В избе было прибрано. У иконостаса мирно помигивала лампадка. Стол был уставлен блюдами с обильной едой и бутылями самогона. Местные кулаки не поскупились на угощение.
Все расступились, когда в избу, нагибаясь, вошел Матюхин… Он грузно опустился на лавку, сев напротив «Фролова».
В накуренной избе собралось двадцать антоновских командиров, восемь «фроловцев».
Для участия в заключительной сцене «маскарада» Котовский выбрал самых надежных и испытанных своих командиров.
Рядом с «Фроловым» сидел Эктов, открывший совещание.
С затаенным дыханием и горящими глазами слушали бандиты речи «докладчиков с мест». Роль представителя Махно с успехом исполнял один из командиров. После этого была зачитана трескучая инструкция «всероссийского штаба повстанческих отрядов». Все это придумал Котовский.
Бандиты шумно выражали свое одобрение выступавшим ораторам и одновременно с усердием хлебали борщ.
«Есаулы» и антоновские командиры поднимали тосты за «батька» Махно, за Матюхина, Фролова, Антонова.
«Фроловцы» подливали самогон в стаканы своих новых «друзей», допытываясь, между прочим, о том, где находится и что делает сам Антонов, сами же то и дело посматривали на своего командира.
У бандитов от выпитого самогона быстро развязались языки. Они стали указывать явки и места, откуда получали оружие, снаряжение и фураж. Оказалось, что у них были свои люди на военных складах в Тамбове. Все эти сведения «фроловцы» наматывали себе на ус.
Матюхин то и дело прикладывался к штофу. Выпив, он вытирал свои губы рукавом сатиновой рубашки. Стуча кулаком по столу, Матюхин говорил, что его повсюду хорошо знают, что за ним пойдет вся Тамбовская губерния, что он создаст новую армию в десять тысяч человек. Он не говорил, а рычал.
— Нужно как можно скорей уничтожить коммунию! — закончил Матюхин.
Совещание в избе продолжалось несколько часов. «Фролов» и Матюхин даже успели поспорить о том, кто из них будет главарем, когда они выступят в поход на Тамбов и Москву.
Пока командиры пировали в избе, эскадроны котовцев скрыто окружили Кобылянку. Отход в лес был прегражден пулеметами. Все было наготове.
Перед самым рассветом «Фролов» вдруг приподнялся и, опершись руками о стол, посмотрел в упор на Матюхина. Потом он вынул из кармана наган и стукнул им об стол.
Матюхин невольно привстал, ожидая, что скажет на этот раз «войсковой старшина».
— Довольно ломать комедию! Перестрелять эту сволочь! Я — Котовский!
Матюхин отшатнулся, втянул голову в плечи, точно приготовился к прыжку.
Котовский нажал спуск нагана. Курок щелкнул в тишине, — осечка. Еще раз — осечка. Опять — осечка.
Котовцы при первых же словах своего командира направили на бандитов винтовки и маузеры. Ужас и отчаяние исказили лица врагов. Раздался оглушительный залп. Казалось, не выдержат стены. Задребезжали стекла в окнах, керосиновая лампа потухла. В темноте сверкали только вспышки выстрелов.
Один из бандитов — эсер, так называемый «комиссар» Матюхина, залез под стол и выстрелил в сторону Котовского. Пуля пробила Котовскому правое плечо, но и раненый, он продолжал стрелять уже не из нагана, а из маузера.
Во время суматохи Матюхин вышиб головой раму окна и выпрыгнул на улицу. Но и там ему не удалось спастись.
Когда в избе началась стрельба, котовцы сразу же обнажили оружие. Бандитов били наповал. Борьба началась в избе, где собрались главари отряда Матюхина; она продолжалась по всему селу, на улицах, в конюшнях и в амбарах.
На дворах и на улицах шла рукопашная схватка. Тех, кто сопротивлялся, расстреливали. Многие антоновцы, расквартированные по селу, спали в полном боевом снаряжении. Когда началась стрельба, они спросонья выскакивали на улицу и не могли понять, в чем дело. На неоседланных конях, в панике носились они по селу.
Всюду раздавалась ожесточенная винтовочная и пулеметная стрельба. Бандитами никто не командовал. Котовцы находили их в печах, на сеновалах, в бороздах на огороде и обезоруживали.
