– Проклятье! Я не требую от тебя портить свою красивую одежду для того, чтобы угодить мне. Ты думаешь, я не видел, как ты стираешь пыль своей нижней юбкой? Процеживаешь сливки через чулки? Я никогда не просил тебя об этом.
– Эта одежда не нужна мне здесь. Она непрактична. Мои старые платья вполне подходящи.
Себастьян потянулся через стол, поднял ее руки с колен и повернул к свету. Подушечки пальцев и розовые ладошки были покрыты жесткими мозолями. Кожа на руках потрескалась и покраснела от долгой работы.
Мускул на его щеке дернулся.
– Твои руки тоже были вполне подходящими. Взгляни на них теперь! Я помню их мягкими и белыми, как голубки.
Пруденс не отрывала взгляда от стола. Горькая слезинка выскользнула из ее глаз и покатилась по щеке.
Волна презрения к себе охватила Себастьяна, еще больше разозлив. Он сжал ее запястья.
– Черт побери, женщина! Я привез тебя сюда не для того, чтобы ты была моей рабой!
Она встала, выдернув руки.
– Тогда для чего же, Бога ради, ты привез меня сюда? Определенно, не для того, чтобы быть твоей женой! – Она хлопнула ладонями по столу и приблизила к нему свое лицо. – Чем тебе не нравятся эти руки? Они слишком грязные для тебя? Слишком жесткие? Не такие мягкие и белоснежные, как у Триции или Девони? – она протянула к нему руки. – Я горжусь ими. Они никогда не были более красивыми. Они не только подавали чай и перелистывали книги. Я благословляю каждый ожог, каждую мозоль, каждую трещинку на этих руках, которые трудились над тем, чтобы превратить этот заброшенный замок хоть в какое-то подобие дома для тебя.
Себастьян потянулся к ней, зачарованный страстной яростью ее голоса, но его руки поймали пустоту. Пруденс попятилась назад и оказалась вне его досягаемости.
– Я буду рада, когда придет Мак-Кей, ты, неблагодарный негодяй, – сказала она. – Я бы хотела, чтобы он приехал прямо сегодня. Мне не составит труда убедить судью в твоей двуличности, поскольку ты, очевидно, считаешь свою жену настолько отталкивающей, что предпочитаешь спать со своим кучером. Что до меня, мне наплевать на тебя и катись ты со своим драгоценным Данкерком ко всем чертям!
С этими словами она разрыдалась и, закрыв лицо руками, бросилась вверх по лестнице.
Себастьян тяжело опустился на стул и положил голову на свои сложенные руки. «Ты – тупой ублюдок», – прошептал он.
Раскат грома прокатился над замком, и Себастьян уловил в его грозном рокоте издевательский голос своего отца.
Пруденс молотила подушку кулаками. Где это видано, чтобы подушку набивали сухим вереском, недоумевала она. Если бы ей захотелось поспать в его зарослях, она пошла бы и улеглась на мокрой вересковой пустоши внизу. Просто удивительно, что Себастьян не набил подушку колючками. Проклятые горцы такие нецивилизованные, а Себастьян Керр – худший из них!
Все дурное, что она когда-либо слышала о шотландцах, всплыло в ее памяти.
Молния расчертила темное небо и залила башню голубоватым светом. Страшный раскат грома сотряс комнату, и Пруденс в страхе забилась под вересковую подушку. Где это видано, чтобы в это время года была гроза? Даже законы природы искажены в этой первобытной стране. Неужели нет ничего, на что она могла бы положиться? И мелочный, продажный хозяин Данкерка не внушал доверия. Они с Мак-Кеем были глупы, если верили, что смогут помочь такому эгоистичному негодяю.
Пруденс стало невыносимо душно под подушкой. Она перевернулась на спину и расправила шерстяное одеяло, запутавшееся в ногах. Как могла она надеяться на то, что какой-то грубый шотландец оценит по достоинству интимное очарование света свечей и атласных скатертей? Ей следовало завернуться в звериную шкуру, встречая его к ужину. Они присели бы перед костром и ели сырое мясо, разрывая его руками…
Молния расчертила небо зубчатой полосой. Раскат грома сотряс башню. Ветер ревел за окном, швыряя в дребезжащее стекло пригоршни ледяной воды. Пруденс натянула одеяло на голову.
