Изменить стиль страницы

Вслед за Брауком они вышли на платформу. На платформе располагалось два скромных здания — вокзал и высокая башня без окон, назначение которой было непонятно Уокеру. Они были единственными пассажирами, сошедшими с грузовика на этой остановке. Правда, из транспорта здесь выгрузили несколько больших контейнеров. Сопровождавшие контейнеры туукали о чем-то коротко поговорили и отправили груз по назначению. При этом контейнеры двигались самостоятельно по нужным маршрутам, так же летя над землей, как и грузовик, на котором их доставили на этот перевалочный пункт. Когда грузовик наконец отбыл, наши путники остались одни на отсвечивающей тусклой бронзой полукруглой платформе.

Внезапно наступила оглушительная тишина.

Каким образом грузовики или другие транспортные средства обнаруживали остановки и тормозили возле них? По земле к ним не были проложены дороги. Не было и никаких указателей или стрелок. Станция была окружена гладкой и плоской равниной, ориентироваться на которой можно было лишь по некоторому разнообразию растительности. К югу и северу простирались бескрайние поля, засеянные трехметровыми растениями, напоминающими спаржу. К западу виднелись колыхавшиеся на ветру поля прихотливо вогнутых шарообразных растений, напоминавших торчащие из ухоженной почвы ванночки, качавшиеся на сливных трубах. Как объяснил Браук, эти ванночки были на самом деле плодами, очень богатыми белком, а трубы — стеблями, на которых они росли.

Растительность на востоке не была ни высокой, ни причудливой. Здесь рос почти исключительно пирулек — пробуждавшее ностальгию зеленое растение высотой до колена. Однако эти вьющиеся растения находились в состоянии постоянного движения, что воспринималось немного странно при полном отсутствии ветра. Уокер решил, что, несмотря на ослепительно яркие, неестественные цвета и формы, спаржевые деревья и ванночки смотрелись куда лучше. Во всяком случае, они, соблюдая приличия, сохраняли неподвижность. Вид корчившегося в странных спазмах поля мог испортить настроение даже тому, кто привык к виду чужих планет.

Послышался нарастающий шелестящий шум, и Браук радостно встрепенулся:

— Сюда едет моя семья. Как же долго ждал я этого момента!

Экипаж, замедливший ход и спустившийся на уровень края погрузочно-разгрузочной платформы, состоял из трех плоских дисков, составлявших вместе треугольник. Купол помещения для пассажиров и грузов возвышался над местом пересечения трех дисков. Из купола вышли четверо туукали, едва не растоптавших Уокера, Джорджа и изрыгавшую пузыри Скви, когда они бросились обниматься со своим родственником. Сколько поэтически возвышенных слов было сказано. Их было так много, что к тому времени, когда солнце склонилось к горизонту и повеяло вечерней прохладой, человек, собака и к'эрему едва не лишились чувств от нескончаемого потока приветствий.

Их страшно разозлило вступление Браука, которое, слава богу, оказалось довольно кратким для их говорливого друга. Своим родственникам Браук объяснил, что его спутники очень устали и к тому же не привыкли к таким длинным декламациям. После этих объяснений родственники умерили пыл и принялись извиняться за многословие.

Погрузив вернувшегося Браука (которого никто из его благодарной судьбе семьи не чаял снова увидеть) и его инопланетных товарищей в странный экипаж, родственники повезли всех на свой семейный хутор. По туукальским меркам он был достаточно скромным, но Уокеру напомнил небольшой городок. Уокеру сказали, что на этом хуторе живет одна семья. Впрочем, на Туукалии понятие семьи было более растяжимым, чем на Земле. Здесь жили и работали приблизительно шестьдесят многоруких и многоногих душ, и каждая из них считала своим долгом приветствовать не только вернувшегося Браука, но и его друзей.

