После свежего ветра перемен, носившегося над Прагой, Альберт отправился подышать спертым воздухом — в Вену. Туда, где веял ветер поражения. Бывшее храброе сердце Австро-Венгерской империи теперь было столицей обкорнанного и поблекшего государства. И всё же Вена устроила Эйнштейну торжественную встречу. Здесь тоже собирались толпы, чтобы послушать ученого. Работали локтями, чтобы получить автограф, пожать ему руку. Эйнштейн прибыл в Вену триумфатором.

Гуляя по улицам города, как он любил это делать, гений познакомился с миром другого прорицателя — Зигмунда Фрейда[57]. Однако их встреча состоялась только семь лет спустя. Два этих человека, идя каждый своим путем, пытались уловить тайну мироздания. Один — загадки души, другой — законы физики. Один межевал науки, другой распахивал целину сознания. В их жизни было много похожего. Родственное происхождение, скромное положение, дороги славы, бесчисленные препятствия, лавры известности, костры из книг. Они оба стали символами, самыми поразительными порождениями Европы в интеллектуальном плане. Светочами своего века. Они опрокинут установленный порядок. Они наткнутся на то же сопротивление, вызовут то же почитание, ту же ненависть…

Их захватит тем же вихрем. Они последуют по той же дороге изгнания.

Фрейд и Эйнштейн, живые метафоры XX века. Величие и безумие человека. Высочайший уровень интеллекта и высочайший уровень варварства. Десятью годами позже (слишком поздно?) Фрейд и Эйнштейн встретятся и заведут переписку о духе войны, опубликованную в 1933 году, которая произведет большое впечатление на сердца, но не воздействует на умы.

Но тогда, в начале 1920-х, когда Эйнштейн гулял по улицам Вены, рассматривая фасады дворцов и сады при них, дух войны казался позади. Эйнштейн заглядывал вдаль с легким сердцем. Его ждала Америка.

Сойдя на берег в Нью-Йорке, Эйнштейн встретил прием, достойный сильных мира сего. Американские города и университеты сменяли друг друга. Он приводил в движение толпы. Был впечатлен жизнью в Америке, бурлением умов и свободой, царившей в студгородках. Какой далекой кажется старушка Европа, как смешны будоражащие ее призраки. Это всё какое-то замшелое. На грязи окопов 1914–1918 годов мог вырасти только чертополох.

Чувство личной свободы, столь глубоко укоренившееся в нем с самых ранних лет, ощущалось здесь как нигде. Ему аплодировали в Гарварде, пригласили в Принстон. Он прочел там лекции об относительности, которые воодушевили американских ученых. Турне заканчивалось. Конечно, Эйнштейн мог бы прислушаться к своему предчувствию катастрофы и поселиться в Новом Свете, чтобы его новое видение мира дало там свои плоды. Но главной добродетелью Эйнштейна была твердость. Он не беглец, он встретит демонов лицом к лицу. Возможно, кстати, он считал себя сильнее. Может быть, он надеялся, что разум победит? Буря ненависти, опустошавшая Европу на протяжении четырех лет, не может снова завладеть умами! Эйнштейн был непоколебимым оптимистом. Берлин сделал его тем, кем он стал. Надо возвращаться в Берлин.

Но на обратном пути ему надо сделать еще одно дело, отдать долг. Он обязан своей славой Англии, Лондонскому королевскому обществу. Именно оно снарядило экспедиции, которые позволили подтвердить его теории. Именно англичане открыли миру научную революцию, которую произвели труды Эйнштейна. Англичане поступились национальной гордостью, заменив в научном пантеоне статую сэра Исаака изображением какого-то немца. Его путь лежит через Лондон. Свой первый визит он нанесет на кладбище.

Он идет по дорожкам с венком в руке, толкает решетчатую дверь Вестминстерского аббатства. Смиренно, очи долу, подходит к могиле. Отнюдь не являясь иконоборцем, каким его считают, направляется к мраморному памятнику в конце аллеи. Он почтит память человека, слава которого теперь чуть поблекла. Он кладет венок в знак признательности тому, кого он низложил.

Венок для Ньютона.

