Спустя шесть десятилетий уже с гордостью говорил Л. И. Брежнев в докладе «О пятидесятилетии Союза Советских Социалистических Республик»:

«Быстрый рост межнациональных связей и сотрудничества ведёт к повышению значения русского языка, который стал языком взаимного общения всех наций и народностей Советского Союза. И всех нас, товарищи, конечно, радует, что русский язык стал одним из общепризнанных мировых языков!»

И разумеется, такое распространение и такое значение русского языка ничуть не грозит языкам народов нашей страны. Наоборот. А опасность опять–таки общая.

Действительно: не только в России, но и в республиках Прибалтики, Кавказа и Средней Азии насаждаются «мотели» и «кемпинги», «мюзик–холлы» и «твисты».

Говоря о едином международном языке, можем ли мы забывать: язык любой существующей нации выражает душу не испорченного влияниями трудового народа, причём в ещё большей степени, чем выражают её архитектура или музыка. И нам, безусловно, должно быть особо дорого всё то национальное, что позволяет соприкасаться с народным (без народности, как известно, страдает и подлинная партийность литературы, искусства).

Наконец, должны ли мы забывать, что и возможности наций, возможности национальных языков ещё далеко не исчерпаны, что национальные культуры будут развиваться и дальше (как развиваются и в единой семье народов СССР), создавая огромные ценности, взаимно обогащая друг друга. Мы не должны забывать, что и русский язык не скоро ещё достигнет предела своего развития и совершенствования, если не омертвлять, не ошаблонивать его, в том числе с помощью иностранных слов, если не отрывать его от живых родников народной речи.

Вспомним ещё раз Тургенева: «Берегите чистоту языка, как святыню». И добавим: чистый, не испорченный ненужной примесью русский язык нам ещё пригодится, ещё послужит во славу его создателя.

Что касается обвинений в национализме, они совершенно напрасны. Жаль, что повторил их Корней Чуковский, обрушиваясь на «узколобый национализм» неких лиц, якобы протестующих против каждого иностранного слова, хотя люди, отвергающие каждое иностранное слово, вряд ли существуют в действительности и речь идёт о любой защите чистоты языка.

Да, мы не можем не выступать против проявлений национализма, которые мешали бы единству народов нашей страны, мешали делу коммунистического строительства. Да, мы не можем не выступать против национальной обособленности пролетарского движения в других странах, ибо она только на руку противникам общего дела мирового пролетариата. Но разве можно, разве допустимо под флагом интернационализма и борьбы с национализмом защищать засорение национальных языков ненужными иностранными словами? Разве можно и допустимо оправдывать проникновение хоть какой–то частицы буржуазной культуры, в том числе с помощью языка?

9. ДУМАТЬ О ПРОЛЕТАРСКОЙ «СПРАВЕ»

Интернационализм бывает разный. Нам по нраву — пролетарский, которому, кстати сказать, чуждо неуважение к другим народам и языкам, но который никогда не означал и неуважения к своему народу, к языку собственному.

В. И. Ленин говорил о двух тенденциях в национальном вопросе эпохи капитализма: одна — пробуждение национальной жизни и национальных движений, борьба против всякого национального гнёта, создание национальных государств; вторая — развитие и учащение всяческих сношений между нациями, ломка национальных перегородок, создание интернационального единства капитала, экономической жизни вообще, политики, науки и т. д. Обе тенденции — мировой закон капитализма.

«С обеими тенденциями, — писал Ленин в «Критических заметках по национальному вопросу», — считается национальная программа марксистов, отстаивая, во–первых, равноправие наций и языков…, а во–вторых, принцип интернационализма и непримиримой борьбы против заражения пролетариата буржуазным национализмом, хотя бы и самым утончённым» (Соч., т. 24, с. 124).

Как видим, Ленин рассматривал принцип интернационализма прежде всего с классовых, партийных позиций и делал выводы с точки зрения интересов и борьбы пролетариата. Выступая против украинского националиста Л. Юркевича, который сокрушался, что большинство украинских рабочих «находится ещё под влиянием российской культуры», Ленин говорил следующее:

«Г–н Лев Юркевич поступает, как настоящий буржуа и притом близорукий, узкий, тупой буржуа, т. е. как мещанин, когда он интересы общения, слияния, ассимиляции пролетариата двух наций отбрасывает прочь ради моментального успеха украинской национальной справы. Национальная справа — сначала, пролетарская — потом, говорят буржуазные националисты и гг. Юркевичи, Донцовы и т. п. горе–марксисты за ними. Пролетарская справа — прежде всего, говорим мы…» (там ж е, с. 129).

«Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре, — пояснял он далее. — Есть великорусская культура Пуришкевичей, Гучковых и Струве, — но есть также великорусская культура, характеризуемая именами Чернышевского и Плеханова… Борясь с первого рода «культурой», украинский марксист всегда выделит вторую культуру и скажет своим рабочим: «всякую возможность общения с великорусским сознательным рабочим, с его литературой, с его кругом идей обязательно всеми силами ловить, использовать, закреплять, этого требуют коренные интересы и украинского и великорусского рабочего движения» (там же, с. 129–130).

Думать прежде всего о пролетарской «справе» надо и нам сегодня, если мы хотим верно соотнести национальное и интернациональное, понять, где передовая, растущая культура и где — разлагающая, если хотим понять, почему Ленин в 1913 году приветствовал уподобление России развитым капиталистическим странам, уподобление (ассимиляцию) наций, а в 1920–м с особой остротой ставил вопрос об очистке русского языка от ненужных иностранных слов.

Говоря о сегодняшней России, мы, видимо, не забудем, что она — родина первой в мире социалистической революции, родина Советов, что она — страна первого в мире спутника Земли, первого космического корабля, что она — надежда и оплот трудящихся всех стран. Можно ли, допустимо ли сейчас не выступать против культурного равнения на Запад и против потока сверхмодных западных словечек, отражающих это равнение, это обезьянничанье перед буржуазной культурой, откуда вместе с некоторыми идеями, с «современной» музыкой, танцами и т. д. идут и босс, и бизнес, и стриптиз, и т. д., и т. п.[1].

Интернационализм?

«Ставя лозунг «интернациональной культуры демократизма и всемирного рабочего движения», — писал Ленин в тех же «Критических заметках», — мы из каждой национальной культуры берём только её демократические и её социалистические элементы, берём их только и безусловно в противовес… буржуазному национализму каждой нации» (Соч., т. 24, с. 121).

Не ясно ли, что иные мудрецы по части культуры и языка, говоря высокие слова об интернационализме и единой семье народов, на деле оправдывают единение не в противовес буржуазной культуре, а как раз наоборот — единение с буржуазной культурой.

Возможно, это интернационализм. Но какой?

Нет, надо всемерно защищать наши идеи и наш язык от такого «интернационализма».

Прежде всего о пролетарской «справе» заботился Ленин, решая вопросы и прямо относящиеся к языку, и когда выступал против лозунга «культурно–национальной автономии», и когда отвергал обязательный «государственный» язык.

Критикуя идеи языка «государственного», он любил приводить в пример маленькую Швейцарию, где нет одного общегосударственного языка, но итальянцы, например, часто говорят по–французски. С какой удивительной политической чуткостью, с каким удовлетворением вождь пролетарской революции тогда, в 1913 году, объяснял причину этого явления: французский язык не внушает ненависти итальянцам, «ибо это — язык свободной, цивилизованной нации…» («Либералы и демократы в вопросе о языках», т. 23, с. 424. Подчеркнуто мной. — К. Я.).