Снова сильный толчок - его слегка контузило. Хану поднял руки, которых не чувствовал. Они были в темной крови - в его собственной. В голове зашумело, а ноги ослабли и он, держась за колонну, сполз на прохладный мраморный пол. Его сильно тошнило.

  Хану боялся посмотреть вниз. Там как-то странно пульсировало, но он все же перевел мутный взгляд на живот - вместо него зияла большая рваная дыра с кишками и черными сгустками крови. Мир быстро погас и он отключился.

   Вначале я не думаю ни о чем другом - только о Дхарме.

   Но в конце, результатом моих действий оказывается опять лишь самсара, низшие миры.

   Урожай освобождения губится морозом разрушительных действий.

   Как дикарь, я разрушаю вечные ценности.

   Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

   Даруй мне свое благословение, чтобы я совершенствовался в возвышенной Дхарме.

   Даруй мне свое благословение, чтобы я ощутил разочарование из глубины сердца.

   Даруй мне свое благословение, чтобы не теряя времени я осуществлял свои планы.

  - 'Даруй мне свое благословение, чтобы я принял смерть близко к сердцу. Даруй мне свое благословение, чтобы у меня появилась убежденность в законе кармы', - продолжали шептать губы Хану, когда сознание снова медленно заполняло его тело. Он совсем не чувствовал боли. Видимо, это было следствием шока. Пока он валялся на полу бесчувственной куклой, ум предусмотрительно отключил все болевые рецепторы.

  Хану затолкал в рану остатки разорванной в клочья рубашки, чтобы хоть немного остановить кровь, но по ее виду, уже понял, что его дела совсем плохи. Эффект от появления Миры, для него оказался, буквально смертельным и ясное понимание приближающегося финала, окончательно избавило его от надежд и иллюзий.

  Они с Инной, уже никогда не будет выращивать орхидеи в тихом садовом дворике, а Нима не прочитает вечернюю сказку их детям. Вся эта история закончится здесь и новых серий не будет. Было глупо надеяться на что-то подобное, блуждая в мире несбыточных грез и иллюзий.

  В это самое время, Инна жадно приникшая к щели и наблюдавшая весь этот бедлам, хорошо видела Хану и этот удар, и его страшную рану. Беспомощно лежащее у колонны, окровавленное тело любимого, вмиг наполнило ее сверхъестественной силой. Она методично, упрямо и молча разбивала все тело о толстые прутья, не жалея ни клеточки собственной плоти, раненой птицей бросаясь на клетку снова и снова. В местах, где крепилась решетка, разбила в кровавое месиво руки о стену. С корнем вырвала ногти, безжалостно выцарапывая куски штукатурки. Но отец, хорошо зная дочь, видимо готовился серьезно и долго, и просчитав все вперед, на совесть укрепил эту комнату.

  Тем временем, люди в панике выбегали из зала, но не они были в фокусе Миры. Она, зайдя то справа, то слева, изо всех сил пыталась прожечь закрытый прозрачным кубом алтарь, в котором невозмутимо продолжал шепелявить Оракул и сидел тихо молящийся Нима. Из ее рук, с шипением вырывались, словно струи жидкого воздуха, волны огня, раскаленного пара, но встречаясь с препятствием, лишь размазывались по площади куба, не образуя на нем даже трещинки. Мира явно устала, исчерпав свои силы в бесплодных атаках и была, похоже, уже растеряна, не зная что делать. Она не могла или не хотела бросить учителя, возможно надеясь, что все же сумеет пробить или расплавить эту преграду.

  Затаившийся за колонной Гридик, улучив нужный момент, подал кому-то знак и на продолжавшую увлеченно и яростно атаковать алтарь девушку, сверху шумно упал тяжелый брезентовый тент, мгновенно сбив ее с ног. На этот шипящий и дергающийся бугорок, тут же упало несколько дюжих верзил и скоро под ним, наконец, все умолкло. На улице, ранее тоже все как-то затихло.

