– Вам уже заплатили, – Лагид немигающим взором рассматривал лидера наемников.

– А мы отработали, – растянулся в улыбке Демарат, – при Гранике.

"Дурачком решил прикинуться? Ну-ну..."

– При Гранике я в самом пекле был. Вас там не помню.

– Не помнишь и ладно, а боги видели. Чисты мы перед богами, все клятвы исполнили и никому ничего не должны.

– Вас не на один бой нанимали.

– Верно, договор мы заключали с Александром на год. Можем теперь с тобой заключить. Тоже на год.

– Год не истек, – Птолемей все еще старался сохранить невозмутимое выражение лица.

– Зато истек Александр! – хохотнул Демарат, – ты чем-то недоволен, Лагид? Уж не хочешь ли сказать, что мы кого-то обманули? Нет? Или хочешь? Так ты накажи нас, попробуй!

Несколько наемников, присутствовавших на переговорах, схватились за животы. Птолемей помрачнел, но лбом в закрытые ворота биться не стал, сменил стратегию.

– Деньги любишь, Демарат?

– А кто ж их не любит?

– И то верно, да вот только посуди сам, ведь ты не купец.

– Не купец, – согласно кивнул Демарат.

– Не ремесленник и не пахарь. Ты только бошки можешь прошибать и более никаких у тебя талантов. То есть, тебе война нужна, чтобы прокормиться. Верно излагаю.

– Говоришь правильно, – все еще улыбался Демарат, – да вот только не понимаю, куда клонишь.

– Не понимаешь? Сейчас поймешь. Смотри: поход окончился неудачей, царь мертв. Теперь эллины будут рвать Македонию на части. Поди, надеешься поучаствовать?

– Почему нет? Мне все едино, кого резать. Верно, братва?

"Братва" согласно кивнула.

– А знаешь, сколько там уже желающих? Все эти скоты, зовущиеся Коринфским союзом, дружно ломанулись за раздачей лакомых кусков. Думаешь, перепадет?

– А то как? Если там не дураки заправляют, призовут Харидема. Он – наш человек, всегда платит до битвы, а не после, когда очередь за оплатой поуменьшится.

"Ишь ты, какие мы осведомленные".

– А воевать-то знаешь, с кем придется? Не думал об этом? Ну-ка вспомни Фивы, Херонею. В Иллирии ты не был, так других послушай, много интересного расскажут. Да что в такую даль ходить, Граник вспомни. Твои братья под рукой Мемнона против нас стояли, где они? Легкую добычу себе наметил?

Демарат убрал ухмылку с лица, видно – задумался. Но не испугался.

– Нить уже спрядена, как боги решат, так и будет.

– Коли нить спрядена, чего богов поминать, если Мойры и над судьбами иных бессмертных властны. Посмотри назад, Демарат.

Наемник оторопело уставился на Лагида, медленно обернулся.

– Да не за спину себе, я имею ввиду, посмотри назад, туда, за пролив. Что там?

– Что там? – тупо моргая, спросил Демарат.

– Нищая Эллада, Демарат, нищая Македония. Чем тебе заплатят за то, что ты будешь сражаться на стороне Союза? Золотом, Демарат, персидским золотом. А теперь кругом оглянись. Мы в Азии. Не проще ли то золото взять самим и не столько, сколько дадут, а сколько сможем, на сколько сил хватит?

– А ведь верно говорит, – буркнул один из наемников.

Ободренный Птолемей развивал успех:

– Там, в Элладе, ловить вашему брату нечего. Желающих много, добычи мало. На ситос заработаете, а вот на опсон уже не хватит. Всю жизнь один черствый хлеб будешь жевать, а, Демарат? А мне вот баранья отбивная милее. Ты денег из меня хочешь вытянуть, а если не дам? Мне, конечно, поплохеет, но ты о себе думай. Тебе-то какая выгода? Нам друг без друга хана.

Наемники задумались. Говорили и спорили еще долго, но дело было сделано. По рукам ударили за десять талантов и условие – будущую добычу делить в равных долях, не возвышая бывших царских "друзей" над остальным войском. Птолемей побился еще немного за выделение отдельной доли на содержание лошадей, но потом махнул рукой. Александр потратил на задаток наемникам почти восемьдесят талантов, если не больше, а потому Лагид почувствовал себя гениальным переговорщиком. Гарпал, конечно скривился, но остальные и не думали попрекать Птолемея. Мигом ощутили, как силы в руках прибыло. Подумать только – на пять тысяч человек войско приросло. Более чем вдвое увеличилось. Потом Антигон убедил снова присоединиться фракийцев Ситалка, что грабили окрестности Кизика. Войско доросло до десяти тысяч. Да, не сорок, как у Александра, но и противник вполне под стать. Уж точно числом не превышает. По крайней мере, пока.

