Но главным несчастьем этой пары явилось осознание их духовной чуждости друг другу. Вагнер был слишком далек от этой женщины, которую он со временем называл не иначе как «несчастной» или «бедной» и с которой старался проводить как можно меньше времени вместе, не испытывая никаких иных чувств, кроме сострадания. С нею он, тем не менее, «дотянул» до серебряной свадьбы и намеревался таким же образом, живя по большей части раздельно, в удаленных друг от друга городах и странах, «докатиться» и до золотого юбилея. Что ж, множество семей жили и живут таким же образом: супруги находятся вроде бы вместе, но чужие друг другу и в лучшем случае развлекаются бесконечными взаимными упреками.

Постоянные размолвки Вагнера с первой женой, ее нервозность и напряженность, отказ понять и принять его творческую миссию быстро привели к угасанию эротического влечения к некогда привлекательной женщине. Тупик, неспособность развития отношений, невозможность ощутить радость и перспективы толкали Вагнера на бесконечные путешествия. Он, как бесприютное животное, носился по Европе в поисках дома, уюта, душевной гармонии и, конечно, сексуального наслаждения. Отношения Вагнера и Минны были обречены, потому что они не научились чувствовать друг друга и оказались психологически не подготовлены к семейным отношениям, причем каждый остался на своей незыблемой жизненной платформе.

Но как ищущий, способный разжечь в себе пламя бушующей страсти мужчина, Рихард Вагнер позволял себе бесцеремонно врываться в чужие интимные миры, особенно если чувствовал их шаткость. Ведь он был в жизни неудовлетворенным агрессором, по меньшей мере до встречи с Козимой. Вовсе не исключено, что он подсознательно стремился к разрушению чужих жизненных установок, проникая в семьи, как лукавый змий, пришедший испытать прочность чужой любви, увлечь за собой, больше стремясь к компенсации и бессознательной мести за свое незавидное положение, чем действительно влюбляясь. Его не смущали узы чужого брака, освященные религией и законами общества, он признавал лишь невидимые цепи любви, которые неотступно искал. Кажется, двигаясь по запыленным дорогам Европы от одного пристанища к другому, он пребывал в постоянном поиске собственного семейного счастья, даже желая, подобно хищнику, разрушить чужое, чтобы на его обломках выстроить свое. Не стоит кривить душой, в этом деле он был истинным слугой Люцифера. Постоянно лишенный покоя, издерганный, тщеславный одиночка лишь на привалах, посвященных поиску очередной жертвы, на время успокаивался, успевая создавать очередной шедевр.

Хотя в своей автобиографии, призванной, как всегда при написании таких книг, подровнять и приукрасить собственную историю, он очень аккуратно обходится с описанием встреченных на своем пути женщин, есть основания больше доверять в этом скрупулезным биографам, нежели ему самому. Те, кто тщательно отслеживал каждый шаг композитора, называют несколько громких адюльтеров (причем не исключено, что многие другие остались покрытыми мраком тайны). Одна из ранних амурных авантюр неугомонного искателя счастья касается Джесси Лоссот, юной англичанки, муж которой помогал ему держаться на плаву. В ответ Вагнер задумал побег с Джесси в Грецию. Прознавший об этом супруг рассвирепел и пообещал прикончить музыканта, а позже не без помощи полиции заставил Вагнера убраться из страны. Впоследствии композитор познакомился с другой парой, которую сумел превратить в друзей-меценатов. Но, как и прежде, пока Отто Везендонк ссужал ему значительные суммы, чтобы он мог писать, Рихард завязал вовсе не целомудренный роман с молодой женой своего нового товарища Матильдой. Впрочем, в книге о себе Вагнер настойчиво твердит об исключительной дружбе с этой семьей, продолжавшейся много лет, а сцены ревности, устраиваемые Минной, описывает не иначе, как недоразумения. Еще через несколько лет он обращает пристальное внимание на подросших дочерей своего старого друга Ференца Листа и, как утверждают некоторые источники, заводит любовный роман с его старшей дочерью Бландиной. Но еще прежде, чем она умерла при родах, Вагнер влюбляется в младшую – Козиму. Последняя уже была замужем за еще одним другом Вагнера – композитором и дирижером Гансом фон Бюловым. Практически на глазах у Бюлова Вагнер методично и властно разрушил семейные отношения, которые внешне казались идиллией.

