Он взглянул на Элли, и между бровями пролегла недовольная морщинка.
– Кроме того, меня интересуют твои отношения с мужем. Или же он был настолько плох, что ты зареклась близко общаться с мужчинами, или настолько хорош, что ты не можешь его забыть.
Элли вздрогнула – еще не хватает обсуждать с ним эту тему! Она отвернулась.
– Ты, конечно, прав, я как-то отстала от жизни, потеряла привычку ходить на свидания. И все сопутствующие навыки…
– Но это не повод, чтобы бояться самой жизни.
– Бояться? – с запалом переспросила Элли. – А кто сказал, что я боюсь жизни? Скорее научилась не терять время и ценить свободу, не обременяя себя лишними сложностями от интимных отношений. Я привыкла сама решать, что для нас лучше, ни на кого не надеясь.
– Да-а… Кто же тебя так ранил, Элли, что ты избегаешь малейшей привязанности, боишься зависимости?
Меньше всего она ожидала такого вопроса от него. Она стояла не в силах ответить и только смотрела на Бена.
А он, в свою очередь, смотрел в эти прекрасные блестящие глаза и чувствовал боль этой женщины как свою собственную.
Ему уже было стыдно за свой вопрос. Слишком настойчивым и мощным оказалось влечение к ней, слишком глубокие струны души затронула она, задела что-то, что нельзя было потрогать пальцем. И привлекала его не только красивая внешность – мало ли смазливых женщин он знал! – это была женщина, созданная для него, для Бена Конгрива. С первой минуты, как увидел ее, он не переставал пытать собственную память, которая постоянно давала осечку, стоило ему подойти к разгадке.
Голос Элли прервал его размышления:
– Думаю, дело в том, что ты не привык к отказам и тебе всякий раз нужны причины. Если их не будет, ты придумаешь их сам. Лишь бы спасти свою уязвленную гордость.
Не исключено, что она в чем-то права, решил про себя Бен. Но только не в том смысле, который она сама вкладывала в свои слова. Он улыбнулся.
– Это твоя теория, Элли, и позволь мне с тобой не согласиться. Мне приходилось – как ни трудно тебе в это поверить – получать отказы, и моя гордость от этого не слишком пострадала.
У нее уже не было сил спорить, и она решила просто ретироваться. Но опоздала. Когда она обернулась, путь к отступлению был уже закрыт.
Не было никакой борьбы, когда Бен нежно коснулся ее лица и приподнял подбородок. От этого знакомого жеста дыхание у нее сбилось, а губы невольно приоткрылись. Его ладонь лежала чуть выше талии, у самой груди, и он не мог не слышать, как бьется ее сердце.
– Видишь… – Голос Бена звучал тихо, интимно, почти шепотом. – Я чувствую то же, что и ты. – И его губы коснулись ее.
Элли так долго боролась со своими желаниями, что почувствовала облегчение, разрешив себе этот единственный поцелуй. Но она успела забыть, каким обманчивым может быть этот первый шаг. Ноги у нее ослабели, и, если бы сильные руки Бена не обвились вокруг ее талии, она бы опустилась на пол совершенно без сил.
И тогда, словно стремясь перехватить у него инициативу, она ответила ему. И как могло быть иначе, когда все чувства, все тело воспламенились от его близости и жаждали большего? Она скользнула пальцами ему в волосы и сильнее прижалась к его губам, зная, что каждый миг может быть последним.
В тот же момент – может быть, чтобы спасти ее от нее самой – снаружи донеслись какие-то звуки. Парадная дверь со стуком распахнулась, и в холле зазвенел смех ее дочери.
Чарли! Девочка резко остановилась в дверном проеме, недоуменно разглядывая маму и странного незнакомца, стоящих так близко.
– Мамочка! – Чарли неуверенно сделала несколько шагов. Для своих шести лет она была высоким ребенком. На ней были темные плисовые брюки и синий свитер, на шее мотался разноцветный шарф. – Мамочка! – Удивление от встречи с незнакомцем несколько приглушило ее восторг, и Чарли застеснялась чужого мужчины.
Высокий рост она унаследовала от обоих родителей, пышные золотисто-каштановые волосы своим оттенком напоминали лесной орех. Глаза были сияющими и выразительными, как у матери. Ни одна из черт девочки не могла бы подсказать Бену ключ к загадке.
