Трудности с вином были и в отдаленных фортах — «le poste», как их называли легионеры. И дело было не в борьбе за трезвый образ жизни гарнизона, а в том, что поставки были нерегулярными. Достаточно вспомнить диалог летчика Сент-Экзюпери с сержантом в романе «Планета людей», чтобы понять, что служба в пустыне походила на зимовку на льдине или на жизнь на островке, затерянном в огромном океане.
Самолет совершает вынужденную посадку возле маленького форта в пустыни на территории Мавритании. Летчикам повезло — они дотянули до «поста», иначе бы попали в руки туарегов. Сколько пилотских жизней спасли легионеры в те времена, когда Сент-Экзюпери и его товарищи доставляли свою почту на юг!..
Начальник поста — сержант. Он уже полгода не видел никого из людей, если не считать тридцати своих солдат. Он несказанно рад этим неожиданно свалившимся ему на голову пилотам. Какой праздник устроил ему их поврежденный аэроплан! Он плачет от радости. Он суетится, хлопочет и говорит: «Пейте, пейте, мне так приятно вас угостить! В тот раз капитан приехал, а у меня не осталось для него ни капли вина! В последний раз и чокнуться-то было нечем… Я чуть от стыда не сгорел, даже просил, чтобы меня сменили.
Чокнуться! Выпить на радостях с тем, кто в поту и в пыли соскочит с верблюда. Полгода человек жил ожиданием этой минуты».
«Когда спезназ не работает, то пьет» — в шутку говорят в нашей армии. Легионеры пили не на шутку, особенно в мирное время. Находясь «в базе», устоять перед искушением напиться легионерам было трудно — вокруг гарнизонов легиона в Сиди-Бель-Аббесе, Саиде, Марракеше, Фезе и Сайгоне немедленно открывались бесчисленные кабачки.
Держать питейное заведение в таком «стратегически важном» месте — базе легиона было выгодно: легионеры никогда не экономили на выпивке, а если у тебя кончались деньги, то всегда платил кто-нибудь из товарищей «при деньгах», а чаще все «сбрасывались». «Хорошо сидим!» — это первое правило русского застолья вполне подходит к французским легионерам, воевавшим лет сто тому назад.
Устоять перед искушением пить было трудно: незадолго до начала Первой мировой войны литр вина стоил около десяти сантимов, а абсент и вовсе пять! Для того чтобы «напиться и забыться», легионеру требовалось всего 20 сантимов в день. «Находясь в гарнизоне, легионер за один франк может заказать к своему столику десять бутылок вина, а за 15 сантимов десять порций абсента (жалованье легионера в то время составляло 25 сантимов в день. — В. Ж.). Делает он это ради того, чтобы быстро напиться, и этим пользуются испанцы, наживающиеся на мизерном жалованье солдата. Каждый такой заход в кабак сокращает его жизнь. Он это прекрасно знает и сам, но продолжает пить», — цитирует слова современника в своей статье о психических особенностях легионера доктор А. Мари из госпиталя в Вильжуиф в начале XX века.
В 1890 году в алжирском городке Саида, где были расквартированы легионеры, напиться допьяна в увольнении можно было даже за один франк! Изысканная привычка пить холодное белое вино или холодное пиво в жарком климате появится у европейцев гораздо позже, а тогда легионеры предпочитали красное вино в любое время года. «Монополию» в обслуживании легионеров держали испанцы — именно они поставляли и продавали легионерам в Алжире и Марокко дешевые вина крепостью в 12–14 градусов. И весьма преуспели в этом деле: когда юный лейтенант Ролле — будущий командующий легионом — прибыл в 1899 году к месту службы в Сиди-Бель-Аббес в Алжире, он был поражен размахом пьянства среди легионеров. Причем не только среди рядовых — алкоголизмом страдали и офицеры.
Алкоголь снимает проблему, но не решает ее. Преодолеть алкоголизм легионеров неоднократно пыталось командование. Их пугали, уговаривали, наказывали. Запрещали. Просили, наконец… Командир Первого полка в Сиди-Бель-Аббесе приказал пьяным не собираться на центральной площади возле башни с часами, хотя рядом находился любимый кабачок, которые легионеры прозвали «клеткой для обезьян». Также командир просил своих легионеров не разгуливать по улицам пьяными, а главное — нигде не останавливаться, а прямо следовать в казармы. Он также обращался с просьбой к тем, кто не пил вовсе или был менее пьян, чем остальные: не бросать товарищей и помочь им добраться до расположения — до койки. Наставления полковника имели результат. Так, 1 января 1900 года лейтенант Ролле записал свое наблюдение о встрече Нового года в полку: «…на улицах Бель Аббеса бродят несколько подвыпивших солдат, но они ведут себя тихо, не ищут ссор, а просто тихо напевают песни на всех мыслимых и немыслимых наречиях».