Секрет успеха его брака с Козиной заключается, прежде всего, в единстве их жизненной платформы. Семейное благополучие с Козиной оборвало необходимость связей на стороне, что имело несто при Минне. С Козиной сексуальная концепция приобрела упорядоченный вид, гармонию умиротворенности при вспышках страсти, жизнь, в которой связь властного самца и покорной санки все равно играла несоизнерино неныпую роль, чен ощущение духовного единства, которое он так долго искал. Несонненно, в нладшей дочери Листа присутствовала та эротическая притягательность, которая, в сочетании со способностью говорить с нин на однон языке, восплаие-нила уже стареющего Вагнера, как спичка воспланеняет копну хорошо просушенного сена. Козина дала ену другую, новую жизнь. Духовное обладание друг другой, созерцание успокоившегося обособленного бытия со врененен вытеснило бурю обоюдных желаний, оставив в качестве свидетельства физической любви детей.

Но конечно, ронан женатого Вагнера и занужней, инеющей детей Козины заслуживает более пристального внинания. Развиваясь на глазах не только у Бюлова, но и громадной аудитории (Вагнер был на пороге громкой славы), отношения травмировали одних, поражали молнией резонанса других, невыразимо раздражали третьих. Бюлов пребывал в глубокой депрессии, проведя определенное время в психиатрической клинике. Но Вагнер-тиран решил раздавить всех, и в этом, как нельзя лучше, проявляется его сатанинская доктрина, в основании которой была жажда абсолюта, доминирования во всех сферах человеческого. Требование Вагнера, чтобы Бюлов исполнил обязанности музыканта в угоду его замыслам, несомненно, было необходимо для полного подавления соперника как мужчины и как творческой личности. Разрушая психику мазохистски подчинившегося ему Бюлова, он как бы принуждал его жену наблюдать это и сознательно отдавать предпочтение более могущественному самцу и более одаренному творцу. «Этот роман, несомненно, рисует Вагнера человеком, склонным к моральному насилию. Вероятно, он получал от этой ситуации некоторое патологическое удовольствие – поверженный муж должен был со всеми силами своей души исполнять его музыку, а жена поверженного стала покорной рабыней великого человека, обладавшего магической силой в музыке и в жизни» – так представляет ситуацию Артур Штильман.

В книге «Мифы и маэстро» Нормана Лебрехта содержится любопытная и не лишенная оснований оценка этой ситуации: абсолютно подавленный волей Вагнера, Бюлов воспринимал его как своего «суррогатного» отца, а Козима представлялась ему трансформацией его холодной матери. И тут нельзя не вспомнить, с какой отеческой заботой Вагнер принял Бюлова во время их первой встречи и как он тут же навязал ему музыкальное будущее, едва ли не заставив молодого человека фактически изменить направление его усилий, да и всю жизненную стратегию.

Ненавязчивое совершенство быта

Исследователь творческого пути Вагнера Ганс Галь приписывает ему «почти патологическую расточительность». Минну просто бесила неспособность Вагнера зарабатывать деньги. Даже те немногочисленные друзья, которых ухитрился сохранить совершенно несносный в общении композитор, шарахались от его бесконечных просьб о финансовой помощи. Михаил Сапонов, описывая первый приезд Вагнера в Россию, указывает: «Минна полагала (и не без некоторого основания), что Рихард не в состоянии кормить двоих – и себя и ее». А потом добавляет, что в Германии композитор говорил друзьям, что «просто обезумел от счастья», так как никогда не держал в руках сразу такого большого количества денег. И вот этот человек, презирающий материальное, «истратил это богатство мгновенно».