Еще за тот трюк со шлемом царя, некоторые гетайры, кто в пылу битвы видел побольше, да еще голову на плечах имел не только чтобы есть и зевать, прозвали Птолемея Сотером, Спасителем. Разве не справедливо? Не надень он тогда этот шлем, не крикни: "Царь жив!", – как бы оно все обернулось? Третий раз Лагид выручает доверившихся ему людей. Правда, про серебро лишь единицам известно, но зато договор с наемниками у всех на устах. Птолемей раздулся от важности, как бычий пузырь, однако, едва войско миновало Пергам, на том, недоброй памяти, совете, ему этот самый пузырь прокололи.

Несмотря на обиду, он не отказался возглавить авангард из двух ил "друзей" и первым ворвался в предместья Эфеса возле Цитадели, расположенной в северной части города.

Картина, которую Лагид там увидел, потрясала: горожане штурмовали Цитадель, и та уже была на грани падения. Не впечатляет? Скажем иначе: вооруженные, чем попало, не защищенные даже плохонькими доспехами, необученные люди, наспех сооруженным тараном, били в ворота крепости, лезли на стены, защитники которых уже склонялись к тому, чтобы показать им белый щит. Да, защитников горстка, но если бы этой горсткой командовал смелый и опытный полководец, сумевший бы вдохнуть в своих людей боевой задор и уверенность в своих силах... Тиран Эфеса подобными качествами явно не обладал.

Накануне Мемнон вышел победителем из уличного сражения, но теперь, когда родосец уносил ноги, бросив на произвол судьбы Сирфака, народ намеревался припомнить тирану все притеснения, казни и грабеж сокровищницы храма Артемиды, знаменитого на весь мир Чуда Света.

Даже в самые тяжкие времена неудачного восстания против персов полтора столетия назад, богиня хранила город. Эфес имел репутацию самого свободолюбивого из ионических городов. Попав под власть персов при Кире Великом, город восставал дважды и, в конце концов, освободился, после чего почти столетие сохранял независимость. Он вновь был присоединен к царству наследников Кира по условиям Анталкидова мира, когда коварные спартанцы, не желая упускать ускользающую гегемонию в Элладе, продали ионические города персам, получив за это золото и гарантии невмешательства Персии в свои дела. Но и тогда эфесцы продолжали верить своей богине и надеяться на избавление. А потом один тщеславный ублюдок, да исчезнет его имя навсегда из разговоров мужей, спалил храм дотла, желая прославиться, и богиня покинула Эфес... Больше двадцати лет прошло, но до сих пор храм не восстановлен в былом величии. Одно название осталось. Оттого и свалились неисчислимые бедствия на эфесцев. Но все когда-то кончается и плохое в том числе.

Македонский авангард вступил в город почти одновременно со сдачей Цитадели. Народ ликовал, но, тем не менее, Птолемея заметили своевременно. Встревоженные возгласы перекрыли шумное веселье, горожане ощетинились копьями. Лагид поднял обе руки вверх.

– Мы пришли вам на помощь! Мы пришли освободить Эфес!

– Кто вы такие?

– Это же македоняне!

– Антигон пришел! Антигон Одноглазый!

– Слава Антигону!

Птолемей несколько оторопел от этих восхвалений. Он, признаться, никак не ожидал, что слава освободителей Ионии обгонит их. Горожане оказались прекрасно осведомлены о том, кто и в каких силах ведет войну против ненавистных персов.

Еще Филипп провозглашал, что его поход имеет целью пересмотр Анталкидова мира. За это эфесцы заочно поставили ему статую в храме Артемиды. Вернее, в том, что от него осталось. Простояла она, правда, недолго – люди Сирфака сбросили ее с постамента и разломали на мелкие куски. Слова своего отца повторил и Александр, а вслед за ним Антигон, ибо не нужно иметь семь пядей во лбу, дабы догадаться, что Анталкидов мир – заноза в пятке Ионии. Кто пообещает ее вытащить, за того ионийцы встанут горой. Вот все поочередно и обещают. И каждый раз в ответ всеобщее ликование. Пожалуй, немногие успели задуматься, что двое обещавших уже покойники, а у третьего сил – кот наплакал.