Орла печально покачала головой.

— Вы не понимаете. Я люблю Джайлса больше всего на свете. Я не хочу его терять.

— Но вы потеряете его, — сказала Милли, — если умрете.

— Боже, это жестоко. — Тяжело вздохнув, Орла закрыла глаза.

— Слушайте, у вас есть выбор. Можете остаться и бороться за свой брак, если вы этого хотите. — Сама Милли считала, что держаться за такого жуткого типа полное безумие. — Или можете выгнать мужа и найти себе другого — побольше, получше, посимпатичнее во всех отношениях. Вы будете тем, кто смеется последним.

— Ха, ха, — произнесла Орла без всякого энтузиазма. — Вряд ли.

— Все возможно.

— Знаете, в чем ваша проблема? Вы начитались дурацких романов.

— Бросьте, ваши романы не такие уж дурацкие. — возразила Милли.

— Спасибо. — Удивительно, но уголки ее рта задрожали. — Но вообще-то я говорила не о своих романах.

В смущении Милли сокрушенно хлопнула в ладоши. Попадание впросак — это всегда было ее коньком.

— Ладно, извините, но давайте не отвлекаться от темы. Я все еще жду вашего обещания, что вы не будете совершать самоубийства. Вам не следует этого делать, потому что в результате вы разобьете нос и обезобразите лицо.

На самом деле, если бы Орла спрыгнула с Тресантер-Пойнт вниз на острые камни, с ней бы случилось нечто худшее, чем разбитый нос. Части тела и внутренние органы разбросало бы во все стороны, а потом жадные чайки кричали бы от восторга, пикируя вниз и выхватывая клювами кусочки плоти.

Милли не была уверена, стоит ли описывать это Орле. Поможет ли это, или станет последней каплей?

К счастью, ей не пришлось этого выяснять.

— Хорошо, ваша взяла, — сказала Орла Харт. Вытерев глаза краем темно-голубого платья, она поправила волосы и встала. — Вы правы. За мой брак стоит бороться. Я не позволю этой хищной шлюшке все испортить.

Ух. Отлично. Милли почувствовала, что клещи, сжимавшие ее живот, постепенно ослабили хватку, и она вдохновенно произнесла:

— Вы можете это сделать, я в вас верю.

Они подошли к «мерседесу» — незапертому и с ключом в зажигании. Орла провела рукой по конвертам, разложенным на приборной панели, и сбросила их в отделение для перчаток. Она взглянула на Милли.

— Где вы живете?

— В Ньюки.

— Это в пяти милях отсюда. Ваш так называемый приятель не подумал, как вы доберетесь до дома?

Милли пожала плечами.

— Именно поэтому я и уговаривала вас не прыгать с утеса. Чтобы вы отвезли меня домой.

ГЛАВА 2

Отлично, еще одно подтверждение теории, рассудила Милли, лежа в ванне и шевеля пальцами ног цепочку с пробкой. Еще один аргумент в пользу той программы, которую она смотрела по телевизору три месяца назад и где речь шла о преимуществах брака по договору.

В тот момент это казалось прекрасной идеей. Милли внимательно слушала рассуждения хорошенькой молодой мусульманки, которая радостно объясняла, почему такой брак — самый лучший путь. Достаточно взглянуть на процент разводов у западных людей, которые женятся по любви. Кошмар, полный кошмар. Все говорит за то, что правильный путь — составлять подходящую пару, не беря в расчет всю эту чепуху о сексуальном притяжении и позволяя любви расти и развиваться постепенно.

Потерпев неудачу с последними десятью (или около того) бойфрендами, Милли неожиданно для себя стала с энтузиазмом кивать телеэкрану, соглашаясь с каждым словом. А когда через неделю Эстер предложила ей устроить свидание вслепую с приятелем приятеля («Я просто уверена, что вы подходите друг другу»), Милли сразу согласилась.

Познакомившись с Нилом, Милли поняла — и тоже сразу, — что он не слишком-то ей нравится. Но это было хорошо, это было правильно, потому что так и должно было быть. На этот раз ее любовь расцветет медленно, как цветок. Все, что сейчас безумно раздражало ее в поведении Нила, обязательно — со временем — перестанет раздражать и превратится в милые причуды.

