При населении 1640 тысяч человек независимость провинции не могла не быть фиктивной. Да Чомбе и не думал о подлинном освобождении от колониального порабощения, когда 11 июля 1960 года заявлял о выходе Катанги из состава Конго. Ом говорил в этот день: «Полностью сознавая повелительную необходимость экономического сотрудничества с Бельгией, правительство Катанги, которому Бельгия только что оказала поддержку своими войсками для защиты человеческих жизней, просит Бельгию объединиться с Катангой в тесном экономическом сообществе».

Просьба была излишней. В конце июля корреспондент лондонской ультраконсервативной газеты «Дейли Телеграф» писал из Элизабетвиля: «Маскарад катангской „независимости" с каждым днем становится все более смехотворным. Самозваный президент Чомбе находится сегодня значительно больше под властью бельгийских чиновников, чем даже накануне провозглашения конголезской независимости, когда он был мелким темным политиканом. Его режим целиком зависит от бельгийского оружия, людей и денег. Без этого его правительство, по всей вероятности, было бы быстро свергнуто как внутренними, так и внешними силами. Сейчас стали различимы общие черты принимаемых Бельгией в Катанге чрезвычайных мер. Они направлены на защиту большой бельгийской финансовой ставки в этом крае и на создание политического предмостья в надежде на привлечение Конголезского союза к Бельгии и к Западу».

Когда я напомнил эти факты бельгийцу, лицо его сморщилось, как от зубной боли.

— Хорошо, я согласен, что у Бельгии есть в Катанге крупные интересы, — сказал он. — Но полюбуйтесь, что творят в Конго американцы.

И пустился в длинные воспоминания о том, что видел недавно в Леопольдвиле, где, по его словам, американцы вершили всеми делами.

— Я не мог пробиться на прием к своему давнему другу — министру, прежде чем не побывал у его американского советника, — жаловался журналист. — Они и в правительстве, и в армии, и в экономике захватили все ключевые посты. А теперь добрались до Катанги.

В его голосе звучало искреннее возмущение.

В гостинице, куда мы вернулись после прогулки, портье передал нам записку от родезийского журналиста. Он сообщал, что в ближайшие день-два будет организована поездка журналистов в Колвези, крупный промышленный центр на востоке Катанги. Я позвонил родезийцу по телефону и выяснил, что разрешение на участие в поездке можно получить у одного американского чиновника, ответственного за связь между представительством ООН и иностранными корреспондентами.

Мне уже приходилось встречаться с этим американцем на телеграфе, где он, видимо, просматривал материалы, отсылаемые журналистами. Его знание русского языка было безупречным, и он не без гордости как-то раз упомянул, что некоторое время работал в аппарате ООН в Нью-Йорке переводчиком. Вместе с тем он не скрывал своей ненависти ко всему русскому, и мое появление в Элизабетвиле воспринял с откровенной враждебностью.

— Мы изгнали Чомбе из Катанги не для того, чтобы здесь появились русские, — сквозь зубы цедил он. — Зачем вы сюда пожаловали?

Меня возмутил его тон.

— Из простого любопытства, — резко ответил я. — Мне интересно своими глазами увидеть, как вы выкручиваете руки своим бельгийским союзникам, пытаясь «освоить» Катангу. И послушать, что они при этом говорят.

Чиновник злобно блеснул своими черными, выпуклыми глазами, хотел что-то сказать, но сдержал себя.

— Сколько же дней вы намерены здесь оставаться? — после паузы спросил он.

— Две-три недели.

— Тогда мы еще увидимся. — И, не прощаясь, вышел из телетайпной, где произошла наша стычка.

Теперь, узнав, что от него зависело дать или нет согласие на мою поездку в Колвези, я не сомневался в отказе. И действительно, выслушав меня, он сказал:

— Вы слишком поздно пришли ко мне. Ничем не могу помочь.

Посоветовавшись с бельгийским коллегой, который, по понятным причинам, также натолкнулся на холодный прием, я решил обратиться непосредственно к индийскому генералу, командовавшему в провинции войсками ООН. Он дружественно меня принял и, выслушав, сразу же дал бельгийцу и мне разрешение на участие в поездке. Адъютант генерала уточнил, на какой час назначен отъезд.

