Изменить стиль страницы

— Я куплю его, — снова заявил герцог.

В его голосе слышалась ярость, и инспектор еще раз поразился подобной настойчивости. Затем он перевел взгляд на жену покойного. Она все еще молчала. Наконец леди Розамунд вымолвила:

— Мне кажется, что давно, еще когда я впервые встретила своего мужа, я видела у него кинжал, похожий на этот.

— Откуда у него могло быть такое сокровище? Я не мог не знать о том, что он владеет подобной красотой, — резко отозвался герцог. — Будь у него такой кинжал, мне наверняка было бы известно об этом, потому что он мог купить его только за мои деньги!

— Я не видела его много-много лет, — слегка пожав плечами, невозмутимо произнесла леди. — Возможно, он продал его или подарил кому-нибудь. Конечно, я могу ошибаться. Но я готова заплатить за него как за…

На мгновение инспектору показалось, что леди Розамунд хочет сказать: «как за память», но она остановилась.

— Я куплю его, — повторила она. — Когда это будет позволено.

Констебль Форрест на своем неизменном посту у дверей сначала решил, что ослышался: «В этом семействе все хотят купить орудие убийства?» Конечно, кинжал был великолепен, но слова обитателей этого дома, как и их поступки, не поддавались пониманию. Он покачал головой, выражая удивление и неодобрение, но на него никто не обратил внимания. Форреста снова восхитила легкость, с какой инспектор Риверс выходил из щекотливых положений, подобных этому: он слегка поклонился, сказав, что не в силах исполнить эту просьбу по объективным причинам, и повернулся к выходу.

— Леди Розамунд, — обратился он к хозяйке дома на прощание, — ваш сын болен? Разумеется, при этих обстоятельствах…

Леди Розамунд снова стала холодна как лед.

— С вашей стороны это непозволительная фамильярность. Мой сын иногда страдает головными болями.

Герцог не добавил к сказанному ни слова. Инспектор кивнул и вышел в сопровождении констебля Форреста: большая тяжелая дверь тут же захлопнулась за ними.

Констебль Форрест с облегчением шумно выдохнул, словно только что избежал опасности.

— Возможно, у аристократов принято выказывать горе как-то иначе, сэр, — пробормотал он. — Конечно, я не беру в счет ту красивую девушку. А герцог и леди Розамунд, похоже, не очень рады встречаться под одной крышей, не так ли, сэр?

Он бросил взгляд на завернутый в газету кинжал, не в силах скрыть возбуждения.

— Но какое орудие выбрано для убийства! Красивейшая вещь, сэр!

— Не могу не согласиться.

— Но то, как они хотели во что бы то ни стало купить его, показалось мне очень странным, сэр.

— Эта вещь не имеет цены, — спокойно заметил инспектор. — Я полагаю, что на них произвела впечатление красота кинжала, и им пришло в голову купить его. А то, что это орудие убийства, их совсем не смутило.

Констебль Форрест снова покачал головой: ему это было непостижимо.

Они решили, что Форрест должен остаться на посту у входной двери вместе с другими полисменами. Вокруг дома сновали разные странные типы.

— Надо последить за домом, — отдал приказ инспектор, но констебль понимал, что ему предлагалось следить за людьми.

Инспектор Риверс унес прекрасный кинжал с собой. Со стороны можно было подумать, что он несет рыбу на ужин.

Когда он вернулся в штаб департамента, располагавшийся в доме номер четыре на Уайт-плейс, пасмурный день сменялся серыми сумерками. Департамент был только недавно сформирован. Полиция Метрополитен не пользовалась популярностью среди населения. То, что департаменту выделили отдельное здание, похоже, не могло благотворно повлиять на общественное мнение. Другие полисмены издевались, завидев инспектора Риверса и его констеблей: «Расследование преступлений? А как это отличается от того, чем занимаемся мы? Главное — найти проштрафившегося!» И они смеялись, и не всегда добродушно. Все слышали историю о французике, который снискал себе славу знаменитого детектива: нам такие в Лондоне ни к чему, думали они.

— Это дешевая погоня за славой — подобные детективные расследования, — кисло произнес один из инспекторов, который надеялся добиться повышения.

Он не поленился повторить услышанное у кого-то выражение «дешевая погоня за славой», а другой полисмен тут же поддержал его, добавив:

— И пустая трата денег.

