Григорий промолчал. Этого он не знал о Титовой. Таня рассказала, что женихов у нее было много, и все погибли, но то, что они шли подряд и так быстро, это немного не укладывалось в понятие хорошей девушки. Услышав резкий тон командира, увидев его решительные глаза, он понял, что Киселев невзлюбил ее не только потому, что она отправляла хороших и плохих ребят на тот свет и не оплакивала их. Тут было что-то еще. Гриша не стал расспрашивать, он, пытаясь отвести разговор в сторону, спросил:
— Мне никто записку не передавал?
— А что, должны?
— Обещала.
— Нет, никого не было. Да и записка дело такое. Ее лично в руки отдают. А твоя, симпатичная? — немного успокоившись, спросил комбат.
— Да.
Григорий, вспомнив Таню, стразу вспомнил Титову и почувствовал в душе, что обидели не лейтенанта Титову, а его Таню. Причем обидели ни за что, так из-за слухов и сплетен. Кто его знает, что там было на самом деле. Может, у девушки была своя любовь, а друг комбата тоже любил ее и не знал, что у лейтенанта Титовой есть свой парень. Он погиб, но они остались. Хотя нет, погибли все. Так Таня сказала. Наверное, иногда на нее тоже косо смотрят, только из-за того, что она так похожа на Титову. Комбат о чем-то начал рассказывать, но Григорий не слышал его. Он не мог понять, что вдруг стало происходить с ним? Солдат почувствовал, что между этими двумя девушками была не только схожая внешность, но и что-то еще. Гриша почувствовал близость Титовой и этот жалкий, собачий взгляд, говорил о многом:
«Либо она все знает о нем от Тани, либо, сама запала, как и Татьяна с первого взгляда, — думал он. — Неужели она — эта Титова вот так из-за своего желания хочет предать меня, принести в жертву. А может она наоборот, желает помочь, чтобы сберечь. Нет, все это неправильно. Я при встрече поговорю об этом с Татьяной, что происходит?»
Тут Григорий вспомнил слова Тани: «Если ты с ней будешь кадриться, я не обижусь — поможешь девчонке».
— К чему это она сказала. Так, точно, они дружат и, возможно, хотят поделить меня? Да нет, что я накручиваю. Они разные. Одна бегает, прячет лицо, стесняется лишнего слова и разговора, а второй — Титовой, плевать на это: похоронила одного — кто следующий?
Григорий сидел и никак не мог оторваться от своих мыслей, пока Киселев не толкнул его в плечо:
— Эй, что, задумался? Давай, собирайся, ребята пришли.
Гриша встал, осмотрелся, тут же забыв о мучивших его женщинах. Он увидел в штабе несколько человек. Все по очереди протянули руки, но Гриша не запомнил, кто из них Коля, кто Саша, единственный кого он узнал, был Яшка, тот самый снайпер, что подполз к нему и деду перед высотой.
— Здорово. Ты меня не помнишь?
— Нет, — ответил Яшка.
— Ну, как же. Я еще с дедом перед высотой с тобой рядом был, когда ты по прожекторам стрелял.
— А-а, с Пердунярой. А он где?
— Погиб. Там на высоте.
— Война браток, дело такое, — ответил Яшка. — Значит, ты с нами? А нам говорят новичок, не обстрелянный.
— Новичок! — вступил в разговор комбат.— Вы его там прикройте. Если что — по голове, но не сильно, чтоб понимал и не лез, а то он парень шустрый, глядишь, переклинит, начнет «рубаху на себе рвать».
— Присмотрим. Все нормально, я его помню, — обернувшись, обратился Яшка к разведчикам. — Этот назад не побежит. Видел его — дерзкий пацан. Это ж он Мордожопина прозвал так. Отрыл, говорят, сначала жопу из земли, а потом морду, или наоборот — не помню.
— Отрыл, отрыл, — как бы заступаясь, произнес Киселев. — Все, смотрите на карту, расскажу, что сделать надо.
Разведчики подошли к столу, немного оттеснив Григория, но он все слышал и видел, что показывал на карте комбат. Им предстояло подойти, как можно ближе к первому рубежу оборонительной системы Кенигсберга и изучить огневые точки. Нащупать слабое место, внимательно разглядеть местность и главное понять, как можно использовать природный рельеф для удачного удара и прорыва.
