Изменить стиль страницы

Молодая королева Виктория вышла замуж (очевидно, как решили Корделия и Рилли, ей тоже давали советы относительно деликатных сторон первой брачной ночи). Они узнали, что принц Альберт, супруг королевы, интересуется френологией. Подогрев себя для храбрости портвейном, они все же решились отправить в Виндзор открытку. Подруги старались работать днем, хотя поток клиентов был таким большим, что дневные приемы неизменно растягивались до вечера. Они объясняли, что не могут принимать вечером, поскольку здоровье миссис Спунс, матери ассистентки Корделии, не позволяет им работать во второй половине дня. Кроме того, по утрам в подвальчике был совсем другой свет. Но истинной причиной был портвейн. Месье Роланд загипнотизировал миссис Спунс, которая была тщательно одета по такому случаю. Она вышла из состояния транса спокойная, однако больше не произносила имени Рилли.

Они словно поймали за хвост птицу удачи, как и предсказывала Корделия. Газеты пестрели объявлениями об услугах гипнотизеров. Магнетический сон был у всех на устах: кто-то с одобрением относился к этому явлению, кто-то яростно его осуждал. Ничто не могло лучше свидетельствовать о популярности этого феномена, чем то обстоятельство, что карикатуристы выбрали себе мишенью гипнотизеров. Мистер Диккенс написал о гипнозе в романе «Оливер Твист». Высказывалось мнение, что мистер Кольридж, еще до того как ушел в мир иной, написал о гипнозе в своем «Сказании о старом моряке»:

Вперил в него горящий взор.
Гость — дальше ни на шаг,
Ему внимает, как дитя,
Им овладел Моряк.[2]

Вдова поэта Шелли издала его стихотворение «Магнетизируя больного», где были такие строки:

Спи же, спи! Забудь недуг,
Я лба коснусь рукой —
В твой мозг сойдет мой дух.
Я жалостью овею грудь;
Вот — льется жизнь струей
С перстов, и ты укрыт за ней.
Запечатлен от боли злой.
Но эту жизнь не сомкнуть
С твоей.

И Корделия поняла, о чем ей говорил месье Роланд, — гипнотизер не должен вносить личный опыт в общение с пациентами.

Спи же, спи, я не люблю
Тебя, но если друг,
Убравший так мою судьбу
Цветами, как полна твоя
Шипами, вдруг потерян,
Не моей рукой заворожен
От мук, как мною ты, —
Душа скорбна
С твоей.[3]

«Профессора» гипноза гастролировали по стране, раздавали карточки и старались извлечь максимальную выгоду из своего занятия. Аргументы как за, так и против гипноза и френологии высказывались с особой горячностью. Утверждалось, что «ментальная реформа» рабочего класса может быть проведена с помощью френологии (что вызвало негодование огромной массы людей). Некоторые говорили, что гипноз — это всего лишь сомнительный трюк. В газетах опубликовали сообщение о шарлатане из Франции, который загипнотизировал дочь богатого бизнесмена и, воспользовавшись состоянием девушки, покусился на ее честь. Все первые полосы пестрели заголовками такого рода: «Может, и ваша дочь в опасности?», «Гипноз — это яд, отравляющий общество». Гипнотизера, который сбежал с чьей-то женой, обвинили в том, что он с помощью грязных приемов сделал ее своей марионеткой. Самого профессора Эллиотсона заклеймили как шарлатана, потому что, возмущались поборники нравственности, «палаты наших больниц посещают теперь богатые и морально нечистоплотные люди, которые ищут проституток».

Профессору пришлось покинуть университет, но его слава врача-гипнотизера только росла, как рос и его доход. Точно так же стремительно увеличивались доходы Корделии и Рилли.