Грозы обычно взбадривали ее, но сегодня разбушевавшаяся стихия вселяла в нее ужас. По каменным стенам метались зловещие тени. Казалось, что гроза злится на находящуюся в башне одинокую, испуганную женщину, притягиваясь, как магнитом, к ее горю и страданиям.
Сама того не желая, Пруденс внезапно ощутила рядом с собой присутствие другой женщины – матери Себастьяна. Сжавшись в комок под одеялом, много лет назад Мишель Керр смотрела полными ужаса дымчато-серыми глазами на дверь спальни, ожидая прихода деспота-мужа. И Пруденс Керр, как никогда, чувствовала боль и отчаяние той незнакомой, но такой несчастной женщины. И каждый удар грома представился ей стуком тяжелых сапог Брендана Керра по крутым ступенькам башни. Он шел к ней…
Чтобы прогнать это наваждение, Пруденс зажала руками уши, в отчаянии бормоча определение теоремы Пифагора. Оглушающий раскат грома прокатился, казалось, по самой крыше, и она подскочила, дрожа от страха, чувствуя, что рубашка прилипла к покрытому испариной телу.
Белый ослепительный свет вспыхнул в комнате, сковывая Пруденс леденящим ужасом. Что за темная фигура притаилась у окна? Ее ведь там раньше не было. Не объявился ли в замке мрачный призрак Брендана Керра в наброшенном на широкие плечи черно-зеленом пледе и с мерцающим в серебряном свете молнии палашом?
Неистовый порыв ветра налетел на замок, и распахнул окно в башне. Пруденс закричала. Оглушительный раскат грома поглотил ее крик. Дождь хлынул в башню, заливая каменный пол. Женщина вскочила с кровати и побежала к двери. В кромешной темноте она потеряла ее из вида и в панике кружила по комнате, как пойманная в клетку птица.
Голубоватый мерцающий свет заполнил пространство, и Пруденс дрожащими пальцами схватилась за железную задвижку. Она понеслась вниз по лестнице в развевающейся на сквозняке белой рубашке. Ей было безразлично, даже если в пустом холле она встретит самого дьявола, но сейчас необходимо подальше убежать от леденящих кровь кошмаров старой башни.
На последней ступеньке Пруденс наступила ногой на что-то мягкое. Она споткнулась и упала на четвереньки.
За сонным ворчанием последовало проклятие. Металлический щелчок громовым раскатом прокатился во внезапно наступившей тишине. Пруденс откинула волосы с глаз и обнаружила, что смотрит прямо в дуло пистолета Себастьяна.
ГЛАВА 29
Себастьян стоял над ней без рубашки взъерошенный, сонный и злой. Расставив ноги и прищурив глаз, он навел ствол пистолета на неожиданно свалившуюся ему на голову жену.
Пруденс вскинула руки.
– Не убивай меня. Я больше никогда не буду работать. Клянусь.
Пылающим взглядом Себастьян окинул ее с головы до ног. Ночная рубашка легким облаком окутала хрупкую фигурку. В глубоком вырезе, обрамленном тонким кружевом, мерцали округлые холмики грудей. Распущенные волосы в беспорядке рассыпались по спине. Он медленно опустил оружие.
Себастьян смущенно подал ей руку и помог подняться. Тонкая ручка в его ладони была холодной и дрожала, как пойманная птица.
Пруденс посмотрела на потертое одеяло, расстеленное на каменной плите у основания лестницы.
– И это здесь ты спишь? – спросила она.
– Ага. А что такое? – отозвался Себастьян. Он бережно положил пистолет рядом с угрожающего вида кинжалом и дубинкой и расправил свою сбившуюся постель.
Пруденс тяжело сглотнула.
– Что ты собирался сделать? Поколотить меня, если бы я попыталась убежать?
Он нахмурился.
– А куда ты собиралась в такой спешке? Ты выглядишь так, словно сама смерть гналась за тобой по пятам.
Пришла очередь Пруденс смутиться. Гроза откатилась от замка, и сердитое ворчание грома уже не было таким устрашающим. Ливень слегка умерил свой пыл, и вот уже вполне мирный дождик тихо шлепает по крыше замка. Освещенная мягким, мерцающим огнем – очага и успокоенная близостью мускулистого тела Себастьяна Пруденс изгнала свои страхи, которые показались ей сейчас детским капризом. Как могла она рассказать ему о том, что в такой панике убегала от привидевшегося ей духа его отца?