Расстояние от Элизабетвиля до Колвези — 308 километров. Мы выехали рано утром. Впереди шел джип с солдатами конвоя, за ним два джипа с журналистами и майором индийской армии в качестве сопровождающего. Он предупредил нас о необходимости соблюдать осторожность: в придорожных лесах скрывались группы еще не сложивших оружие катангских жандармов.

Но в пути никаких инцидентов не произошло. Изредка наши машины останавливались у мостов, взорванных при отступлении чомбовцами. Солдаты проверяли прочность временных настилов, и мы следовали дальше. Дорога почти все время шла лесом, иногда пересекая небольшие деревушки с домами, белые стены которых были украшены крупным геометрическим орнаментом. Очень хотелось провести хотя бы полчаса в одной из них, поговорить с крестьянами, но майор торопил, говоря, что нам надо до темноты прибыть в Колвези.

В Элизабетвиле я купил выпущенную там карту «независимой» Катанги. В ней содержались сведения, что в джунглях, которые мы пересекали, бродили львы и стада слонов. Возможно, так и было. Но прокатившиеся над краем бои распугали все живое. Сырой от многодневных дождей лес был безмолвен и пуст. Не было слышно даже птичьего щебета. Меня поражало, что редкие люди, встречавшиеся на шоссе, убегали прочь при виде наших машин. Видно, страх пришел и в эти глухие места.

К Колвези мы подъехали к вечеру. На мосту через Луалабу, которая ниже по течению начинает называться Конго, машины остановились. Река разливается здесь громадным озером, и мы долго любовались мирным покоем речного простора. Выглянувшее из-за туч солнце на мгновение залило красноватым светом черные рыбачьи лодки, купы плывущих по реке островков папируса, обдало багрянцем кроны стоящих у воды деревьев.

— Здесь, на Луалабе, — объяснял стоявший рядом со мной майор, — построена крупная гидроэлектростанция. Она обеспечивает электроэнергией весь промышленный комплекс Колвези. Когда наши части подошли к реке, от катангских жандармов был получен ультиматум с угрозой взорвать плотину, если мы не отступим. Тогда-то и обнаружилось, кто настоящий хозяин в этих местах. Директора «Юнион миньер» одернули зарвавшихся жандармов. Те бежали, не причинив плотине и станции каких-либо разрушений. Практически наши части вступили в Колвези без боя.

Колвези оказался небольшим, но весьма благоустроенным и живописным городком. Его улицы застроены каменными вилами. Перед каждым домом — палисадник в кустах красных или лиловых бугенвиллей. Вдоль тротуаров ряды «пылающих деревьев» — африканских акаций в гроздьях алых цветов. Высоко над городом вытянулись колокольни католической церкви. В двух шагах от нее в скромном здании расположилось управление западной зоны «Юнион миньер»

Утром следующего дня представитель компании пригласил журналистов осмотреть ее рудные карьеры и завод. Небо было ясным, солнце после вчерашнего дождя словно умылось и сияло особенно ярко; дул легкий, прохладный ветерок.

Гигантский карьер, где открытым способом добывалась медная руда, находился неподалеку от городка. Дорога туда не заняла и часа. Я никогда не видел подобных разработок. С того места, где остановилась наша машина, самосвалы далеко внизу выглядели игрушечными, а экскаваторы — словно собранными из механического конструктора. Взмах ковша — и машина с грузом отъезжала, начиная медленный подъем по петляющим по скатам карьера виткам дороги. Людей не было, вся работа производилась механизмами.

После этого карьера цех, где в электролизных печах-ваннах производилась чистая медь, уже не удивил своими размерами. И здесь людей почти не было видно. Несколько рабочих следили за транспортером, которым доставлялись к печам электроды. Они же извлекали из этих печей розовато-красные листы меди. Готовый металл немедленно вывозился в соседние цехи для дальнейшей обработки.