— Куда вы подевались, черт возьми? — проворчал Порта. — Мы вас на опушке два часа ждали. Я сказал генералу, что эти охламоны наткнулись на отряд русских и не хотят поделиться с нами икрой…

Они все были здесь — Старик, Порта, Малыш, Легионер и Хайде. Даже Барселона появился и приветствовал нас. Его вышвырнули из госпиталя, объявили годным умирать за свою страну и по несказанному везению отправили в прежнюю роту.

— Шестую армию переформируют, — сообщил он нам. — Где собираются взять новых солдат, одному только Богу ведомо… Должно быть, намереваются прочесать всю Германию частым гребнем.

— Что с Аугсбергом? — спросил Грегор.

— И с лейтенантом и врачом? — обеспокоенно добавил я.

Старик пожал плечами.

— Нужно ли спрашивать? Вас разве не допрашивали в гестапо?

— То есть гестаповцы арестовали их?

— А что еще им оставалось делать? Армия без дисциплины — не армия. И Аугсберг покинул Сталинград вопреки приказу Гитлера. Формально он дезертир. И знал, что делал.

— Но это безумие! — возмутился Грегор. — Тем, кто остался умирать в Сталинграде, хотя можно было уйти, нужно бы провериться у психиатра! И в любом случае это не было дезертирством. Мы не бежали от линии фронта, мы старались найти ее!

В последующие несколько дней жизнь была более сносной, чем долгое время до того. Нам запретили рассказывать о своих подвигах, но все знали, откуда мы пришли, и относились к нам с каким-то благоговением… уцелеть в жутком сталинградском аду! Перейти Дон! Перехитрить русских! Нас чествовали, прославляли и рассматривали в нашей очевидной несокрушимости как второстепенных языческих богов.

Однажды, когда мы с Портой спокойно прогуливались, наслаждаясь неожиданно вышедшим солнцем, из домика вышел толстый фельдфебель квартирмейстерской службы и направился к нам. Схватил Порту за плечи и затряс.

— Хаубер! Где ты пропадал, черт возьми, последние пять часов? Я повсюду искал тебя!

Порта, восхитительно сдержав естественный порыв ответить непристойностями, отступил на шаг и уставился на фельдфебеля. У него были очки с толстенными линзами, и было ясно, что видеть он способен всего лишь на метр перед собой.

— Зачем я тебе понадобился? — спросил Порта-Хаубер, затягивая время, чтобы решить, стоит ли играть эту новую роль.

— Зачем? Господи Боже, приятель, идет война! Нужно пошевеливаться, доставить продукты, накормить людей…

Фельдфебель утащил Порту с собой. Я прислонился спиной к дереву и стоял, наслаждаясь солнцем и думая, долго ли придется ждать, потом появился усмехающийся Порта и помахал листом бумаги.

— Пошли!

— Зачем? — спросил я, не желая уходить от дерева без весомых причин.

— Получим партию продуктов для этого толстого болвана в очках.

— Чего ради оказывать ему услугу? — пробурчал я, отвалившись от дерева и садясь рядом с Портой к кабину большого грузовика.

— А почему бы нет? — плутовато подмигнул Порта. — Заодно окажем и себе, а?

Мы подъехали к большому складу, и Порта протянул требование.

— Кто ты? — спросил заведующий складом унтер-офицер. — Где Хаубер?

— Заболел. Сильно прихватило ночью.

— Бедняга! Что с ним?

— Печень, — ответил Порта, не моргнув глазом.

Ни о чем больше не спрашивая, унтер поставил печать на требование, подписал его, и мы подогнали грузовик, чтобы принимать груз. Для начала погрузили партию обмундирования. Потом пятьдесят винтовок. Настроение у меня стало падать, лицо Порты побагровело от ярости.

— Вот скотина! — выругался он. — Если б я только знал, что придется иметь дело с этим хламом…

Но затем мы погрузили несколько ящиков с консервами и слегка повеселели, а когда в конце концов поставили в кузов десять ящиков водки, гордость и самомнение Порты не знали границ.

— Предоставь все мне, — сказал он, влезая в кабину. — Я знаю, как обделывать такие дела.

