Впрочем, асфальт довольно скоро кончился. Извозчик свернул с Тверской на какую-то улицу, а потом поехал такими кручеными закоулками, что Шурка, и так плохо знавший Москву, совсем запутался. Ехали долго и поручик, утомившийся за дорогу, даже начал подремывать, когда из этого состояния его вывел довольно бесцеремонный толчок.

— Слезай, приехали…

Чеботарев спрыгнул с подножки и показал на чуть покосившийся двухэтажный деревянный дом, выкрашенный облупившейся охрой.

— Ну, как строение?

Шурка, дремотно жмурясь, тоже выбрался на мостовую и недовольно пробурчал:

— Одно скажу, не Хамовники…

— Эва, Хамовники… — Извозчик, неожиданно вмешавшийся в разговор, хитро прищурился. — Там, в тех ваших казармах, господа-граждане, таперича аглицкие «рикарды»[38] квартируют.

Шурка мгновенно прикусил язык, а полковник, доставая деньги, примирительно бросил:

— Нам, дядя, английские танки ни к чему… — И позже, когда извозчик отъехал, добавил уже только для Шурки: — Запоминай, как на одном слове попасться можно…

— Да уж… — Шурка сокрушенно покачал головой.

— Ну ладно, бывает, — полковник ободряюще похлопал Шурку по плечу. — Нам дальше пешком.

Теперь Чеботарев повел Шурку такими задворками, что поручик только диву давался, как полковник может ориентироваться в этом лабиринте. Впрочем, он решил, что это и к лучшему. После слов извозчика у Шурки сразу возникла настороженность, и, видимо, не зря полковник демонстративно обратил внимание на охряной дом. В любом случае, если извозчик донесет, искать их будут именно там.

Тем временем Чеботарев пересек глухой, поросший травою дворик и остановился возле уж совсем ветхого дома, деревянная стена которого была подперта двумя толстыми бревнами. Внимание Шурки привлекла видневшаяся в каменном цоколе маленькая, обитая листовым железом дверь. Выщербленные ступени вели вниз, к порогу, а на самой двери, как бы врезанной в старую кирпичную кладку, висел огромный замок.

Полковник осмотрелся по сторонам, убедился, что никто за ним не наблюдает, и, сойдя по ступенькам, надавил какую-то щеколду. К вящему удивлению Шурки, дверь, по внешнему виду вросшая в косяк намертво, раскрылась без малейшего скрипа. Чеботарев махнул рукой, и поручику не оставалось ничего другого, как идти следом.

Они очутились в низком сводчатом коридоре, где все погрузилось в непроницаемую тьму. Через какое-то время Шурка услышал, как Чеботарев осторожно шарит рукой по стене, потом раздался щелчок, и под потолком зажглась слабая электрическая лапочка. Она высветила темные ребра сводов, несколько глубоких ниш в стенах и в конце коридора — дубовую полукруглую дверь. Чеботарев подошел к ней, прислушался и только после этого решительно распахнул.

Пройдя за ним следом, Шурка очутился в комнате с маленькими оконцами, глядевшими из толстенных сводов, как из глубокой ниши. Странное жилье пахло пылью, старой бумагой и мышами. Вдоль одной стены тянулись книжные полки, как бы обрамлявшие массивный письменный стол, а возле другой стоял огромный диван красного дерева, покрытый ситцевым одеялом, сшитым из аккуратно подобранных, цветных треугольничков.

Чеботарев подошел к книжному шкафу и показал Шурке на диван.

— Садись, подождем… Судя по тому, что двери открыты, хозяин дома.

Полковник еще не закончил фразу, как внезапно крайняя секция книжных полок повернулась, открыв еще один выход, и в комнату буквально влетел человек. В первый момент Шурка не успел рассмотреть его, а влетевший, столкнувшись лицом к лицу с Чеботаревым, испуганно выдохнул:

— Господин полковник… Откуда?

— Оттуда…

Чеботарев отошел к дивану и, потянув поручика за собой, сел. Теперь Яницкий мог хорошо рассмотреть вошедшего. Хозяин квартиры (а в том, что это именно он, Шурка не сомневался) был одет в бесцветно-серую блузу, перетянутую по животу солдатским ремнем, и штатские брюки, заправленные в высокие сапоги. В его лице имелось что-то, вызывавшее антипатию, но что именно, Шурка не мог уяснить.