Присев на корточки, Элли обменялась с дочкой приветствиями и поцелуями. Потом обернулась к стоящей в дверях Венди.
– Извини, Элли, мне пришлось привести ее домой. Видишь ли, Линда приехала, у нее какая-то сыпь. Пришлось отвести ее к Дэвиду, он почти уверен, что это ветрянка. Так что я поспешила увести Чарли. Не хватало только, чтобы она свалилась с ветрянкой во время каникул. Надеюсь, еще не слишком поздно.
– Ох, бедная Линда, – медленно произнесла Элли. – Разумеется, Венди, ты все сделала правильно – ветрянка нам совсем ни к чему. – И обратилась к девочке: – Ты же не хочешь целую неделю проваляться в постели, правда, Чарли?
– Нет. Не хочу болеть на каникулах. – Девочка посмотрела на Бена с очаровательной, несмотря на отсутствие двух передних зубов, улыбкой. – Вы кто? Друг моей мамочки?
Несколько секунд стояла тишина. В голове у Элли пронеслись разные варианты ответа, но настойчивее всего звучал тот, которого она никогда бы не произнесла вслух: это твой отец, деточка. Его зовут Бен Конгрив, и он не знал о твоем существовании все эти годы. И даже не позаботился узнать. Это было бы прекрасной возможностью разом свести все счеты.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Но вместо этого Элли улыбнулась.
– Это Бен Конгрив; он приехал из Соединенных Штатов. Бен, познакомься с моей дочерью, Чарли, о которой ты столько слышал. Венди, – она повернулась, – не стой в дверях. Это Венди Каммингс – моя правая рука с тех пор, как появилась Чарли. Она приглядывает за домом, готовит и, главное, заботится о Чарли, когда меня нет дома. Венди никогда меня не подводила. Я просто не могла бы жить без нее.
Венди зарделась, когда Бен пожал ей руку, а потом снова пустилась в объяснения, почему визит ее племянницы, которая, как предполагалось, составила бы Чарли компанию, превратился в настоящую катастрофу. Все их планы относительно поездки на побережье, пикников и всего того, что так нравится детям, полетели в тартарары.
– Тут уж ничего не поделаешь, Венди. Остается только надеяться, что Линде не очень плохо.
– Ну, конечно, девочки разочарованы, но мы можем устроить все позднее. А сейчас мне пора домой, Элли. До свидания, Чарли. Подумай над тем, что еще можно будет устроить, когда Линда поправится. Была рада познакомиться с вами, мистер Конгрив. – И Венди ушла. Они слышали, как отъехала ее машина.
– Так, значит, Чарли, – Бен опустился на корточки так, чтобы его лицо было на одном уровне с лицом девочки, – у тебя сейчас каникулы? Это значит, что…
– Это значит, что школа закрылась на целую неделю и мне полагается ничего не делать. – Она с сожалением вздохнула, на что ее мама недоверчиво покачала головой.
– Когда я подъезжал к дому сегодня утром, то видел на поле пони. Он твой?
– Да, это Флосси. Только она – девочка.
– Ты не хочешь спуститься вниз и познакомить нас? Я тоже люблю лошадей. Если, конечно, твоя мамочка разрешит. – Бен предпочел не заметить скептического взгляда Элли.
– Мама не будет возражать. Пойдем. – Чарли потянула Бена за руку в направлении двери.
– Так что, разрешаешь, Элли?
Поджав губы, Элли беспомощно пожала плечами и отвернулась, пряча лицо. Но едва они ушли, она подошла к окну и стала наблюдать за двумя фигурами, которые спускались по дорожке, очевидно поглощенные беседой. Чарли, как всегда, засунула одну руку в карман брюк. Элли попыталась проглотить комок, который прочно застрял у нее в горле.
Прошла не одна минута, прежде чем она снова взяла себя в руки. Похоже, дела придется отложить – она была слишком опустошена, эмоционально и физически.
Спустя два часа Бен Конгрив сидел в «Красной корове» за воскресным завтраком вместе с Элли и ее дочерью и ругал себя, что не догадался это сделать раньше. Он старался не замечать настороженных и заинтересованных взглядов, которыми его окидывали местные жители, и чувствовал необычайное удовольствие, глядя, как завороженно смотрит Чарли на совершенно невероятное сооружение из мороженого в таком высоком стакане, что ее за ним было не видно.