В целом экспозиция была организована весьма умело — отсутствие оригинальности компенсировалось широтой представленных имен: хорошо известные широкому кругу любителей искусства мастера соседствовали с многообещающими молодыми талантами. По различным причинам и на разном уровне, все они воплощали дух провокации, на который столь падки в большинстве своем коллекционеры.
Ответственная — помимо много прочего — за связь с общественностью, Анна справилась со своими обязанностями «на отлично». Она пригласила весь цвет потенциальных покупателей, а так же тех, к чьему мнению прислушиваются на светских ужинах. Можно было держать пари, что на следующий день открытию выставки будут посвящены первые полосы всех специализированных газет, благо сама галерея располагалась в прямо-таки идеальном месте — между бульваром Сен-Мишель и Сеной, в двух шагах от церкви Сен-Жермен-де-Пре.
По истечении четверти часа Давид начал уставать от созерцания заурядных мещанок с безупречно уложенными волосами, издававших чересчур восторженные возгласы при виде изможденных трупов Зорана Музича. Он подошел к одной из сотрудниц галереи, которая держала поднос со спиртными напитками.
После разговора с деканом требовалось расслабиться. Он опрокинул одну за другой две водки с апельсиновым соком, смущенно улыбнулся хостессе, возвращая пустые бокалы на поднос, и тотчас же взял еще один.
От резкого притока алкоголя в вены ему стало гораздо лучше. С бокалом в руках он принялся прохаживаться среди гостей.
Удивительно, но выйдя из Сорбонны, Давид ощутил заметное облегчение.
Некая внешняя сила, подавить которую он не мог, в данном случае декан — вынуждала его отказаться от дальнейшей работы над диссертацией. В глубине души Давид и сам знал, что ему давно бы следовало принять такое решение. Упорствуя в тщетном поиске, он ничего не выигрывал. Суровая университетская жизнь, с ее ударами ниже пояса и сделками с совестью, не для него.
И вот все закончилось. Конечно, документы о его отчислении еще не подписаны, но это теперь лишь вопрос времени.
Давиду предстояло все начать с чистого листа. Внезапно перед ним открылись новые, возбуждающие перспективы. Охваченный странной эйфорией, он решил целиком отдаться во власть этого необычного ощущения обретенной свободы. О трудностях, что ждут на пути освоения девственных территорий, можно подумать и завтра. Утром он проснется, убедится в космической пустоте своей новой жизни, сойдет с неба на землю и, вероятно, отправится на долгие месяцы на галеры.
Сейчас же ему не хотелось даже думать о том, что будет завтра. Он хотел в полной мере насладиться этим состоянием благодати, даже зная, что оно временное. Особенно потому, что оно временное.
Он стал прежним Давидом Скотто, в наряде тореадора — изысканной простоты темно-сером костюме от Эди Слимана, купленном по глупости с полгода назад. Когда Давид осознал свою ошибку, вернуть костюм было уже нельзя. Мучимый угрызениями совести, он так ни разу им и не воспользовался — со дня покупки костюм висел в шкафу, в чехле.
То, что он решил обновить его именно в этот вечер, явно не было случайностью. Костюм стал материальным символом нового старта.
Задумавшись, Давид задел основание голубого раба. Статуя опасно покачалась, и добрая половина водки пролилась на пиджак от Эди Слимана.
— Вот черт…
Женская рука протянула ему бумажную салфетку.
— Вам не кажется, что ему и без вас уже досталось?
Голос прозвучал у него за спиной.
Низкий, с сексуальными интонациями Марлен Дитрих. Настоящий голос порочного ангела.
Давид начал медленно оборачиваться, стараясь как можно дольше сохранить в ушах последнее эхо этих восхитительно волнующих звуков. Восемь шансов из десяти, что разочарование будет столь же сильным, как и надежды. Такова игра. В любом случае терять нечего, за исключением пары минут и некоторых иллюзий насчет женского совершенства.
Наконец он обернулся и тотчас же понял, что не напрасно потратил последние деньги — в сущности, не свои, а родителей — на костюм «от кутюр».