На войне, как известно, трезвенников и атеистов не бывает. Во время окопной войны легионеры, как и все солдаты французской армии, получали свои «фронтовые сто грамм» в виде коньяка. А вино «для лакировки» находили уже сами. Командование неоднократно пыталось запретить гражданским лицам торговать вином в прифронтовой полосе. Выселяло торговок, но потом все повторялось в другом месте. И командование снова делало послабление: с пьяным легионером меньше забот, а трезвый, того гляди, еще и задумываться начнет, и митинговать…
В прифронтовой полосе всегда находилась «мадам», у которой можно было разжиться вином в любое время суток. В романе русского легионера Финка двое его товарищей отправляются по проторенной дорожке к мадам Морен — по ее огороду проходят позиции. На пороге их встречает мальчуган, тот и объясняет, что их не впустят в дом: «…теперь вдруг пришло распоряжение от главного генерала закрыть торговлю, запретить выходить матери на улицу и пускать к себе военных. А из штатских только и остались мы с Анри… Давайте ваши баклаги». В роте никто не хотел верить в эту историю: абсурд! И все были единодушны в том, что «как же можно воевать в такой стране, где солдат не может зайти в кабак выпить литр вина?». И тогда легионеры шутят, что «им остается лишь одно: проситься во флот!».
После окончания войны, во время «усмирения» Марокко, употребление алкоголя прочно вошло в жизнь легионеров — сказывалась фронтовая привычка, к которой «старики» быстро приучали и молодежь. Командование попыталось бороться с этой практикой: в казармах появились плакаты: «Алкоголь убивает медленно!»
У легионеров тут же нашелся ответ: «Легионер никуда и не спешит!» или «Легионер смерти не боится».
Уговоры не помогли, тогда легионеров начали «бить франком»: за употребление алкоголя во время службы наказывали деньгами, а при повторном проступке штрафы увеличивались. Эта мера оказалась тоже не очень эффективной: старослужащие продолжали упорно пить и спаивать молодежь.
Продажа вина на территории военного городка была строго запрещена, в отличие от многих гарнизонов современной Российской армии. За поступлением алкоголя в казармы строго следили. За легионерами, известными своей склонностью к пьянству, присматривали особо. Доносительство в легионе никогда не приветствовалось, поэтому уследить за тем моментом, когда «дедушка» отправит «салагу» за вином, сержантам не всегда удавалось. И все же никого из легиона за пьянство не выгоняли.
Во время общего построения перед выходом на марш стали проверять содержимое фляг. Сколько литров красного вина было вылито на красный марокканский песок! И все же легионер в полной выкладке предпочитал промучиться весь день на жаре, чем в следующий раз наполнить флягу водой, а не вином. Упорство в бою превратилось в упрямство в маленькой войне с начальством за свое право пить. Это не простое упрямство закоренелых алкоголиков, а результат прививки французской культуры: право на борьбу за свои права. К тому же любимая французская присказка во многом объясняет галльский характер: «Делаю, что хочу!» («Je fait ques, que j’veux!»).
Помимо красного вина и абсента, легионеры долгое время употребляли «Перно» — излюбленный напиток всех провансальцев и алжирских колонистов от Орана до Константины. «Перно» — это не название напитка, а всего лишь фамилия фабриканта, Анри Луи Перно, который наладил массовый выпуск абсента, а затем и анисовой настойки. Его фамилия прочно вошла во французский язык, как название некрепкой «анисовки», идеально подходящей для жаркого климата. Французская настойка напоминает ливанский «арак» и греческую «узо» — она также мутнеет от контакта с водой и по вкусу напоминает микстуру от кашля «Капли датского короля». Фабрика Перно находилась в Понтарлье, что в провинции Юра, на границе со Швейцарией. Это было «градообразующее предприятие»: продукция двадцати пяти заводиков из маленького городка разлеталась по всей стране и ее колониям.