Новая станция была изготовлена в двух экземплярах. На орбите они работали под названиями «Салют-6» (запущена осенью 1977 года) и «Салют-7» (запущена весной 1982 года).
«Салют-6» и «Салют-7» можно отнести ко второму поколению орбитальных станций. Самое главное, что они стали действительно долговременными. На них высаживалось много экспедиций. Мы, инженеры, получили опыт создания, отработки и их эксплуатации. Для нас результаты их работы оказались бесценными.
Но ведь машины, техника создаются не для того чтобы накопить опыт (это может быть целью лишь первого этапа работ, но никак не всей работы), а для того чтобы дать нечто полезное людям, на чьи средства сделаны эти машины. Конечно, мы понимали, что нужно исходить из задач, решение и выполнение которых оправдывали бы расходы и на пилотируемые полеты, и на создание кораблей и станций. И не нашли ничего лучшего, как снова приглашать желающих: вот вам место, вот вам время работы на станции, вот вам наши режимы ориентации и электропитание. Приходите и работайте.
В таком подходе был принципиальный порок. Ведь в выборе хотя бы основных целей машины, в выборе и в конструировании инструментов для достижения этих целей и заключена главная задача авторов. Ибо они наиболее заинтересованы в эффективности, в результативности своей деятельности. Можно работать и по заказу, если он внятно и разумно сформулирован, но таких заказчиков не было (как, впрочем, и сейчас), а сами мы тогда оказались не готовы к выполнению этой главной работы. Добровольцы, которые обращались к нам и получали место на станциях, оказались не способными ни к постановке интересных задач, ни к созданию инструментов, эффективность работы которых естественным образом связывалась бы с деятельностью экипажа станции. Впрочем, последние требования даже не были ясно сформулированы. Разработчики инструментов не смогли провести необходимую отработку предлагаемых ими приборов на земле, до полета. Как правило, все предложенное либо просто не функционировало в полете, либо эксперименты ставились неграмотно.
Например, история с установкой субмиллиметрового телескопа на станции «Салют-6». Предложение исходило от группы астрофизиков Физического института Академии наук во главе с Соломоновичем.
Для середины семидесятых годов установка большого (с диаметром зеркала около 1,3 метра) телескопа для наблюдений в инфракрасном диапазоне была достаточно привлекательной, хотя естественно возникал вопрос, а зачем такой телескоп устанавливать на пилотируемой орбитальной станции. Сложность задачи создания инфракрасного телескопа заключалась в том, что приемник излучений нужно было охлаждать до температуры жидкого гелия. Это можно было сделать, либо помещая приемник в сосуд с жидким гелием (как это и делается до сего дня на автоматических ИК телескопах, выводимых на орбиту), либо установив на борту станции холодильную машину, способную поддерживать температуру приемника, равную четырем градусам по Кельвину.
Мы надеялись на многолетнюю работу станции, и хотелось внести вклад в это дело. Удалось уговорить взяться за разработку и изготовление основных элементов холодильной установки директора Омского машиностроительного завода Министерства нефтяного и химического машиностроения Шеина. Поехал, познакомился с энергичным и симпатичным человеком и к тому же, возможно, потомком знаменитой боярской фамилии. Уговаривать его не пришлось — достаточно было рассказать о наших намерениях.
Их министра Брехова тоже удалось уговорить дать разрешение на эти работы. Обычное дело — сначала соблазнить главного исполнителя, а потом и его начальство. Проект установки был разработан в нашем КБ под руководством В. С. Овчинникова, Д. И. Григорова и С. А. Худякова. Дело, в основном, приходилось вести с Сергеем Андреевичем Худяковым — он был неформальным лидером этого проекта. С большим трудом уникальную бортовую холодильную установку удалось сделать. Заводские испытания подтвердили ее работоспособность. И в полете она работала. Но мы сели в очередную калошу там, где никак не ожидали.