За исключением привычки всасывать внутрь кофе наподобие промышленного пылесоса, которая — Милли должна была честно признаться — вряд ли могла превратиться в милую причуду.

Но эксперимент не удался. Прошло три месяца, а цветок Милли не собирался расцветать. На самом деле, как она подозревала, речь шла о бракованном экземпляре.

Действительно, зерно не проросло.

— Чай и тост, — пропела Эстер, с шумом распахнув дверь в ванную. И добавила торжественно: — И я хочу узнать, что случилось!

— О чем ты?

Милли всплыла на поверхность и откинула с лица мокрые светлые волосы, пораженная чувствительностью ее антенны. Как Эстер могла узнать, что она провела вторую половину дня, уговаривая известную писательницу Орлу Харт не прыгать с Тресантер-Пойнт?

— Постарайся не уронить все в ванну. — Опустив крышку унитаза, Эстер уселась на нее, скрестив ноги, и протянула Милли тарелку с тостами и мармеладом. — Разве ты не слышала, как звонили в дверь?

— Нет. — Милли решила, что в это время она слишком глубоко погрузилась. Или это, или громкое и бесстыдно-фальшивое пение. Боже, надеюсь, У дверей была не Орла Харт.

Впрочем, это было весьма маловероятно, учитывая, что Орла Харт не знала, где живет Милли.

— Это был Нил с твоей сумкой.

— А! — Милли с облегчением вздохнула. Ее сумка осталась в машине Нила, когда он испарился, бросив ее на вершине скалы с решившейся на всеОрлой.

— Он практически швырнул мне ее в лицо, когда я открыла дверь, — пожаловалась Эстер. — Могу тебе точно сказать, он явно был не в духе.

— Да. Полагаю, ты права.

— Знаешь, что он сказал? — Эстер с возмущением приблизилась к Милли.

— Не знаю. — Чтобы поддержать разговор, Милли добавила: — Я ведь была в ванной, как ты знаешь.

— Он сказал, что возвращает твою сумку, хотя ты этого не заслуживаешь, потому что ты упрямая, испорченная сука, эгоистичная корова, которая возомнила о себе невесть что, ясно?

— Ясно, — сказала Милли покорно. — Боже.

— Можешь себе представить, как я была поражена. — Эстер бросила на нее суровый взгляд. — Я спросила: «Все это ты говоришь о Милли Брэди? Ты уверен, что это Милли?»

— И он был уверен, — догадалась Милли.

— Ясное дело, да. Кроме того, теперь все кончено, понятно? Все кончено. Он больше не хочет тебя видеть, ты — неблагодарная сука, он жалеет, что встретил тебя, ты чертовски много о себе воображаешь, считаешь себя лучше всех... и, кстати, эта штука у тебя на ноге совсем не привлекательна, на самом деле она никого не заводит, и разве ты не в курсе, что только полные и законченные оторвы делают себе татуировки?

— Отлично, теперь буду знать. — Милли изобразила смелую улыбку. Она рассудила, что вполне заслужила все это, раз выскочила из машины Нила в такой решительный момент, не произнеся даже «спасибо, но нет, но спасибо». Естественно, он почувствовал себя уязвленным.

Однако последнее замечание, то, что касалось татуировки, попало в цель. Милли инстинктивно погрузилась поглубже в воду, стараясь скрыть под пеной украшение на правом бедре. Татуировку она сделала себе по глупости, и теперь всю оставшуюся жизнь ей придется жалеть об этом.

И так не слишком весело стыдиться своей татуировки, но еще хуже, когда тебя из-за нее называют оторвой.

— Дай-ка угадаю, — сказала Эстер, — поправь, если я ошибаюсь, но мне кажется, что вас с Нилом нельзя назвать парой месяца.

— Если речь идет не о самой нелепой паре. — Милли скорчила рожу.

— Но почему?

— Он предложил жить вместе.

— И ты отказалась?

— Я ничего не сказала. Просто вышла из машины и сбежала.

Эстер подцепила тостом мармеладный треугольник.

— Значит, все кончено?

— Все кончено.

— Так. Ну и правильно, что сбежала. Я знала: эти мусульманские идеи тебе не подходят.

— По крайней мере, я попыталась.

— Ты расстроена?

Если честно, ни капельки.

— Конечно я не расстроена! Если бы я хотела с ним жить, я бы сказала «да».