- Понятно?!
- Понятно, -ответствовал я уже настороженный всерьез. - Только вот у меня на стройке не окончены дела. Новый профсоюз Заречья.
- Некрасов! - вдруг изрекла каменным голосом . - Чтоб вашего духа там не было.
Белейшее лицо ее стало цвета хорошо обожженного красного кирпича.
А окаменелая “балетная улыбка” как сияла на лице хрущевской подсобницы, так и осталась.
- Имейте ввиду, это предупреждение - самое большое, что я могу для вас сделать. Ибо есть и другое мнение. Совсем другое…
И - тоном председателя военного трибунала: - С т р о г о р е к о м е н д у ю вам более на стройке не появляться. И не звонить.
Потянуло хорошо известным запашком: “Десять лет без права переписки”. На мгновение померещилось, я и в самом деле в своей древней Греции, где твою судьбу решают БОГИ НА МАШИНАХ, спустившиеся с небес.
Сергей Сергеевич, если вы хоть что-нибудь в этой чертовщине понимаете?
- Может быть! - процедил сквозь зубы Ермаков и окликнул шофера, который уже давно крутился около машины.
После чего “ЗИМ” управляюшего свернул к дверям грузинского ресторана “Арагви.”
Не успели еще подать традиционные “Цыплята-табака”, бутылку “Мукузани” и графин водки, как все еще страшноватая для Некрасова картина начала вырисовываться.
Хрущев так испугался цунами, им же на ХХ съезде вызванного, что породил новую “генеральную идею”.
- Наша интеллигенция пытается раскачать стихию!
Слова Генерального прозвучали, как “Спасите! Пожар!” Лубянское ухо только этого и ждало. В течение недели там был составлен и утвержден список поджигателей. На первом месте - ленинградский режиссер Акимов, поставивший “Голого короля” Шварца и другие его пьесы, “полные аллюзий”, а так же самые известные радио и телекомментаторы, “переусердствовавшие в развенчании культа личности”.
- О вас, Игорь, и слова не было, поскольку вы пока еще не мировая знаменитость.
Но все стало иным в тот день, когда в ГБ поступили “сигналы” о бабьем бунте в тресте Мострой-3, а затем и поток доносов.
Зот Инякин сообщил своему начальнику - главе КГБ Александру Николаевичу Шелепину, что все рабочее самовольство, опасная распущенность, “вся зараза” пошла гулять по Москве от ермаковского треста. И теперь уж нет удержу…
Так что в списке поджигателей ты, Иваныч, сейчас у Шелепина под номером
один. Впереди режиссера Акимова и других знаменитостей радио и телевидения.
Гордись! И не трусь! Занимайся своими лекциями и книгой. И дай мне две недели.
Спустя неделю знакомые из ЦК сообщили Некрасову, что дело приняло дурной оборот. Готовится открытый процесс над доцентом Университета Некрасовым , “злонамеренно раскачавшем стихию”.. Игорь поверить в это не мог, но спал всю оставшуюся неделю плохо. А порой просто лежал с открытыми глазами.
Ермаков не подвел, позвонил, как и обещал, день в день. В “Арагви” на этот раз не повез. Заехали на узкую малолюдную третью Тверскую-Ямскую. Отпустив шофера, Ермаков, прежде всего, успокоил Некрасова.
- Игорек, пронесло! Слава богу!. Да брось ты свои горячие спасибо: я сделал то, чего не мог не сделать. Все! Теперь, когда твоя молодая и преданная этой
еб…. власти душа больше не вибрирует, расскажу все по порядку.
И начал по ермаковски, не выбирая выражений:
- Наш неповторимый советский гнойник зреет-зреет, а когда-нибудь и прорвется. Начал, конечно, с кухарки, которая, как и завещано Владимиром Ильичом, дорвалась, наконец, управлять государством. Явился к Катерине Алексеевне .
” Вы что, дорогая, говорю…На такой суд примчит весь мой рабочий люд, и его не удержишь ничем. Обнажится - для всего мира - все наше дерьмо…
Она руками разводит.
- Все понимаю, Сергей Сергеевич, но остановить уже ничего невозможно. У Александра Николаевича Шелепина двенадцать томов оперативного расследования. Поезд ушел.
- На Колыму?!-иронизирую.- Нынче, вроде, не тридцать седьмой…”
- Колыма - это слишком далеко. Но Мордовии хрущевскому крестнику не избежать..
- Что за двенадцать томов, Сергей Сергеевич?