Заговорившая с ним девушка была чудо как прекрасна. Стройная брюнетка, затянутая в узкие джинсы. Тенниска, кричавшая о безмерной любви к «Диору», великолепно сочеталась с копной растрепанных волос.
У Давида мгновенно пересохло в горле.
Когда наконец он заговорил, то первыми пришедшими на ум словами были:
— Надеюсь, вы не замужем?
Давид тут же отвесил себе виртуальную затрещину. Да, подрастерял форму за последнее время.
Вступление оказалось столь неожиданным, что молодая женщина снисходительно улыбалась.
— А вас не упрекнешь в отсутствии прямоты.
— Простите… Я совсем не это хотел сказать.
— Никаких проблем. Вы же не из тех ужасных мачо, которые только и думают о том, как бы затащить девушку в постель?
— О'кей, — признал Давид, — ничья. Начнем заново. Давид Скотто.
— Очень приятно, Давид. Вы всегда столь смелы с женщинами и столь невнимательны к произведениям искусства?
— Только когда умираю со скуки. Я чувствую себя, как рыба в бочонке с нефтью. Вы ведь здесь тоже не в своей стихии, не так ли?
Туше. В глазах молодой женщины вспыхнул заговорщический огонек.
— Как вы догадались?
— Вы чужая среди всей этой публики. Даже внешне не похожи на тех, кто шатается по всем этим светским вернисажам. Чего вам недостает, так это пресыщенного вида и неопределенного цвета волос, чего-то среднего между тщательно продуманным и откровенно нелепым. Я бы даже сказал, что вы выглядите слишком настоящей.
«Вот так подкатил», — подумал Давид. Хуже не придумаешь. Вероятно, среди миллиардов типов, клеивших эту девушку, никто еще не подруливал к ней столь прямолинейно.
— Какая глубина анализа!
— Я ошибаюсь? Скажите правду.
Молодая женщина провела рукой по волосам, взъерошив их, и рассмеялась.
— Вы правы. По возможности стараюсь избегать светских тусовок.
— А чем занимаетесь в жизни?
Еще одна оригинальная реплика.
— Посмотрим, действительно вы так проницательны или же до сих пор вам просто везло. Угадайте.
— Гм… Вы студентка?
Она состроила испуганную гримасу.
— Вторая попытка.
— Топ-модель?
— Скатываетесь на откровенную лесть. Я буду вынуждена вас дисквалифицировать.
Она сделала вид, что сейчас развернется и уйдет.
За неимением выбора Давид решил пойти ва-банк.
— Позвольте предложить вам отужинать со мной, дабы я мог реабилитироваться. Оставим всех этих кретинов, делающих вид, что они млеют от восхищения, и незаметно сбежим. Я знаю один классный итальянский ресторанчик в двух шагах отсюда.
Она покачала головой.
— Не думаю, что ваша подружка будет согласна.
— Какая еще подружка?
— Та, что уже добрых две минуты не сводит с нас глаз. Вон там, у лестницы.
Давид обернулся в направлении, указанном молодой женщиной.
Из противоположного угла зала на них смотрела Анна. Дружески помахав им рукой, она послала Давиду воздушный поцелуй. Поцелуй, разумеется, томный.
Атмосфера незримо переменилась. Что-что, а подгадить Анна умела. В этой области она обладала неоспоримым талантом.
Давид предпринял отчаянную попытку предотвратить неизбежное.
— Послушайте, — сказал он незнакомке, — это совсем не то, что вы думаете.
— Не волнуйтесь. Я никому не скажу, какой вы ужасный обольститель. Мои поздравления, у вас хороший вкус.
— Да говорю же я вам, мы с ней уже давно не встречаемся.
Незнакомка положила указательный палец на губы Давида.
— В таком случае, если вы не полный глупец, вам следует броситься в ее объятия. — Она подмигнула и растворилась в толпе.
Давид проводил ее взглядом, но даже не попытался удержать и одним глотком допил остаток «отвертки».
Подошла Анна — сияющая, с бокалом шампанского в руке.
— Что ей от тебя было нужно, этой девице?
— Поболтать, а там уж как сложится… Благодаря твоему восхитительному вмешательству, думаю, на этом все и закончилось. Ну что, довольна собой?