С 1950-х годов дисциплинарная рота легиона располагалась в небольшой крепости в далеком от цивилизации Колон-Бешаре на юго-западе Алжира. Сегодня столб, который стоял на въезде в гарнизон, иронично украшает вход в архив легиона. С 1962 года — на Корсике. Была такая рота и в Тонкине. Во время боевых действий «штрафников» отправляли в бой, наравне со всеми. Интересно, что в отличие от нашего «дисбата» время, проведенное в камере, шло в срок службы… Более того, при прилежном поведении и усердии в работе легионера могли освободить досрочно. А вот строптивых и ленивых, наоборот, могли оставить в дисциплинарной роте на неопределенный срок, а то и отдать под трибунал и упрятать уже в настоящую военную тюрьму. Легионеру всегда предоставляют выбор. Солдат без возможности выбора — это не армейская элита, а самый обычный пехотинец. «Пушечное мясо» — любимый термин французских публицистов-пацифистов.
1888 год. Гарнизон Эль-Уссек, южнее Орана. Дисциплинарная рота Второго пехотного полка. «Камеры» — это отдельно стоящие палатки. Распорядок дня ничем не отличался от привычного армейского: подъем в пять утра (что поделаешь, Африка! Здесь нужно рано вставать…). Кофе. Сигаретка… Развод на работы под охраной конвоиров. В «меню»: переноска и укладка стройматериалов, строительство и починка дорог, полив садов и прочие хозяйственные работы. К десяти утра арестантов приводили обратно в лагерь: время завтрака. Питание, разумеется, такое же, как у охранников. Включая положенную каждому легионеру «четвертинку» вина. С полудня до двух — занятия. По такому же плану, как в своем подразделении. Иногда с инспекцией может нагрянуть младший офицер или даже сам начальник лагеря. Но только в эти часы «полусиесты».
С двух часов пополудни — снова работы. После пяти — общение арестованных. И так до отбоя. Отбой — в произвольное время, но подъем точно по расписанию. Такое наказание длилось до шести месяцев. Как сообщают в своих воспоминаниях легионеры той далекой эпохи, ни разу ни над кем в лагере не издевались и никогда не унижали личного достоинства легионера.
С 1930-х годов в легион приходят совсем другие люди, а с их появлением происходит и ужесточение наказаний: дисциплинарные роты делятся на три категории. В первой — те, кто отбывает наказание от десяти до двенадцати месяцев. Во второй — те, чей срок подходит к концу, и они хорошо себя зарекомендовали. Там более мягкий «режим». А вот в третью лучше не попадать — она специально для тех, кто не подчиняется правилам дисциплинарной роты. Это — злостные нарушители. Наглецы. Рецидивисты. С момента перевода в эту «штрафную» роту срок наказания арестантов исчисляется снова, как с первого дня. И нет никакой гарантии, что к концу срока все не повторится сначала…
Арестантам запрещалось носить белые кепи — только армейские кепки цвета хаки. Для легионера — это уже унижение. Они не получали жалованья — его перечисляли на специальный счет, которым можно воспользоваться только после освобождения. Им не давали бесплатно ни вина, ни табака, ни сигарет. Зато кормили отлично. Не из человеколюбия, а чтобы осужденные солдаты сохраняли физическую форму для выполнения тяжелой работы под палящим солнцем. Менялся и распорядок дня. Подъем в 6.00. С 7.30 до 11.30 — работа. До 13–30 — отдых и обед. Снова работа. Ужин — в 18.30. В 19–00 всех отправляли по камерам… После отбытия наказания в свое подразделение возвращалось не более 15 процентов осужденных, остальные прерывали контракт и покидали легион навсегда. Легионер не выносит несвободы…
Вот как вспоминает свое пребывание в «призоне» в 1921 году Николай Матин: «…сажают в одиночную камеру размером 1,2 х 2,6 метра. В камере стоит бетонная кровать. Это — вся обстановка. На ночь выдается половина простого солдатского материала. Утром получаешь кару (четверть литра) темной жидкости кофе с сахаром. После кофе выстраивают всех арестованных и гонят на работы. Правда, работы попадаются иногда легкие, но при 70-градусной жаре вынести любую очень трудно. Обед, если его можно так назвать, состоит из бульона, куска мяса и какого-нибудь легюма (овощи или макароны). Все это смешивается вместе и засыпается на три четверти литра содержимого 3–4 столовыми ложками соли. Таким образом, вся эта бурда становится несъедобной. Приходится выливать весь бульон, затем промывать холодной водой (которая дается раз в день) и есть остаток. После «сытного обеда» опять выстраивают на так называемую «гимнастику». Дают вещевой мешок, который наполняется камнями и надевается на плечи. С этим мешком приходится сначала маршировать, потом бегать, потом опять маршировать. Команда «Стой!» и сразу же — «Ложись», следом — «Вставай!». И так без перерыва раз 20–40 (зависит от дежурного надзирателя). Большинство изнемогают мгновенно и уже после четвертого-пятого раза не могут подняться. Тяжесть камней — около 35 килограммов. Безусловно, от такой «полезной гимнастики» спины почти у всех разбиты до крови. Экзекуция продолжается 1,5–2 часа, а после — опять работа до ужина, по качеству такого же, как обед».