- Да все те же оперативные данные, как они говорят. Подглядывание-подслушивание. Узнал, Игорь, что и наши рабочие кабинеты и твой клуб-ангар нашпигованы всевозможными устройствами, закупленными на золотишко в Штатах. День и ночь записывалось каждое слово.
А Зот Инякин, мой старый дружок, к тому же настораживал ЦК в своем духе: вокруг Ермакова сбились одни жиды..
Катерина Фурцева всполошилась: -Только один Чумаков - из наших.? Тогда все яснее”
- “Только один Чумаков -наш?!” - удивленно воскликнул Некрасов. - она, Сергей Сергеевич, член ЦК партии большевиков или Михаила Архангела?”
- Со сталинских лет эти два сообщества, Иваныч, сблизились настолько, что стали однояйцевыми близнецами.
Господи, наивняк ты университетский, да если б ты знал, что Дунька вытворяла, когда была министром культуры… Мой знакомый режиссер подал ей на утверждение сценарий по рассказу Исаака Бабеля. Наша интернационалистка взорвалась: “Зачем вам эта местечковая литература?!”
- Сергей Сергеевич, да она, оказывается, просто дикая баба. Откуда в ней столько дерьма?…
- Игорь, Дунька пуста, как вакуумная лампа. Она - зеркало, отражающее Генерального. В этом вакууме раскаленная ниточка - Хрущ… А насчет “дерьма” ты попал в точку… В Германии ее имя в газетах никогда не печатали. Даже когда она каталась туда-сюда руководителем партийной делегации. “Фурцева - нехорошо прозвучит, - оправдывались немцы. - “Furzen”( фурцен) по немецки - вонять”.
Лады! Прочь от Дуньки. Двинемся далее. По счастью, на Старой площади столкнулся нос к носу с главным устрашителем Хрущева. Генерал КГБ Юрий Андропов, бывший посол в Венгрии. Ныне он в ЦК завотделом. Создал и возглавил здесь “научную группу разработчиков”. Тему “разработчиков” не скрывают: Безопасность! Как предотвратить подобные “волынки?!
Выслушав мои адвокатские всхлипы, Андропов провел меня в свой кабинет и, едва прикрыли дверь, раскричался: “Тебе хочется висеть на телеграфном столбе с высунутым языком, как висели венгерские коммунисты?”
Похоже, в Будапеште, откуда он бежал в одном исподнем, струсил мужик навсегда - на всю жизнь струсил. Ощетинился, как еж. Доказывает, что замысел “суда устрашения” своевременен.
- Ты не представляешь себе, Ермаков, как разболталась сейчас наша интеллигенция. Мы просто завалены материалом.
Хлынула литература антисоветчиков. Возвращается Михаил Булгаков с восторженным предисловием Ильи Эренбурга. Выполз из расстрельной ямы Исаак Бабель с его стариком Гедали: “Все говорят, что воюют за правду и все - грабят!” Крамолу вытолкали в дверь, а она - в окно!
А потоки анекдотов?!! Горы анекдотов! Хрущев и такой и сякой… Шпарят друг другу прямо на улице, в трамваях.
Актеры “Современника” по телефону, прямо из своего театра, называют члена Политбюро Екатерину Алексеевну Фурцеву “НИКИТСКИМИ ВОРОТАМИ” Мол, у них, как и в театре: путь к новой роли - через постель.. Так вот: за оскорбления Членов Политюро БУДЕМ САЖАТЬ.
И добавил не без грусти: -Только вот, увы-увы! не ко всякому подберешься…
И тут я понял, почему он закогтил именно тебя. Судить Акимова и его театр сатиры или “Современник”, и другие знаменитости, на слуху всего мира- сложно. Нужны прямые доказательства. А ты, Иваныч, известен лишь в Заречьи. Тут можно взбодрить идейку нетерпимости к “болтовне интеллигенции” хоть до визга, не опасаясь вселенского скандала.
- Так твой Некрасов, говоришь, идейный? - спросил вполголоса Андропов. -Болтун-ленинец или большевик? Если твердый большевик, будет говорить, что надо… Убедим! Напишем! Уверяю тебя, убедим. Убе-дим” повторил трижды.-. История нашей партии свидетельствует: и не таких приводили в чувство…”
Тут заглянула секретарша, сказала, что инструкатаж кончился. Идут к вам по записи..
Андропов кивнул ей, а мне пояснил, что сегодня был инструктаж, который проводил в шеф КГБ Александр Николаевич Шелепин.