Помимо гостеприимства, туукали предложили своим гостям шедевры местной кулинарии. Анализаторы, подаренные гостям сессриматами, показали, что часть блюд вполне годилась для людей, собак и к'эрему, часть оказалась несъедобной, а от некоторых блюд гости отказались сами из-за неприемлемого вида и вкуса. Еда туукали была по преимуществу растительная, хотя в нее добавляли искусственные белки и мясо. Уокер нашел, что такая диета его вполне устраивает. Джордж вообще сказал, что блюда туукальской кухни не просто съедобны, но и восхитительно вкусны, а Скви ворчала, что есть надо для того, чтобы выжить, и поэтому довольствовалась тем, что дают.

Когда туукали узнали, что один из друзей Браука — непревзойденный повар, чье искусство успело прославиться на многих планетах, Уокеру не оставалось ничего иного, как демонстрировать свое искусство на кухне величиной с провинциальный концертный зал. Решив, что лучшее решение — это простота, Уокер смог приготовить пару блюд из местных ингредиентов, да так, что они пришлись вполне по вкусу хозяевам. После этого Уокер превратился из обыкновенного гостя в героя. Туукали были фанатами вкусной еды и еды вообще. Уокер понял это в тот момент, когда увидел, с какой жадностью Браук поглощал брикеты виленджийских концентратов. Правда, сочинять саги и декламировать их туукали любили еще больше.

После сытного ужина Браука уговорили (без особых, впрочем, усилий) рассказать о том, что он пережил после той ночи, когда его похитили из родного хутора несколько лет назад. Пока имплантированный переводчик перелагал на английский язык воспоминания друга, Уокер вспомнил последний проведенный на Земле вечер, когда его похитили эти вооруженные присосками твари с грубой кожей и остроконечными головами, называемые виленджи. Если не считать силы оказанного сопротивления, истории похищения его, Браука, да и всех остальных были удивительно похожи, несмотря на то что Уокера похитили при свете одной луны, а Браука — при свете трех, Джорджа вырвали из-под неоновой рекламы пива, а Скви схватили в темноте.

Слышавшие эту сагу бесчисленное множество раз гости были в конце концов освобождены от необходимости слушать ее до конца.

Несмотря на то что все эти туукали были членами одной семьи, у каждого из них было свое собственное, отдельное жилище. Даже супруги никогда не жили вместе под одной крышей.

— Ну наконец-то, — сказала Скви, познакомившись с условиями жизни туукали, — я увидела признаки настоящей цивилизации.

Гостей поселили в доме одного из родственников, который в данный момент был в отъезде. Так как огромное предназначенное для сна углубление в полу живо напомнило Джорджу яму, в которой он когда-то едва не утонул в грязи, гости решили спать на охапках самостоятельно сплетающегося материала, которым связывали собранную трехметровую фиолетовую спаржу. Этот светло-синий материал отличался титановой прочностью и одновременно шелковистой мягкостью. Взбивая постель, Уокер понял, что надо меньше брыкаться и ворочаться во сне, чтобы не задушить себя прочными тугими волокнами.

Возможно, он проснулся от необычной мягкости, или, быть может, его разбудил какой-то шум. Протерев глаза и поморгав, Уокер увидел в тусклом исходившем от пола свете, что Скви и Джордж крепко спят. Но он был уверен, что слышал какой-то звук.

Звук послышался снова. Поднявшись, Уокер стряхнул с себя прилипшие к коже волокна и подошел к противоположной стене огромной спальни. Стоило ему приблизиться к стене, из-за которой он, как ему показалось, услышал шум, как сработали датчики, уловившие его присутствие, и стена неожиданно стала прозрачной. Эффект поразил полусонного Уокера, и он даже нервно отпрянул назад. Потом он осторожно вернулся на прежнее место и опасливо вытянул вперед руки. Ладони его уперлись в твердую поверхность, из чего Маркус заключил, что стена осталась на месте. «Интересно, — подумал он, — снаружи меня тоже хорошо видно?»

Спальня находилась в верхнем этаже дома, где их поселили. Сквозь прозрачную стену Уокер мог теперь любоваться сверху бескрайней ночной равниной. Семейные дома образовывали гигантский круг. Внутри этого круга находились места семейных торжеств, мастерские и столовые, а снаружи открывался вид на угодья семьи.