  Невредимый куб, теперь высоко подняли вверх, а середину зала занял торжествующий Гридик. Он был очень доволен собой и походил сейчас на пританцовывающего от радости фокусника, только что завершившего свой лучший за его карьеру номер, что было недалеко от истины. Его можно было только поздравить - провокация удалась в полной мере. Ему удалось заманить Миру, используя Нима как приманку. Она пришла к нему сама и даже была захвачена живой. За ней не пришлось даже бегать по джунглям. Этот успех должен надолго деморализовать противника, а заменить такой бойца, будет вообще невозможно.

   Солдаты быстро оттаскивали тела раненых за пределы храма. Было очень трудно дышать, в воздухе пахло гарью, паленым мясом и волосами. Повсюду раздавались стоны раненых, валялись обломки каких-то конструкций и мусор. Все в этом зале покрыло толстым слоем пыли. В храме пытались быстро навести хотя бы минимальный порядок, а на брезенте продолжали лежать солдаты, еще не решающие даже на секунду ослабить нажим.

  К своей беде, неловко проявившийся Гридик, тут же попал в поле зрения Нима, который, укоризненно покачав головой, не замедлил очень странно его поприветствовать:

  - Ну, здравствуй, Скай. Я вижу, ты совсем не меняешься, но выглядишь как-то уж слишком свежо...

  Гридик попятился. Он был явно шокирован и пребывал в смятении. По залу прокатилась волна удивленного ропота.

  Хану вспомнил, что так звали первого ученика Флавия, начавшему ритуал во время 'кризиса веры' более ста лет назад. Даже в этом храме на витражах были его изображения с Флавием. Это могло означать только одно - Скай использовал священную церемонию для собственной выгоды, меняя тела, как перчатки по мере износа. Ему удавалось сто пятьдесят лет продлевать так свою ничтожную и мелкую жизнь, что видимо, было неслыханным святотатством и преступлением. Если это действительно правда, то Гридик был уже не жилец, а появление нового 'Брута' теперь было для этого 'Цезаря', вопросом лишь времени. Да и кто тут мог бы сейчас не поверить учителю?

  - Заткните этому безумцу рот и начинайте! - истерически взвизгнул 'Скай-Гридик', сильно волнуясь.

  По храму снова прокатилась глухая волна возмущения, но открыто выступить пока никто не решился. Парочка уже знакомых для Хану бугаев, осторожно и аккуратно завязали рот Нима повязкой. Учитель оставался совершенно невозмутимым и спокойным. Он не отрывал глаз от директора и наверное, продолжал про себя молиться, проявляя завидное самообладание.

  Внезапно, Нима закатил глаза и видимо, потерял сознание. Зал сочувственно охнул. Помощники осторожно начали укладывать его на алтарь, а безумный старик, заканчивая ритуал, взял из рук мумии зловещий стилет. Люди напряженно затихли. Он поднял его над головой, продолжая изрыгать из себя какие-то мантры.

  Происходящее, сейчас походило на плохой низкобюджетный спектакль, где Оракул, дико вращая глазами, явно переигрывал. Большинству же, в душе хотелось, чтобы упал тяжелый занавес, а улыбающиеся и счастливые актеры вышли вперед, держась за руки, чтобы под цветы и овации поклониться залу. К сожалению, этой фантазии тут не суждено было сбыться...

  Хану теперь видел, как выглядел момент, когда на алтарь, в прошлый раз, кошкой прыгнула Инна. Но, сейчас она была надежно заперта, а Мира лишь изредка слабо шевелилась под плотной тканью брезента и навалившихся сверху солдат.

  Вдруг, учитель, видимо придя в себя, судорожно забил ногами, попытался вырваться и приподнять голову. Всем было видно, что его глаза почти вылезли из орбит и были объяты ужасом. Он что-то громко мычал, но рот был перетянут повязкой, а помощники надежно прижимали бившееся в истерике тело, к холодной мраморной алтарной плите. Но, было уже слишком поздно. Оракул на выдохе, быстрым и сильным движением опустил руки вниз, глубоко утопив стилет в груди Нима. Маленькое тело, несколько раз конвульсивно дернувшись, замерло.

   23

  Сознание стремительно отматывало назад яркие картинки давно ушедшего прошлого, проявляя их так, как будто, все это сейчас происходило воочию.