Рассветало. Все стены избы, в которой только что был закончен «боевой спектакль», были пробиты пулями.
Котовский последним вышел из избы. Сдерживая стон, он сказал подбежавшим к нему:
— Ничего. Все в порядке. А это пустяки. — Он показал на правое плечо. — Как это я не проверил новенький наган, полученный из Тамбова? Ведь и это дело антоновцев. Недаром они к складам примазались. До всех доберемся.
Котовский стоял, опершись на телегу; из раны сочилась кровь, а он продолжал командовать; послал разведчиков обыскивать камыши и речку, приказал устроить несколько облав, арестовать тех из кулаков, которые хвастались перед «фроловцами» своими преступлениями против советской власти.
Котовский увидел испуганного и дрожащего Эктова. Он подозвал его и сказал:
— Ваша семья будет освобождена, а я буду просить, чтобы вас помиловали.
Не прошло и часа после первого выстрела, как все смолкло. Полки Матюхина были Изрублены, рассеяны и деморализованы. Банда была уничтожена. Уцелевшие же бандиты сами сдавались на милость котовцам, приходили с оружием и лошадьми.
Сколько выдержки и дисциплины потребовалось для того, чтобы уничтожить эту самую крупную, отборную кулацкую банду! Ни один из бойцов-котовцев не растерялся и не выдал тайны, ни один из них не допустил неловкости или неосторожности.
Тщательно, с учетом всех возможностей, был разработан этот поразительно смелый план. Для Котовского он был не случайным. Еще в дореволюционные годы, борясь с помещиками и царскими слугами, он не раз прибегал к умелой маскировке. Обогащенный опытом гражданской войны, Григорий Иванович дерзко применил маскировку в масштабе целой воинской части.
За эту выдающуюся, небывалую операцию Котовский был награжден высокой наградой — золотым клинком. На эфесе клинка сиял боевой орден Красного Знамени.
В приказе Реввоенсовета Республики об этом говорилось так: «Награждается почетным революционным оружием: командир-отдельной кавалерийской бригады товарищ Котовский Григорий Иванович за личное руководство выдающейся по смелости операцией у деревни Дмитровское (Кобылянка), в результате которой были уничтожены главари крупных шаек, а сами шайки в значительной мере изрублены, рассеяны и совершенно деморализованы. Товарищ Котовский, будучи ранен, тем не менее не оставил руководства вверенными ему частями, благодаря чему операция была закончена столь успешно»[41].
Раненого Котовского привезли в Тамбов. Ольга Петровна, бледная и слабая, вышла навстречу мужу.
— Ну вот, хорошо, что только ранили, а не убили, — говорил он, обнимая жену здоровой рукой.
Это была их первая встреча после ночи, в которую умерли девочки-близнецы.
Рана оказалась серьезной. Грозила опасность потери руки. Котовскому наложили гипсовую повязку, и в тот же день он выехал в Москву, чтобы там продолжать лечение.
В Москве его поместили в военный госпиталь.
Котовский выписался из госпиталя, когда лечение еще не было закончено. Он спешил в бригаду, которая должна была вернуться на Украину, рану же решил долечивать на ходу. Когда был снят гипс, оказалось, что он не мог свободно владеть правой рукой. Котовскому посоветовали: для того, чтобы не было укорочения руки, подвесить к локтю тяжелую гирю.
Преодолевая мучительную боль, Котовский долгое время не расставался с гирей и настойчиво разрабатывал плечевой сустав. В первых числах августа он вернулся в расположение бригады. Бойцы восторженно встретили любимого командира.
Коммунисты бригады выбрали Котовского делегатом на партийную конференцию частей Тамбовского округа.
Комбриг появился за столом президиума с подвязанной рукой. Он высоко поднимал здоровую руку в ответ на рукоплескания и сам приветствовал коммунистов: пулеметчиков, политруков, пехотинцев, кавалеристов.
Котовский говорил о задачах момента, о том, что армейские коммунисты должны помочь коммунистам, работающим в деревне, правильно и точно проводить политику партии.
41
ЦГАКА, сборник приказов Реввоенсовета республики за 1921 год.