«Салют-6» опять понадобилось запустить к какому-то очередному торжеству (то ли к 60-летнему юбилею революции, то ли к какому-то очередному съезду партии). Уже весной все, что устанавливается на станции, должны были быть поставить к нам на сборку и испытания. А телескоп запаздывал. ФИАН явно не успел отработать в наземных условиях даже оптическую схему телескопа и уж тем более телескоп в целом. Тут обычная любимая позиция нашего начальника: «Ах, вы не готовы? Снимаем с борта! Есть постановление правительства о сроках запуска, и мы его нарушать не можем». Какое величие, какая власть! Но как можно было снимать главный инструмент станции с борта? Самим обессмысливать свою собственную работу! «А это вообще не ваше дело. За запуск станции отвечаю я!» Та же стандартная картина: главный противник — непосредственное начальство. Но и «в тылу» было не лучше. Слабый человек, Соломонович подписал заключения о допуске к установке явно еще не готового телескопа — о допуске к дальнейшим заводским испытаниям телескопа в составе станции, у которого в процессе испытаний обнаруживались неисправности, и заключение о допуске в полет явно не доработанного по выявленным неисправностям телескопа. А наши испытатели и контролеры? «Что вы от нас хотите? — отмахивались они. — Мы все знать не можем! Замечание отписано? Отписано. Допуск разработчика к дальнейшим работам есть? Есть! Все. Поехали дальше!» Они стали еще более послушными, чем при Королеве. Ведь они не могли не видеть состояния работ по телескопу. Это уже было прямое холопство. И конечно, случилось то, что и должно было случиться. Станцию запустили, инфракрасный телескоп в полете так и не работал. И в очередной раз — ничего, никаких практических результатов, которые хотя бы в малейшей степени оправдывали затраты и усилия, мы не получили.
Конечно, новый инженерный опыт, особенно опыт преодоления наших собственных ошибок, опыт приема на станцию шестнадцати экспедиций и двенадцати грузовых кораблей, более чем четырехлетний опыт эксплуатации станции, был получен. Но опять же, это всего лишь инструментальные достижения.
В 1980 году я предпринял очередную попытку полететь на станцию. Было и время, и предлог. Надо было провести ремонт системы терморегулирования — вскрыть (буквально — разрезать трубки) магистрали, заполненные жидкостью, и установить новые насосы во вскрытый контур. Мысль о полетах никогда меня не оставляла, но оторваться от своей работы было трудно. Годами не брал отпуск. Не покидало ощущение, что стоит отлучиться хотя бы ненадолго, и с моим делом что-то случится. Это ощущение возникло не на пустом месте.
Например, летом 1962 года взял отпуск и уехал в Латвию. Вдруг вечером позвонил Флеров: немедленно возвращайтесь — очередной заговор начальства. Сел в машину и уже утром был в КБ. Но все равно опоздал. Операция была уже проведена: мой Девятый отдел разделили на три части. Два отдела оставили на территории бывшего КБ Грабина, расположенного по другую (от основной территории КБ) сторону железной дороги, а корабельные проектанты вместе со мной направлялись в главный корпус на основной территории, в проектный отдел, который до того занимался только ракетами. Королев разводил руками. Решение принято, оформлено приказом («согласовано наверху!»), и он ничего не может поделать.
Верить С.П. никак было нельзя: такие решения без него не проходили. Потом уже понял, что он заподозрил Бушуева в сепаратизме. Дело в том, что инженеры, работавшие над космическими аппаратами, почувствовали, что С.П. начинает (без специального умысла, конечно) задерживать работы: без него ни один вопрос, связанный с загрузкой завода и конструкторских отделов, решить было невозможно. Я бы сказал, что это сложилось вполне естественно: Королев объединял дело. Но он действительно был перегружен работами и по остальной тематике КБ, связанной с разработкой боевых ракет, хозяйственными и организационными делами. К нему просто трудно было пробиться. А тут в академии возникла мысль (у Келдыша, надо полагать, а может быть, у Петрова, будущего директора Института космических исследований) о том, что нужно создать организацию, в которой бы сотрудничали и разработчики космических исследовательских приборов, телескопов и т. п., и инженеры, разрабатывавшие космические аппараты и корабли, электрические схемы и приборы, то есть объединить их с филиалом королёвского КБ, расположенном на территории бывшего КБ Грабина, с его заводом, подчинявшимся Бушуеву.