Мы въехали в узкую улочку и там с помощью русского дезертира, нового приятеля Порты, сгрузили все продукты и выпивку в подвал разрушенного бомбой здания. А грузовик отогнали за городскую черту и подорвали гранатами.

— Пусть думают, что все захватили партизаны, — сказал Порта. — Или, если угодно, красноармейцы… лишь бы от нас отвязались!

Мы наслаждались на досуге своей добычей и ничего не слышали об этом происшествии. Тогда по городу ходили всевозможные дикие слухи, и, видимо, все так старались отделить правду от вымысла, что было не до пропавшего грузовика. Говорили, что на севере русские прорвали фронт, и бои ведутся на бывшей территории Германии. Что было предпринято «стратегическое отступление», которое на всех языках означает паническое бегство от противника. В этих слухах определенно что-то было, потому что движение по орловскому и белгородскому шоссе не прекращалось ни днем, ни ночью.

Не успели мы полностью прикончить свой потайной запас водки, как нас отправили в центр боевой подготовки: учить, как уничтожать танки… Нас, мастеров этого дела!

— Ну и наглость! — ворчал Порта. — Я уничтожил танков больше, чем они съели горячих обедов…

Когда мы вернулись в казармы, там было столпотворение. Повсюду группы солдат трудились вовсю, чистили, красили, снимали, ставили, передвигали, заменяли, крали и секретничали. Теперь прошел слух, что нас отправят в Берлин.

— Может, это и правда, — неуверенно сказал Грегор.

— Тогда какой смысл в этой генеральной уборке? — спросил я.

— И во всех этих учениях, курсах и лекциях? — добавил Малыш.

— Я вот что скажу вам! — заявил Порта. — Ставлю пять марок против щепотки свиного дерьма, что мы капитулируем… Вот и стараются привести казармы в божеский вид, чтобы мы выглядели настоящими прусскими солдатами, когда сюда явится Сталин!

— Недавно один человек сказал мне, — пылко подхватил Барселона, — что с Западом мы больше не воюем, что президент Рузвельт и английский король приедут к нам с визитом…

Месяца два назад он постыдился бы повторять столь вопиющую нелепость, а если бы повторил, мы бы засмеяли его. Но теперь атмосфера была до того насыщена надеждами, страхами и ожиданиями, что кое-кто даже начал тайком учить английские фразы.

Напрочь отвергли только слух, что к нам приедет Гитлер. Президент Рузвельт — да; английский король — да; но Гитлер — нет. После минутного изумления тому, что кто-то — даже принесший эту весть Хайде — может быть настолько легковерным, чтобы принять всерьез такую чушь, мы весело расхохотались.

— Ну и ахинея! — выкрикнул Малыш.

— Может, он хочет увидеть сталинградских призраков? — предположил Старик.

— Ладно же, — сказал недовольный Хайде. — Ладно-ладно, смейтесь. Стройте из себя дураков. Увидите…

И мы действительно увидели!

Два дня спустя слух подтвердился. Сказали, что Гитлер обходит казармы… он здесь! Он приехал! Он среди нас! Наш фюрер в Новой Баварии…

Вспыхнула паника и распространилась, словно лесной пожар. Офицеры бестолково носились, отдавая нелепые команды; за ними бегали унтеры, отдавая противоположные. Солдаты пришли в раздражение и начали тузить друг друга, а смятение и неуверенность тем временем нарастали. Его нет в казармах… он на пути в казармы… он приближается к казармам… он будет с нами к полуночи, он будет с нами завтра, он будет с нами на следующей неделе… он был и уехал… он не собирался приезжать…

Незадолго до полуночи нас всех выстроили по струнке, и мы ждали, что за этим последует. Все были чистыми, подтянутыми и надраенными до блеска. В конце улицы поставили двух унтеров исполнять роль наблюдателей и подать предупреждающий сигнал.

Три часа спустя мы, слегка поникшие, оставались на своих местах. Офицеры все больше нервничали, мы все больше скучали, несколько солдат нашли легкий выход и потеряли сознание.

Потом унтеры прибежали с вестью, что он едет; через несколько секунд во двор въехали три грузовика и извергли орду офицеров СС. Эсэсовцы спрыгнули, немного побегали и в конце концов образовали кордон, держа в руках пистолеты. Мы с любопытством наблюдали за их шутовством. По крайней мере, они развеяли скуку.