Перед ними открывался мрачный скальный пейзаж. Метеостанция Кастеля располагалась на холме на западном берегу, на расстоянии менее ста метров от моря. Домик был маленький и серый. На его крыше блестела дюжина антенн и другие таинственные устройства.

Вскоре они вошли в единственную комнату метеостанции. Она была битком набита пультами управления, мерцающими компьютерными мониторами и старомодными измерительными приборами. В углу стояла узкая кушетка с неубранной простыней и одеялом, рядом с ней — холодильник и электроплита. У задней стены рокотал электрогенератор.

Кастель указал на маленькую рацию на письменном столе, наполовину заваленном листами бумаги и лентами распечаток с приборов. Перед ней лежали наушники с тонким проводом, несколько помятые, будто кто-то в ярости стукнул их о стену.

— Вот тут и стоит эта гнусная штука, — сказал метеоролог. — Почти неделю у меня нет контакта с внешним миром. Запасов хватит без малого на месяц, но, если я сломаю ногу или случится еще что-то вроде этого, мне придется туго.

Профессор склонился над устройством, снял уже отвинченную крышку и уставился в хаос проводов и контактов. Это зрелище вызвало у него глубокий вздох. Потом он взглянул через плечо на Кастеля.

— Вы понимаете что-нибудь в этом?

— Немного. — Француз поднял трясущиеся руки. — Вот только я боюсь, что точная механика больше не для моих пальцев. Могу вам сказать, что следует делать, — по крайней мере, примерно, — но ремонтировать вам придется самому.

Профессор выпрямился.

— Согласен. Давайте сначала съездим к самолету. Надо дать знать другим. Да и не повредит, если мы позаимствуем набор инструментов у пилота.

Лиза увидела над кроватью француза календарь с пожелтевшими фотографиями ню. Его срок истек восемь лет назад.

Едва ли они могли ожидать, что им скоро удастся выбраться отсюда.

Азахиил

От самолета профессор вместе с Кастелем вернулся на метеостанцию, а в это время друзья совещались. Они решили на свой страх и риск разыскать покинутую деревню. Может быть, там они найдут что-нибудь, что поможет им выйти из нелегкого положения.

Было около четырех утра, когда ребята двинулись в путь. Небо еще не начало светлеть. Они вооружились карманными фонариками, теми же самыми, с которыми обследовали развалины Лахиса.

Друзья прошли примерно километр, как Нильс вдруг сказал:

— Здесь, пожалуй, еще мрачнее, чем в штольнях Лахиса. Вы не находите?

— Ладно тебе, — мрачно откликнулась Кира. Если не считать нескольких перерывов, ее плохое настроение держалось с того времени, как они спустились в этот дурацкий храм. Она и сама толком не знала почему. В какой-то степени это настроение было связано с той штукой, которую нашел отец, а еще больше с тем, что он не рассказывал, в чем, собственно, дело. Девочка считала его секретничанье просто нечестным. Насколько ошеломляющей могла быть правда? Уж конечно, не более неожиданной, чем то, что Кира и другие пережили с тех пор, как стали носителями Семи Печатей.

— Мне вспомнилась одна история, — сказал Нильс. В такие моменты ему всегда приходили на память истории, одна ужаснее другой.

Лиза осветила фонариком растрескавшиеся скалы вокруг:

— Не знаю, стоит ли сейчас рассказывать твою историю.

— Да ты просто трусишь, — парировал ее брат.

— Вот уж нет!

— Тогда слушай.

И пока Крис и Кира обменивались нервными взглядами, слушая обычную перепалку брата и сестры, Нильс начал:

— Все это произошло с сестрой одной женщины, когда-то жившей у нас в гостинице.

Родители Нильса и Лизы владели старой гостиницей «У фонаря» на окраине Гибельштайна.

— Сама эта женщина была немного… ну, скажем, странной. Каждое утро она съедала четыре яйца, не вареных, а только немного подогретых. А после обеда она бегала по коридорам и кудахтала, как курица.

Лиза недоверчиво подняла бровь:

— Самое странное во всем этом рассказе то, что я не могу вспомнить эту женщину.

Кира хихикнула, а Крис смущенно кашлянул. Все знали, что Нильс выдумывал свои истории, большей частью импровизируя, хотя он и клялся каждый раз, что так все и было на самом деле. И каждый раз он утверждал, что истории, которые он рассказывал, приключились с другом друга или родственником родственника.