В половине первого ночи отряд разведчиков ушел выполнять задание. Пять теней быстро прошли сквозь поселок и, свернув к роще, растворились в темноте. Была и еще одна тень — Титовой. Она одиноко стояла около землянки и долго смотрела в ту темноту, что скрыла пятерых солдат.
Первые полчаса отряд шел спокойно, но дальше, вперед вышли двое и привязанными к черенкам лопат спицами щупали каждый сантиметр. Земля здесь была заминирована. Если кто-то находил мину, он бросал сверху сломанную углом ветку. Это место обходили аккуратно, стараясь не сделать шаг в сторону ступая по проверенной тропе.
Заросшая кустами темная роща, казалось, помогала пригнувшимся к земле фигурам солдат, но месяц, как нарочно высвечивал, срывая ночное, прятавшее их, одеяло. Ступая шаг в шаг, разведчики приближались к первому рубежу обороны. Увидев небольшой холм, командир группы, Воувка-белярус, приказал проверить его.
На холме мин не было. Разведчики поднялись на него, и перед ними открылась панорама немецкой обороны. Белеющие ДОТы стояли через каждые двести метров, а перед ними, длинная, словно сороконожка полоса окопа. Предатель месяц словно передумал. Теперь он помогал разведчикам, ярко освещая позиции врага.
Две дороги вели в глубину немецкой обороны. Одна тянулась вдоль рощи, а вторая, как бы опоясывала этот район и проходила рядом с окопом. Кое-где от нее, словно излучины от реки отходили другие небольшие дорожки перекрытые шлагбаумами. Командир приказал Сашке, молодому курносому пареньку, чуть старше Григория, все это нарисовать. Коренастый, крепкий Сашка из Смоленска с кудрявой челкой неплохо рисовал, и этот талант пригодился ему в разведке. Конечно, вся местность была известна. Всю оборонительную систему давно скопировали с самолетов, но вот так — близко, ее никто не щупал.
Небольшого роста коренастый мужичок Воувка-белярус, прищурив глаза, внимательно рассматривал позиции немцев. На его круглом лице с узенькими усами, соединявшимися с небольшой бородкой, можно было прочесть, как он, своим колючим взглядом проникает туда, где гуляют и слушают патефон немцы.
— Так, хлопцы. Ща с холма вниз, к кустам. Коля, бяри двоих и проверь мины, — приказал он.
— Есть, — ответил высокий, крепкий парень, в короткой телогрейке. Он кивнул головой Яшке и рядовому Рыкову, чтобы те следовали за ним. Последний был молчун. Выжать из этого сорокалетнего мужика слово было невозможно. Про Рыкова рассказывали, что до войны он был хорошим боксером и даже победил в каком-то первенстве. Родился и вырос Рыков под Москвой, но никто так и не услышал от него, бывал ли он в самой столице.
Они спустились с холма к голым кустам и замерли, прижавшись к земле. Затем, по очереди расползлись в разные стороны, достали из сапог спицы и стали проверять наличие мин.
— За ними, — шепотом скомандовал Воувка.
Через минуту все спустились с холма и, собравшись под кустами, обсуждали, куда лучше ползти.
— Давай вдоль проволоки, вон до того поворота. Посмотрим, что там сбоку? — предложил Колек.
— У леса, что ли? — поинтересовался Яшка.
— Да.
— Так, вся эта система вкруговую идет.
— Да, но возле леса ни так заметно. Если наши пойдут, лес прикроет. А здесь поле открытое и этот холм.
— Вот именно, холм, — вступил в шепот командир. — За этим холмом наступающих будет не видно. Если все к нему подойдут, за ним сховаются. Немцы вслепую не воюют, а в лесу, чаго там, всегда движение ёсть. Да и лес этот слабый. Так, роща какая-то. Артподготовка и, считай, ее нет.
— Да, холм этот хороший, на месте, — поддержал его Яшка. Он скинул с плеча свою винтовку и стал рассматривать через оптический прицел позиции немцев. — Нужно пометить это место. Смотри — холм напротив дота. Конечно, эта высота прикроет, а второй дот уже дальше, сбоку ему не сподручно будет. Вот, там смотри, если тот, второй дот заткнуть, все: дыра какая получается. А там, вон, дома — это уже другая война, неполевая. Саня, нарисуй дома, скоко их там?
— Да, я уже все давно запечатлел, — ответил Сашка. — Место действительно ничего, все одно проползти туда надо, может, где еще чего хорошего заметим.