робер Вас, сказал с горькой улыбкой: «Безумием было отправляться туда, таким же безумием было возвращаться оттуда».
Кельтское святилище в лесу
Я отправился, как и Робер Вас, к источнику, когда увидел пастушку лет пятнадцати-шестнадцати. Она сидела у камня и, казалось, была его частью. Она была одета в лохмотья, лицо ее было болезненно худым, черные волосы распущены. Ее голова была склонена к веретену, на который была намотана шерстяная кудель, а ее коза щипала листья утесника. Я спросил у нее дорогу. Девушка осмотрелась – глаза у нее оказались зеленовато-голубыми – и веретеном указала мне направление. Она не говорила по-французски, но вполне меня понимала. «А это источник фей?» – спросил я ее, заметив родник Барантон. Она ответила мне по-бретонски. Тех двух-трех слов, которые я выучил во время путешествия, было явно недостаточно, чтобы понять. Но я решил, что, судя по тому, как она покачала головой, это было не то место. Заметив, что девушка куда-то отправилась, я подумал, что она собирается проводить меня к другому источнику, который, согласно ее мнению, должен быть именно тем, который я искал. Я долго шел за ней по каменистой дороге. В одной руке девушка держала веревку, к которой была привязана коза, а другой она размахивала веретеном, как оружием, перепрыгивая босыми ногами с камня на камень. Но она ни разу не улыбнулась. Она не доверяла незнакомцу, и взгляд ее глаз, синих, как море, и зеленых, как лес, остался напряженным. Она была все той же дикой и печальной дочерью этого края. Наконец, мы вошли в тенистую дубраву и пошли по ковру зелени, никогда не видевшей солнца. Дубрава сверкала, как изумруд, оправленный в темный лес. В глубине дубравы на поляне прятался маленький бретонский замок в один этаж, с единственной квадратной башенкой с четырехскатной крышей. Зеленые ставни были наглухо закрыты. В глубине небольшой лощинки в зарослях ольхи, в свою очередь спрятавшихся за могучими деревьями, поблескивало зеркало озерка, образованного источником, откуда к замку бежал весело журчащий ручеек. Там девушка напоила свою козу и, встав на колени на заросшем высокой травой берегу озерца, зачерпнула несколько капель воды. Поднявшись, она выпила воду и, осенив себя крестом, сказала: «Homman hи feuteun ar hazellou», что означало: «Именно здесь находится источник фей». Потом, все еще непонятная и быстрая, она вернулась в свой лес.
Я сел на ствол ольхи у источника и тоже пил эту вкусную свежую воду, прося у духов этого места поведать мне что-нибудь о душе великого Мерлина. Этот образ, обладающий двумя ликами, один из которых подозрителен церкви и дорог народу, демонический для одних и божественный для других, всегда казался мне одним из вместилищ кельтского духа и живым средоточием его судьбы. Солнце сместилось направо по богатым кронам дубов, а поскольку я смотрел на них против света, деревья становились все чернее и чернее, а тень, которую они отбрасывали, все более непроницаемой. Однако слева открывалась сияющая дорога в огромный лес из трехсотлетних вязов и кленов. Дорога поворачивала, окруженная цветущим дроком, и терялась в зарослях легких берез, похожих на платья фей. И вдруг мне показалось, что в луче света через лес на рослых белых конях и в сияющих доспехах едут рыцари короля Артура. Их кольчуги и шлемы отбрасывали яркие блики, а щиты были окрашены оранжевым и лазурью. Рядом с королем Круглого стола гарцевала великолепная золотоволосая Гиневра, познавшая добро и зло. Она приветливо улыбалась, а взгляд ее глубоких глаз был добрым и мягким. Следом за ними двигались парами, след в след, герои приключений и любовных похождений – Эрик и Энида, Ивен и повелительница Бросилиана. Держась за руки, шли Тристан и Изольда, опьяненные приворотным зельем. После них ехал великолепный кортеж. Персиваль, рыцарь ордена Храма, замыкал шествие. Он ехал в одиночестве в серых доспехах, покорившийся своей доле воин, мечтающий о чаше любви и причастия, Граале, который дарует божественную силу, очищает от всех грехов и врачует любые раны.
(с картины Д. Дункана, нач. XX в.)
Прекрасное и воздушное видение рыцарского мира исчезло в золотых лучах заходящего светила. Солнце садилось за дубы, и я снова посмотрел на лес справа от меня. Последние лучи солнца сделали его совсем черным и подавляюще-мрачным. Мне показалось, что между колонн древнего леса на сером ковре из опавших листьев я увидел галльских и арморикских бардов с боевыми топорами на перевязи и ротой или арфой на плече. Длинные седые волосы падали им на плечи из-под венков из березовых ветвей. Мне показалось, что среди них я рассмотрел могучую фигуру Талиесина и Ливарха Старшего, вдохновенного Анурина и борца с проклятиями Гвенхлана. Их лица искажены, их глаза широко открыты, словно их посетили ужасные и многоцветные видения. Из их уст вырываются ритмичные заклинания. Слова этих заклинаний звучат отрывисто и звонко, как удары мечей друг о друга во время бесконечной схватки или как биение волн, осаждающих берег. В конце концов, я понял значение их слов. Они восклицали: «Проклятие неблагодарным! Проклятие тем, кто не умеет помнить! Блестящий отряд, прошедший перед тобой, эти великолепные воины, рождены из наших слез, нашей крови, наших битв и вековых сражений с чужаками, саксами и франками. Люди, которых ты видел, принадлежат нашему народу. Они жили среди нас, и мы воспевали их. Мы приняли их и вырастили их, сынов нашей радости, дочерей наших печалей. Но мы проиграли битву, и вы отняли их у нас, нарядили в чуждые им одежды, а нас покрыли забвением. Что привело нас сюда? Человек и все его изобретения – лишь напрасная тень. Ведь человека оживляет дух, лишь он живет и изобретает новые формы, как подскажет ему его добродетель и способности. Забытые, мы не жалуемся. Но из-за вашей несправедливости и вашей неблагодарности мы не оставили вам и крупицы нашей мудрости и наших тайн. Вы даже правду предали забвению. Вы не понимаете скрытых сил природы, вы ничего не знаете о трех кругах бытия, где путешествует и изменяется душа. Вы не знаете даже, как играть на нашей арфе. – Мы их разбили! Ты, пытающийся разгадать секрет нашего брата Мерлина, ты ничего не узнаешь, хотя он стал божественным духом этого источника».