Конечно, департамент был только недавно организован, и инспектор Риверс попытался успокоить своих коллег:

— У нас есть время, чтобы прислушаться к мнению других.

Сам он был уверен, что их работа нужна городу, ведь он столько раз был свидетелем творившегося беззакония.

Для того чтобы департамент мог нормально работать, ему выделили отдельное здание на Уайт-плейс: за маленькой тюрьмой открывался вход во двор, который называли Скотленд-Ярдом. Воздух был насыщен влагой, стоял пасмурный день, а бесконечный туман, пропитанный запахом немытых тел, отходов и оскорблявшей обоняние вонью гнилой рыбы, казался неотъемлемой частью пейзажа. Этот резкий коктейль «ароматов» часто проникал и в полицейское отделение. Газетчики, которые слонялись возле наблюдательного пункта на Бау-стрит, прибыли к Уайт-плейс, желая во что бы то ни стало услышать новости, потому что хирурги наконец закончили процедуры над телом покойного. Инспектор Риверс бесстрастно улыбнулся и сообщил, что пока никакими новостями не располагает. Репортеры не поверили ему, но с ругательствами отправились восвояси, исчезнув в темноте. Похлопывая себя руками, чтобы как-то согреться, они поспешили к ближайшему кабачку. Тусклый свет фонарей едва освещал Уайт-плейс.

Лондон был разделен на небольшие приходы для более удобного местного управления: мистер Персиваль Танкс, коронер прихода Сент-Джорджа в Блумсбери, который принес в департамент заключение о смерти лорда Моргана Эллиса, сейчас надевал шляпу, намереваясь отправиться куда-нибудь перекусить. Уже покидая здание, он наткнулся на инспектора с завернутым в газету драгоценным кинжалом, который надлежало надежно спрятать в участке. Оба еще раз отдали должное искусной работе и инкрустации на рукоятке, усыпанной сверкающими рубинами и бриллиантами, и не могли не удивиться тому, что такое экзотическое оружие было выбрано орудием убийства. Мог ли этот кинжал принадлежать лорду Моргану Эллису? Они вдруг ощутили неловкость при мысли о том, что не в силах воспринимать такое бесценное произведение искусства как обычное оружие. Они не могли оторвать взгляд от столь красивого кинжала. Спрятав его в сейф, они не поленились дважды проверить замок, а затем вышли вместе, обсуждая по дороге детали этого дела; экипажи и повозки с грохотом катились мимо, расплескивая грязь и перемешивая лошадиный навоз. Они поднялись на аллею Сент-Мартин, заваленную капустными головками и костями, на которые жадно набрасывались бездомные псы. Коронер уже собирался войти в таверну, как к нему подбежал мальчик.

— Мистер Танкс, сэр! Я бежал за вами, чтобы отдать письмо, сэр!

Белый листок был незамедлительно вручен коронеру. Инспектор Риверс узнал мальчика: его часто видели подметающим грязные вонючие улочки на Бау-стрит, чтобы угодить какой-нибудь прохожей леди. У мальчика в руках была маленькая, почерневшая от старости метла. Он был бледный, тощий и вечно неумытый, иногда он спал возле уличных костров — настоящий беспризорник, лишенный крова и родительской ласки. Инспектор Риверс дал мальчику шестипенсовик, пока мистер Танкс рассматривал письмо.

— Откуда оно взялось? — нахмурившись, спросил мистер Танкс.

— Мне его дали, сэр! — Одетый в лохмотья мальчик был исполнен сознанием собственной значимости.

— Но кто? — Мистер Танкс поднес лист к тускло светившему фонарю.

— Один человек, сэр! Я не знаю, что это за человек, сэр, потому что сильный туман и со мной никто не разговаривал, просто дали шиллинг, за то чтобы я вручил вам письмо.

Мистер Танкс открыл письмо.

В нем содержалось лишь одно предложение: «Лорд Эллис посетил леди-гипнотизера из Блумсбери прошлым вечером». Письмо не было подписано. Леди-гипнотизер? Мистер Танкс издал возглас удивления, потянулся в карман и дал мальчику два пенса. Он мог бы спросить что-то еще, однако худенькая фигурка уже исчезла в серых сгущающихся сумерках.