Тем временем хозяин взял себя в руки, прошелся по комнате, сел в полукресло, придвинутое к столу, и, приняв нарочито вальяжную позу, спросил:

— Так по какому вы делу ко мне, господин полковник?

— Нам документы нужны, Питный. Московские…

Лицо хозяина дернулось, как от удара, он откинулся на спинку и, видимо, едва сдерживаясь, процедил:

— Про Питного забудьте, господин полковник… Кончились те времена, когда вы мне приказывали…

— Может, и кончились, Глеб Семенов… — В голосе Чеботарева прозвучала неприкрытая угроза. — Но они были…

— Ладно… — Взгляд хозяина как бы ушел в сторону. — Помочь, говорите… А чем заплатите? У меня ведь связи в ЧК…

Шурка понял, что хозяин не спроста упомянул о связях, и что-то тут было раньше такое, что никак не способствовало беседе. Поручик даже подумал, что Чеботарев при его характере сейчас сорвется, но полковник неожиданно примирительно сказал:

— Конечно, заплатим. Деньгами…

— Деньгами?… — пренебрежительно протянул Питный и, ловко выхватив из стола какую-то коробку, высыпал ее содержимое на стол. — Смотрите!…

Шурка против воли вскочил с дивана и подошел ближе. Ярко блестевшие самоцветами драгоценности веером рассыпались по столу, и тут поручика словно толкнуло. С самого края, зацепившись за сукно столешницы, лежала старинной работы изумрудная брошь. Шурка протянул руку, слегка повернул ее к свету и сдавленно спросил:

— Откуда это у вас?

— Что, понравилась? — Хозяин меленько рассмеялся. — Барыню одну ЧК в расход пустило, а брошку вот мне… В награду!

Кровь ударила Шурке в голову, и, уже не соображая, что делает, он выхватил спрятанный под пиджаком наган и, ткнув стволом прямо в грязно-серую блузу, нажал спуск. Выстрел прозвучал неожиданно глухо. Хозяин, откинутый на стол пулей, изумленно раскрыл глаза, охнул и мешком повалился на пол. Опустив револьвер, Шурка какое-то время тупо смотрел, как по груди убитого расползается темное кровавое пятно, потом вздрогнул и, еще не вполне владея собой, сбивчиво заговорил, обращаясь к Чеботареву:

— Господин полковник… Извините, не смог… Брошь наша фамильная… Тетушка у меня в Москве… Я хотел к ней…

К удивлению поручика, Чеботарев, даже не встав с дивана, молча и, как ни странно, совершенно равнодушно наблюдал за происходившим. Наоборот, дождавшись, когда Шурка более или менее пришел в себя, полковник абсолютно спокойно сказал:

— Спасибо, поручик, выручили. Иначе мне б самому пришлось…

— Что? Вам?… — изумился Шурка.

— Ну да… — покачал головой Чеботарев. — Я этого типа двадцать лет знаю. Не пристрели ты его, самое позднее сегодня ночью его молодцы нас бы с тобой по Неглинке[39] плавать пустили…

— Да кто же он? — Шурка совершенно машинально взял со стола брошь и, покрутив в пальцах, спрятал в карман.

— Хитрованец, — зло ответил полковник и пояснил: — Половым был в «Пересыльном»[40]. Где какие «политические»[41] собирались, все знал. Ну а теперь, похоже, старые связи пригодились…

— Так, значит… — наконец-то догадался Шурка.

— То и значит, — оборвал его Чеботарев и, резко поднявшись, подошел к столу. — Ну-ка, посмотрим…

С профессиональной ловкостью полковник принялся выворачивать один ящик за другим, и скоро на столешнице появились мешочки с драгоценностями, деньги, валюта и, самое главное, целая стопка заготовленных впрок документов. Закончив потрошить стол, Чеботарев выпрямился, удовлетворенно хмыкнул и деловито заметил:

— Однако мало…

Окинув хищным взглядом комнату, полковник не колеблясь, отошел к печке и начал стучать по изразцам. Примерно через минуту он вытащил из какой-то дыры тщательно упакованный мешок и, бросив его на диван, сказал Шурке:

— Давно имел подозрение, что у него тайничок здесь…