Да, но лавры достались Эйнштейну. Ученый предпочел не стирать прошлое и продолжить цепочку. Галилей, Ньютон, Эйнштейн. Лекция, которую он прочитал в Лондоне, вызвала бурные аплодисменты. После этого Эйнштейн с удовольствием вступил в круговорот обычных встреч и церемоний. О некоторых он даже просил сам, стремясь постичь посещаемые миры. Рассуждал с Бернардом Шоу о предназначении человека, преломил хлеб с архиепископом Кентерберийским. Прелат погрузился в сочинения Эйнштейна, признался, что его тревожат последствия его открытий для веры и религиозных постулатов. Если пространство — замкнутый сосуд, как утверждает ученый, где же тогда бесконечность? Каково место Предвечного в пространстве и времени? Эйнштейн его успокоил. Нет, его теория не делает относительным людское рвение. Постижение гравитационного поля не накладывается на восприятие божественной силы…

Июнь 1921 года. Эйнштейн, совершающий мировое турне, делает передышку в Берлине. А потом снова отправляется в путь. Его зовет Франция. Франция, заклятый враг Германии. Держава-победительница, топчущая побежденного, разоряющая его, вымогающая его богатства, разграбляющая недра Рурского бассейна, требующая высокую цену за поражение. Во Франции, как и в Германии, националистические круги смотрят на приезд Эйнштейна как на измену. В Париже радикалы-антисемиты, всё еще жаждущие реванша над Германией, считают неприемлемым приглашение, посланное Коллеж де Франс[58] величайшему ученому вражеского государства. В Берлине критикуют поездку немецкого ученого к безжалостному врагу. Собирается ли он продать какой-то секрет? Поклясться в верности? По обе стороны Рейна на ученого вешают всех собак. Сердечное согласие[59] партий ненависти. Эйнштейн — уже не человек, а нечто гораздо большее. Во Франции, как и в Германии, он принимает вымышленный облик Дрейфуса[60]. Раскол, вызванный этой поездкой, возрождает былые политические разногласия.

Как обычно, проявления ненависти оставили ученого равнодушным. Он смотрел на эту поездку прежде всего как на шанс в своей политической борьбе. Символ франко-немецкого примирения. Научные круги перешли на службу к национальной военной машине. С наступлением мира нужно объединить их для пользы прогресса. Он не обиделся на то, что Французская академия отказалась его принять, и на своеобразный прием, оказанный ему некоторыми газетами. Эйнштейн пользовался крепкой поддержкой многих, в том числе Поля Ланжевена, самого выдающегося французского ученого. Именно он пригласил его в Коллеж де Франс. Ланжевен понял всю значимость открытий Эйнштейна. И объяснил ему, что французский народ с нетерпением ждет человека, собиравшего толпы в

Англии и Америке. 31 марта 1922 года Эйнштейн выступил в Коллеж де Франс перед созвездием знаменитостей, в первом ряду сидели Мария Кюри и Анри Бергсон. По такому случаю Альберт говорил по-французски. Это был новый триумф.

НАРАСТАНИЕ ОПАСНОСТИ

Поездка в Париж прошла лучше, чем ожидалось. Альберт вернулся оттуда в полной уверенности: примирение не за горами. Весна 1922 года казалась радужной. В Берлине Веймарская республика[61] воплощала собой надежду на новый мир. Министр иностранных дел Вальтер Ратенау выступал за возвращение Германии в мировое сообщество. Он прикладывал усилия для сближения с Францией и даже с большевистской Россией.

Ратенау был личным другом Эйнштейна. Этот выходец из крупной немецкой буржуазии еврейского происхождения удачно вписался в общество и преуспел. Он был сыном промышленника Эмиля Ратенау, основавшего Всеобщую компанию электричества (AEG) — процветающую немецкую фирму, которая по побуждению председателя правления выкупила патент Эдисона и возглавила индустриализацию и модернизацию страны при Вильгельме II. Сын Вальтер был сложной личностью, одновременно идеалистом и прагматиком. Он боролся за то, чтобы снова включить Германию в мировое сообщество после ее изгнания оттуда Версальским договором. Ратенау просто просился на страницы романа: он послужил прототипом одного из главных действующих лиц «Человека без свойств» — шедевра Роберта Музиля.