— Так вот, — продолжал Нильс, не обращая внимания на вмешательство Лизы, — сестра этой женщины была еще довольно молода, когда все это случилось, лет пятнадцати или шестнадцати. Это произошло в пятидесятые или шестидесятые годы, когда женщины еще носили эти огромные прически, во-о-т такие высокие… — Нильс широко развел руки и поднял их над головой. — Вы ведь знаете, что тогда волосы начесывались прямо как башни, высотой в двадцать-тридцать сантиметров. У девушки, о которой идет речь, была еще более высокая прическа, чем у всех остальных. В своей школе она была кем-то вроде королевы красоты.

— Как Кира, — тихо промолвил Крис и смутился, когда ему стало ясно, что все остальные слышали это.

Кира побагровела, а Лиза нахмурилась. Она терпеть не могла, когда Крис говорил Кире комплименты. Ну неужели у этого болвана не осталось ничего для нее, Лизы?

Нильс же сразу использовал замечание Криса для продолжения своей истории:

— У нее были такие же рыжие волосы, как и у Киры, только гораздо длиннее, так что она смогла соорудить башню в добрых сорок сантиметров. Каждое утро целый флакон лака для волос уходил только на то, чтобы волосы хоть как-то держались на ее голове.

— Ну явно не в своем уме, — мрачно прокомментировала Лиза, волосы которой были светлыми, как солома, и короткими.

Нильс кивнул.

— Ночью, в постели, она спала большей частью сидя и при этом нахлобучивала на голову большую картонку, чтобы не повредить прическу. А когда принимала душ, то надевала самый большой колпак, который вы только можете себе представить.

— Если не говорить об этой сумасшедшей прическе, то что уж такого страшного в твоей истории? — снова прервала Лиза.

— Как-то раз девушка гуляла в парке, — продолжал Нильс, бросив на сестру уничижительный взгляд.

Теперь, подмигнув, вмешался Крис:

— Конечно же в полночь, при полной луне, и из кустов вылезло это огромное чудовище…

— Чепуха, — оборвал его Нильс. — И совсем даже нет. Это был воскресный день, сияло солнце, и повсюду было полным-полно гулявших. Все вполне нормально и безопасно. Так вот, девушка прогуливалась по парку, гордясь своей прической-монстром, и при этом ей постоянно приходилось наклоняться, потому что ветви деревьев опускались очень низко. Но один раз она не обратила внимания на ветку с паутиной, растянутой на ней, и верхушкой своей волосяной башни задела ее.

Кира скривила лицо. Нильс хорошо знал, какое омерзение вызывали у нее пауки.

— Девушка шла дальше, ничего не замечая, — рассказывал Нильс. — Она не чувствовала, как паук ползал по ее прическе и наконец нашел вход внутрь волосяной башни. Она не видела и жирного белого кокона, которого паук таскал с собой.

— Б-р-р, — громко прокомментировала Кира.

Крис положил ей на плечо руку, имитируя пальцами прикосновение толстых паучьих лапок. Кира с отвращением оттолкнула его руку. Тут улыбнулась даже Лиза.

— Прошло несколько недель, — продолжал Нильс. — Девушка по-прежнему каждое утро покрывала прическу лаком. По ночам она надевала на голову картонку, а когда принимала душ — огромный пластиковый колпак. Он сделал краткую паузу, чтобы насладиться напряжением на лицах остальных. — Но однажды, как раз во время урока латыни, из-под ее волос, по лбу и носу, внезапно побежала тонкая струйка крови. Ее взгляд остановился, между застывшими губами открылась тонкая щелочка. Потом она упала головой на парту и больше не шевелилась. Учитель вызвал «скорую», и санитары увезли девушку в клинику.

Когда врачи начали брить волосы девушки, чтобы найти причину кровотечения, они внезапно почувствовали, как что-то поползло по их рукам, по предплечьям и плечам, даже по лицам. Пауки! Сотни маленьких черных пауков, весь выводок, вылупившийся из кокона! Паучкам не удалось вылезти из прически из-за толстого слоя лака, и они искали пропитания внутри прически, опускаясь все ниже… пока не добрались до корней волос. А там они начали, — хотите верьте, хотите нет, — жрать голову девушки!