Наконец к ним в Блумсбери в ранний вечерний час пожаловал сам настоятель церкви Святого Георгия. Косой свет все еще проникал через окна, но в подвальчике уже зажгли одну из ламп. После долгих представлений святой отец уселся на кушетке. Чтобы понять цель его визита, Корделии и Рилли пришлось потратить довольно много времени. Он бросал смущенные взгляды в сторону Корделии. То, что она оказалась такой красивой, только усложняло его положение (настоятель видел ее на улице, но ни разу не сталкивался с ней так близко). Ее привлекательность просто сбивала с толку, и священник не знал, с чего начать. Женщины вручили ему стакан портвейна (они не отказались бы и сами пропустить по бокальчику, но посчитали, что это будет выглядеть неподобающе). Гость быстро опустошил содержимое стакана, его щеки мгновенно покраснели, и он наконец перешел к делу.

— Миссис Дюпон. — Настоятель поклонился с величественным видом (насколько это позволяли ему мягкая кушетка и стакан портвейна в руке). — И… ээээ… миссис Спунс. Я чувствую, что моя обязанность попросить вас… я думал над этим уже довольно долго… пересмотреть свои взгляды.

— Прошу прощения? — не поняла Рилли, озадаченная.

— В чем суть вашей просьбы? — отклонившись назад, как и подобает истинной леди, с достоинством спросила Корделия.

Настоятель выпрямился и сложил руки, как для молитвы.

— Конечно, я видел вашу… — Они обменялись быстрыми взглядами. Что именно он мог видеть?

— Вашу вывеску.

Леди вежливо улыбнулись в ответ.

— И именно гипноз как составляющая вашей деятельности беспокоит меня больше всего. Мне кажется, что здесь попахивает… антирелигиозными настроениями. А поскольку вы принимаете клиентов напротив моей церкви…

Он снова умолк, смущенный и обескураженный.

— Я хочу уверить вас, ваше преподобие, — сказала наконец Корделия, — что мы не говорим о религии. Это не наша область знаний. Мы применяем гипноз для того, чтобы восстановить спокойствие тех, кто пришел к нам, избавить их от боли.

— Вот именно! — Он даже подпрыгнул на месте, услышав слова Корделии.

Настоятель стал ходить по комнате, держа в руках пустой стакан. Рилли, которая следовала за ним по пятам, поспешила наполнить его снова. Настоятель просто не мог оторвать взгляд от Корделии. Он опрокинул в себя еще стакан портвейна, и Рилли опять наполнила его.

— Только Господь может избавить нас от боли. Ни мужчине, ни женщине это не под силу. Святая Библия говорит о таких чудесах, но ведь это божественные чудеса. Мы не можем допустить, чтобы люди верили… я, знаете ли, читал газеты… будто энергия передается от одного человека к другому. То, что вы делаете, миссис Дюпон, простите меня, близко к богохульству. По-вашему, Иисус Христос был гипнотизером!

Женщины удивленно переглянулись. Настоятель дышал тяжело и часто, а его портвейн пролился на пол. Он заметил это, быстро допил стакан и вернулся на кушетку. Пятно на полу расползалось. В комнате темнело. После взрыва эмоций все хранили молчание. Ни Корделия, ни Рилли не знали, что сказать, а доводы настоятеля истощились. Рилли зажгла еще две лампы. Корделия подумала, что не отказалась бы сейчас от портвейна. Мимо катились телеги, на которых с грохотом перекатывались посудины, и Корделия отметила про себя, что они едут в таверну «Блу пост», находившуюся выше по улице.

Наконец Корделия сказала:

— Уверяю вас, сэр, мы ни в коем случае не святотатствуем и вообще не выказываем ничего, кроме почтительного отношения, к религии. Мы занимаемся тем, что дает нам деньги на пропитание.

Последнее замечание Корделии, похоже, глубоко оскорбило настоятеля.

— Есть ли у вас брат, отец или какой-то другой человек, который ведет ваши дела, потому что только мужчина способен понять меня! Так дальше продолжаться не может!

вернуться

2

Перевод стихотворения Николая Гумилева.

вернуться

3

Перевод стихотворения В. Меркурьевой.