Сегодня трудно понять, где правда: в архивных документах или в воспоминаниях строптивого казака.
Ушли в романтическое прошлое, стали частью «мифа о легионе» времена, когда сержант-шеф на плацу маленького форта под палящим солнцем Сахары стращал новобранцев: «Если вздумаете бежать, то вас настигнет пустыня. Если не пустыня, то туареги. А если не пустыня и не кочевники, то вас найду я». И действительно, находили. В первую очередь арабы, служившие Франции в роли «полевой жандармерии» в пустыне.
И все же даже им это не всегда удавалось.
Самый знаменитый дезертир легиона — это сержант Йозеф Клеме. Немец из Дюссельдорфа. Как и большинство его соотечественников той поры, он вступил в легион в 1920 году. Служил в Марокко во Втором пехотном полку. Был он человеком тщеславным, энергичным и безжалостным. Через два года службы из рядовых дорос до сержанта, но насладиться лычками толком не успел — вскоре его снова разжаловали в рядовые за нарушение этики легионера. В то время ничего необычного в таком быстром повышении и потери звания не было. Многие, даже унтер-офицеры, лишались звания за проступок, но затем быстро снова зарабатывали свои погоны: в легионе всегда ценили преданность службе и наличие характера, пусть и не самого приятного.
Клеме своего возвращения в строй к рядовым не стерпел: в 1923 году он бежал из части. В то время в Северной Африке легионеру-дезертиру, чтобы выжить после побега, нужно было либо иметь сообщников вне стен форта или казармы, чтобы за крупную сумму франков вернуться в Европу и затеряться, либо принять «бюджетный» вариант — сразу податься к мятежникам. Но шансов не быть убитым на месте арабами было очень мало…
У Клемса не было ни денег, ни сообщников. Похоже, его решение было спонтанным, как поступок эмира Трарзы, который описывает Сент-Экзюпери. Французы так и не поняли мотивов того эмира, так же как и Клемса: «…вдоволь было видимых благ, казалось бы — чего еще желать?» Он был обласкан правительством и одарен губернаторами. У него было много овса и воды. Его чтили племена, а французы защищали его от врагов. Но однажды, во время похода в пустыне, ни с того ни с сего эмир вдруг приказал перерезать во сне всех французских солдат и офицеров, захватил верблюдов и ружья и снова ушел к непокоренным племенам. «Внезапный бунт, героическое и отчаянное бегство, которое разом превращает вождя в изгнанника, мятежная вспышка гордости, что скоро угаснет, точно ракета, ибо ей неминуемо прекратит путь легкая кавалерия… Это обычно называют изменой. И диву даешься — откуда такое безумие?» Но летчик Сент-Экзюпери знает, чем объяснить такое неожиданное помутнение рассудка: «Когда-то он знал вкус вольных просторов — а его, однажды изведав, уже не забыть».
Путь беглому сержанту легкая кавалерия не преградила: его так и не нашли. Вскоре он объявился сам как начальник штаба лидера повстанцев Абд Аль-Керима. После побега он сразу же отправился в горы Рифа и представился как «немецкий путешественник», который принял истинную веру, и зовут его теперь хаджи Алиман. Абд Аль-Керима все же больше заинтересовали познания этого «каида» в тактике ведения боя, а не его духовные искания. Дезертир становится советником Абд Аль-Керима, его правой рукой. Он руководит штабом повстанцев и разрабатывает боевые операции. Выступает как эксперт по вооружению. Участвует в боях. За его поимку назначена высокая награда, но его никто не выдает. И все же, когда лидер восставших племен сдался, хаджи Алимана выдала французам одна из его наложниц… не за деньги — из ревности.