Небесных светил они не видели, так как от природы подслеповаты.

Возможно, если бы нам удалось разгадать механизмы таинственного навигационного чутья летучих мышей, мы бы поняли и навигационные способности других великих путешественников.

Может, в мире насекомых получим мы ответы?

Ученые проводили опыты с пчелами — выставляли на блюдечке пчелиное лакомство, метили пчел разноцветными пятнышками, выпускали их. И пчелы приводили сборщиц.

Тогда нас интересовала работа биологических часов пчел, а не их способность находить дорогу. У нас даже не возникал вопрос о том, как же все-таки пчелы умудряются приводить сборщиц на место, удаленное от жилья.

Представь, что ты пчела и ты летишь километрах в четырех — в человеческом измерении, конечно, — от родного улья и внюхиваешься во всякие ароматы. Эх, кабы найти хорошее цветочное поле!

И вдруг — аромат готового меда! Это исследователи выставили пчелиное угощение — блюдечко с медом.

Ты поворачиваешь на запах, и — о радость, о удача! Перед тобой целое озеро — на этот раз в пчелиных масштабах! — готового меда.

Мед, правда, пахнет не твоим ульем, но какое тебе до этого дело? Ты теперь пчела, не человек, и тебя вовсе не интересует абстрактный вопрос: кому принадлежит этот мед и имеешь ли ты юридическое и моральное право на него. Для тебя не существует понятий «мое», «твое», а есть одно — «наше». Все, что вкусно, все, что можно и должно принести домой, — все это «наше», пчелиное.

Ты набираешь полный зобик меда и летишь домой. Пчелиное сердце твое полно радости, — единственной радости, доступной тебе. Лишь бы рою было хорошо, а остальное неважно.

Вот ты прилетел, опускаешься на леток — площадку перед входом в улей. Строгие, неподкупные сторожа бесцеремонно обнюхивают тебя и тут же уважительно пропускают внутрь: этот товарищ принес хороший груз. Пусть идет!

Ты взбираешься на соты. Сотни пчел окружают тебя: что нашел? Где нашел? А как туда лететь?

О том, что именно ты нашел, сообщить не трудно. Ты принес в зобике капельку меда, и ты угощаешь медом всех, кто поближе. Угощение приходится по вкусу: ведь это же готовый мед! «А ну, скорей показывай дорогу!» — торопят тебя товарки.

Но как рассказать пчелам-сборщицам о дороге? Как сообщить, сколько меда ты нашел, чтобы прилетело нужное количество пчел, а то, чего доброго, ринутся они скопом и только помешают друг другу? Может случиться и наоборот: понадеются пчелы друг на друга и никто не полетит. Тут нужно послать строго определенное количество пчелиных рабочих рук — простите, ножек!

Когда ты был человеком, ты знал множество всяких слов и каждое слово что-то значило и для тебя и для других. Тебе достаточно было сказать друзьям примерно так: «Шагайте, ребята, под углом в пятнадцать градусов к солнечному направлению и идите, пока не доберетесь до горы. Гору огибайте справа. Когда же доберетесь до одинокой березы со сломанной вершиной, опять идите под тем же углом к солнцу. Так вы дойдете до леска. Лесок огибайте слева, а потом…»

Нужно думать, если твои приятели умудрятся запомнить всю цепочку примет, они, при некотором навыке, найдут дорогу.

Но ты сейчас пчела, а пчелы если и слышат, то слышат совсем не так, как мы с вами. Когда же из улья порой доносится гул, то это не значит, что пчелы сейчас сплетничают или дискутируют какой-то наболевший пчелиный вопрос. Нет, они всего-навсего проветривают помещение взмахами своих крылышек.

Глухонемые люди обычно объясняются жестами.

Может, и тебе прибегнуть к этому способу — поднять правую переднюю лапку и указать: туда, мол, летите, вон за ту гору.

Но какая пчела заметила бы, что ты поднял правую указательную лапку, если здесь, в улье, столько пчелиных лапок, что голова с непривычки закружиться может.

И тут ты находишь самый простой выход — летишь и своим полетом показываешь пчелам путь. Десяток сборщиц увязываются за тобой.

Что ж, этот способ не так уж плох, и, очевидно, пчелы могли бы воспользоваться им. Но как обстоит дело в жизни?

Чтобы выяснить это, посмотрим, как сборщицы прилетают к твоему блюдечку с подкормкой.

Вот прилетела одна. Через две минуты — еще одна. Через полминуты — сразу две. Затем пауза. Опять прилетела пчела.

Нет, не скопом, не непрерывной цепочкой летят пчелы за взятком, а каждая передвигается самостоятельно.

Выходит, прилетают они без поводыря. А раз так, то им дорогу разъясняет каким-то удивительным способом разведчица.

Кто его знает, возможно, в далекие-далекие времена разведчицы приводили сборщиц так, как гид приводит группу экскурсантов к какому-нибудь интересному памятнику старины — прямо. Но шло время, и метод этот совершенствовался. Разведчица провожала сборщиц часть пути, описывала дугу, возвращалась домой, агитировала новую группу пчел, провожала этот отряд часть пути и летела за новым. А сборщицы продолжали направление, указанное этим совместным полетом с разведчицей.

Шло время, и пчелы все укорачивали и укорачивали этот ориентирующий полет, пока не превратили его в символ полета — танец на сотах.

А может, в самом начале пчелы только тормошили своих товарок: летите, мол, туда, где пахнет так, как от меня. Потом стали танцевать на прилетной площадке, у входа в гнездо. Виляя тельцем, разведчица бежала по площадке в направлении цели, затем, описав дугу, возвращалась к исходной точке и снова «летела» в том же направлении, но уже на этот раз описывала дугу с противоположной стороны. Получалась как бы сплющенная восьмерка, где длинная средняя часть, перемычка, указывала направление полета.

Сборщицы с упоением следовали за разведчицей в этом танце, потом взлетали и летели под тем же самым углом по отношению к солнцу, под каким танцевала разведчица. Расстояние же разведчица указывала скоростью полета.

Теперь пчелы танцуют в улье не на прилетной доске, а на вертикальных сотах. Направление на солнце им отсюда не видно.

За миллионы лет своего развития пчелы как бы условились: раз солнце в улье не видно, то будем считать вертикальное направление — то направление, по какому действует сила тяжести, — направлением на солнце. Пчела-разведчица как бы говорит своим танцем: «Смотрите, сестры-пчелы, на меня! Видите, под каким углом к вертикальному направлению я танцую? Когда вы выберетесь наружу, то найдите на небе солнце и летите под этим углом к нему. Верх — это солнце».

Так сила, противоположная силе тяжести, стала для пчел символом направления на солнце, а «перемычка» сплющенной восьмерки, которую танцует, виляя, пчела-разведчица, — символом направления на взяток.

Ученые ставили на специальных столиках пчелиное угощение к северу, к югу, к востоку и к западу от улья, и каждую пчелу, прилетевшую к кормушке, они метили разноцветными пятнышками, у каждой кормушки — собственный цвет.

А потом следили в опытных ульях за танцем пчел.

Пчелы, прилетевшие с южной кормушки, танцевали, двигаясь вверх головой. Это значило: «Летите прямо на солнце».

Пчелы с северной стороны танцевали вниз головой, то есть виляли брюшком, когда двигались вниз. Это значило: «Летите так, чтобы солнце было позади, или на север».

«Восточные» пчелы танцевали влево, «западные» — вправо.

Пчелы-разведчицы прилетали и перед вечером, а в это время их танцы были ориентированы иначе. И это понятно — солнце ведь переместилось на небе, направление на взяток уже находится под другим углом к солнцу.